Название: Измененная реальность Автор: Lupa Бета: Hell Рейтинг: Секс, наркотики и рок-н-ролл не обещаю, но мат и драки - куда ж без них.) Так что PG-13 (не исключаю и PG-15) Пейринг: Э/К (она же ОЖП - так получилось) Размер: макси Жанр: AU, POV, Pomance, иногда Angst Саммари: Пить надо меньше, надо меньше пить... Иначе еще не то привидится. Дисклеймер: ОЖП ментально моя, остальное нехай правообладатели забирают.
Вместо эпиграфа:
Я стираю горячим дыханьем Все года у тебя за плечами. И туманится жаром сознанье, И все демоны враз замолчали.
Я на чистой, как у младенца, На руке без купели и тризны Под мелодию тихую сердца Начертаю линию жизни.
Вот значок - небольшое наследство, Вот - любовь, красота и таланты, Вот - счастливые старость и детство... Пусть признание ждет музыканта.
Бьется вскачь частый пульс - не догонит: Я сама себе душу калечу, И последним штрихом на ладони Нарисую нашу невстречу.
05:30, 04.05.2010 год ____________________________ Вот, решила тут тоже вывесить...
Отправлено: 08.06.10 23:41. Заголовок: Стоп! А можно по пун..
Стоп! А можно по пунктам? Почему гад Раулька обзывает Призрака преступником? В чем обвиняет Призрака полиция? Ему все же приписывают убийство мерзавца Буке? Или вымогательство денег у дирекции? В этой измененной реальности Эрик вообще чист аки агнец божий, даже задник на Карлотту не свалился благодаря героине, а уж фокус с флакончиком и потерей голоса вообще не докажешь - выдают певцы "жабу" порой, очень даже случается. Ниччего не понимаю...
Отправлено: 09.06.10 02:31. Заголовок: Так директора ж отне..
Так директора ж отнесли Жилю письма. И Карлотта понарассказывала. Плюс расспросы работников театра. Можно вообразить, чего они там наворотили. Плюс явление Христа народу на маскараде с размахиванием шпагой чего стоило. И с Буке неясно было. Пусть в конце и стало понятно, что это он - маньяк, но, как говориться, ложки нашлись, а осадок остался. А Рауль повторяет за полицией. Ему сказали - преступник, он и поверил. С чего бы ему сомневаться в словах префекта Парижа?
Отправлено: 09.06.10 10:03. Заголовок: Все это чепуха, когд..
Все это чепуха, когда жертв нет. Директора тупицы - Призрак на пять ставок работает, так что какое может быть вымогательство? Если разобраться, они ему еще должны останутся!
Отправлено: 09.06.10 15:46. Заголовок: Глава 20, душераздир..
Глава 20, душераздирающая, в которой героиня, наконец, остается с Призраком наедине (но лучше бы не оставалась), работает в режиме эмердженси и слушает… слушает
Ночью я почти не спала, проводя время в тревожных размышлениях о собственном безрадостном будущем. То есть, в фильме Кристине угрожала опасность схватить пулю или что-то в этом духе, но там я точно знала, что ей это уже не грозит. А тут… Учитывая, какое деятельное участие принимает во всем этом полиция, становилось весьма не по себе. И Эрик… в этой реальности его ранило, а я помнила, что в то время из-за отсутствия асептики многие раны очень быстро превращались в смертельные. На кладбище они здорово тыкали шпагами в ограду, землю и деревья. И вообще, неизвестно еще, во что виконт втыкал свою шпагу до этого? Может, в труп какой-нибудь… Мало ли какая там зараза? Утро облегчения не принесло. Нет, умница Мег исправно принесла в клювике почти полный список, да и я расстаралась, прихватив из столовой пару солонок, но… Впереди был целый день, потому что уйти я могла только вечером, притворившись, что собираюсь лечь спать. Запрись я в своей комнате днем – и эти молодчики не остановились бы ни перед чем, и дверь бы выбили без сожалений. Что ж… Я разложила инструменты, проверила притертые пробки на флаконах, бинты и прочее, замочила нитки в спирте. Не было уверенности, что шелк обезжирен, но тратить то немногое количество эфира, которое удалось добыть Мег, я не решилась. Чтобы хоть как-то успокоиться, я прогулялась по зданию, стараясь уловить общее течение сплетен. Мои конвоиры здорово мешали в этом, так как при их появлении всякие разговоры смолкали. Но я видела: они, эти разговоры – были. Возможно, я еще смогу склонить труппу на свою сторону, свою и Призрака. И все закончится хорошо. Надо только дожить до начала репетиции, а потом с помощью Мег выбрать время и место для стачки. Листовок печатать не будем, хотя пара ласковых для комиссара у меня нашлась бы. Но зачем давать ему лишнее оружие против себя? Зато все остальное, вплоть до саботажа работы французской полиции, я ему гарантирую. Нет люда более сведущего и талантливого в деле совершения гадостей ближнему своему, чем театральная труппа. А уж объединится против внешнего врага, защищая, пусть и вредного, но своего родного Призрака – это святое. Во время прогулки удалось утянуть тонкую веревку – благо, под нынешними платьями можно было спрятать роту солдат. А веревка была мне ох, как нужна. Чтобы выбраться из комнаты через окно. Ну, да, другого пути, учитывая дежурившую под дверью компанию, не было. Наконец, невыносимо долгий день закончился, я с легким сердцем пожелала Раппно спокойной ночи, показала его приятелям язык и закрылась у себя. Пора. Уже привычно надев брючный костюм, я повесила наискосок через плечо сумку с медицинскими принадлежностями, проверила ее на гремучесть и, привязав один конец веревки к ножке массивного шкафа, сделала на другом конце петлю и положила веревку на подоконник. Это будет страховка на случай, если я сорвусь с карниза, перебираясь до окна соседней – по счастью пустой – комнаты. Я забралась на стол и раздвинула шторы. За окном сидел Призрак. От неожиданности я отшатнулась и едва не грохнулась на пол. Каким-то немыслимым образом Эрик полностью убрался на наружный подоконник и теперь сидел там, прислонившись к стеклу и закрыв глаза. Чтобы не напугать его, я тихонько постучала по раме. Его глаза мигом распахнулись, он слегка повернулся и прижался к стеклу лбом. - Привет, - беззвучно проговорил он, - откроешь? Я торопливо закивала, откидывая крючок и распахивая раму. - Вот и славно, - неожиданно улыбнулся Эрик, - а то я тут уже четыре часа сижу. - Зачем? – сдавленно выговорила я. - Ну, как же? Там, на кладбище, мы не договорили. Нам помешал виконт… Хотя, оно того стоило. То, как ты разбила ему нос – клянусь, такого необычного расторжения помолвки мир еще не видел. - Так ты не сразу ушел? – почему-то меня это обрадовало. - Как я мог бросить свою певчую птичку под дулом пистолета? – Эрик пожал плечами и поморщился. Я опомнилась. - Эрик, какого черта ты сидишь за окном и разглагольствуешь? Немедленно забирайся внутрь! - Погоди, я еще хотел сказать, что ты прекрасно держалась на допросе. Я рад, что смог быть с тобой, пусть и недолго… Звезда моя… Призрак закрыл глаза. - Эй-эй! Эрик, что с тобой?! Происходило нечто странное и пугающее. Я тронула Эрика за плечо – и он начал на меня заваливаться. Памятуя о караулящих за дверью стражах, я уцепилась одной рукой за окно, другой за Эрика и практически без грохота затащила его в комнату. Хотя, честнее было бы сказать, что он свалился на меня, и я выступила в роли амортизатора. Потому и грохота почти не было. Ё-мое, какие же завтра будут синячищи! - Что там у вас? – немедленно среагировал на шум Раппно. - Птица в окно ударилась, - как можно более безразличным тоном отозвалась я, - здесь это часто бывает. - Хорошо. Спокойной ночи. - Спокойной… Да уж, ночка будет та еще! Кое-как выкарабкавшись из-под тяжелого Призрака, я слезла со стола и перевернула его на спину. Он по-прежнему лежал, закрыв глаза: бледный, потный, дыхание частое и поверхностное. Я сразу смекнула, в чем дело, но на всякий случай потрогала лоб. Эрик горел огнем. Проклиная про себя его ослиное упрямство и полное пренебрежение здоровьем, я принялась стаскивать с него плащ, фрак, ботинки и всю остальную одежду. Надо было дотащить его до кровати, и каждый лишний килограмм был весьма некстати. Так что в итоге Эрик остался в одних кальсонах. Повязку он себе сделал. Но выглядела она сомнительно – пропитанная кровью, заскорузлая, хотя и крепко примотанная к плечу. Я осторожно приподняла ее и отшатнулась от запаха. Отлично. Значит, пошло нагноение. Вот только сепсиса мне и не доставало для полного счастья. Трогать повязку пока не стала: не хватало еще, чтобы Эрик мне весь пол кровью залил. Ухватив его подмышки и напрягая все мышцы, я поволокла своего непутевого Призрака к кровати. Пришлось несколько раз останавливаться перевести дух, и все равно под конец устала, как собака. А его еще надо было поднять на кровать. Я присела рядом с Эриком и утерла пот. Что же он в себя никак не придет? В испуге нащупала пульс… нет, наполнение хорошее, должен справиться. Едва не надорвавшись, за два захода я закинула его на свою кровать. Какие же мы легкие, так жить нельзя, надо поработать над мускулатурой… Нам страшно и неуютно… Этот запах, и как выглядит рана… мы не привыкли… Пора начать привыкать… Ничего, пускай это было крайний раз почти семь лет назад, и пациентом была собака, но это ведь как с велосипедом – один раз научился, никогда не забудешь… Справимся. Все равно ничего другого не остается. Теперь нужно было подготовить инструменты и операционное поле. И ни пуха мне, ни пера. К черту. Так… с чего начать? Успокоиться, успокоиться… обычная плановая операция, мы не первый год замужем, все помним, все знаем… Подготовить операционное поле, подготовить инструменты, дать наркоз, провести ревизию раны, первичную отсроченную или вторичную хирургическую обработку, тампонировать, может, наложить провизорные швы… И ждать. Кажется, все. Я глубоко вдохнула и медленно выпустила воздух. Сознание стало кристально чистым. Никаких лишних эмоций и переживаний. Все это будет потом. Когда оно еще будет, это потом? Перетащить все поближе к кровати. Сначала инструменты на стерилизацию. Разжечь керосинку, налить в миску воды, обмотать скальпель марлей. Вода закипела, туда все железо на десять минут, больше нельзя – острие скальпеля затупится. На кровати тихо и как-то безнадежно застонал Эрик. Я метнулась туда. Ну, какого черта он еще не в сознании? Рана не настолько серьезна, чтобы вырубить здорового мужика. Если только… Я опять приподнимаю повязку. Все правильно, здесь идет подключичная вена с кучей капилляров. Поэтому и повязка заскорузла от крови. Вторичное кровотечение – тромб оторвался. Эрик, ну на кой хер ты поперся наверх вместо того, чтобы отлежаться в своем подземелье? Да еще просидел четыре часа на холоде… Господи, ну почему мне всегда достаются клинические идиоты, а? Или у мужчин этот баг в подкорке зашит, и его нельзя удалить без того, чтобы переписать все базовые установки? Меня сейчас вырвет… Не расслабляться. Привыкай, жизнь – не пряничный домик… Я боюсь… Я тоже… Мы все помним, а если забыли, всегда найдем, не зря же нас теперь двое? Навсегда двое, навсегда… Всегда вместе, рядом… Все, теперь хотя бы примерно ясно, что делать и чего ждать. Прослушала сердце – пока бьется ровно. Эх, не сильна я в общем наркозе, но учиться уже поздно. Нужно накипятить еще воды, а до этого придется обходиться салицилкой и карболкой. Ядовитые, зараза, но хлоргексидина еще нет. Как же трудно, ни новокаина, ни кровоостанавливающих зажимов… Чем я буду сосуды пережимать, если до первого наложения лигатуры ждать лет пятьдесят? Ладно, тампонада – наше все. Я вытащила из шкафа две простыни. У одной вырезала отверстие ближе к середине, это для Эрика, у другой – к краю, это мне вместо пижамы. Кусок ткани на рот и нос, вместо повязки. Третью простыню рву на части для обмывания, марлю буду экономить. Как хорошо, что есть пластырь! Может, им я и ограничусь, потому что ушивать рану – выше всех моих сил. Одна ошибка может стоить Эрику руки и самой жизни. Ну, почему меня угораздило попасть в эпоху до открытия пенициллина?!! Успокойся. У тебя все получится. Нет ничего невозможного для уверенного в себе человека… Нет ничего невозможного. Обойдусь обычной водой. Растворяю немного соли, окунаю в получившийся раствор тряпку и принимаюсь размягчать кровяную корку, чтобы отделить повязку от кожи. Вот и рана. Узкая и явно глубокая – шпагу могла остановить только лопаточная кость, а это означает воспаление надкостницы вдобавок ко всему. Рука левая, это хорошо, Эрик правша, а, значит, левой рукой двигает меньше. Еще, что еще… Десять минут прошло, надо ставить кипятиться воду. А инструменты – в спирт. Как же время тянется… Обливаю руки карболкой, принимаюсь готовить марлевые тампоны. Эрик что-то пробормотал. - Ты меня слышишь? – я мгновенно оказалась у кровати. – Ты слышишь? Я здесь, Эрик, я тебя не брошу. - Кристина… - вырвалось имя со вздохом, что легче пуха. Ну, да, Кристина, кто ж еще… Вот и не забывай об этом. Я просунула голову сквозь отверстие в простыне, концы ее завязала сзади. Почти фартук. Другую простыню – на Эрика, отверстие аккурат напротив раны. В руках – допотопная маска. Решительно вложила в нее тампон, пропитанный эфиром. Лишь бы все кончилось хорошо. Сняла полумаску. Как просто. Все так просто, когда речь идет о жизни и смерти. И ничего ты мне не сделаешь за это самоволие… Дыхание Эрика замедлилось, значит, наркоз подействовал. Я снова облила руки карболкой, мельком глянула на закипающую воду и выудила из спирта скальпель. В мозгу назойливым рефреном бьется «я тебя никогда не увижу…», и я грубовато мычу мелодию, делая первый разрез, расширяющий доступ к ране. Да, много сгустков. Иссечение тканей делать поздно, удивительно быстрое нагноение, надо просто удалить эти сгустки крови… В глубине раны видно кость. Лопатка. Наверное, надкостницу все-таки повредили. Крупная вена, чего я больше всего опасалась, не задета. Всему виной капилляры и чье-то ослиное упрямство. Что-то будто толкает меня под руку, я роняю скальпель на простыню и тянусь проверить пульс. Его нет. Переборщила с наркозом. Сдергиваю с Эрика маску, снова проверяю пульс. Пусто. Прикладываю ухо к груди – ничего. Все нормально, штатная ситуация… Решительно отодвигаю стул с миской, в которой плавают инструменты, и стаскиваю Эрика на пол. Искусственное дыхание изо рта в рот. Четыре раза. Теперь надавить на грудную клетку пятнадцать раз. Еще два вдоха. Дыши, Эрик, дыши. Не смей умирать у меня на руках, слышишь! Не смей! Ты же здоровый кабаняра! Ты не можешь умереть, ты не посмеешь! Слабый вдох звучит небесной музыкой. Какой там «Дон Жуан»? Самое прекрасное, что я слышала в жизни – этот долгожданный вдох, а размеренное движение грудной клетки… это такая эротика… Кажется, у меня эйфория. Сейчас пройдет. А пока я сижу, привалившись к кровати, а ты лежишь у моих ног. И дышишь. Дышишь, сволочь! Дышишь, любовь моя… Любовь моя… Жизнь моя… Мы его любим, ведь правда? Ведь верно? Пусть он живет… Наркоз больше нельзя давать. А как же болевой шок? Мне еще нужно промыть рану… Время вновь растянулось пиявкой по ноге мирозданья. Если нельзя дать наркоз, обойдется так. Я заметалась по комнате в поисках подходящей деревяшки. Откуда у юной звезды сцены в комнате может оказаться деревяшка? Стоп. Вешалки. Схватив одну такую, я ретировалась в ванную. Может, мои сторожа не услышат. Со всей силы я шарахнула вешалкой о край ванны, и в руке у меня осталась отломанная перекладина. Мда, придется завернуть ее в кусок простыни, а то такие занозы… Вода на керосинке давно кипит, надо снять и тоже добавить соли… Из последних сил я втащила Эрика обратно на кровать. Устроилась на нем верхом. А он все еще без сознания, дррррянь! - Очнись, сука, давай, ну, приходи в себя, - плакала я и била его по щекам. Несколько секунд спустя он открыл глаза. Чудно. - Что… Что происходит, Кристина… - чуть слышно пробормотал Эрик. – Где мы? - На! – Я сунула ему в зубы деревяшку. – Придется немного потерпеть, ладно? Я стиснула зубы и полила в рану салициловой кислоты. Пусть она токсична, но это лучше, чем ничего. Рану надо промыть. Эрик захрипел, его тело выгнулось дугой. Больно, я знаю, нужно просто подождать. Чувствую себя ковбоем, объезжающим дикого жеребца… Того гляди упаду под копыта… Полила еще раз, раздвинула пошире края раны, вон посеревшие участки. Быстро, скальпель в спирт, потом поджечь, срезать лишнее. Вроде бы, чисто. Крови тоже нет. Теперь очередь марлевых тампонов. Раствор – на пол-литра пятьдесят граммов соли, гипертонический раствор, пусть неточно. Рыхло набила рану тампонами, пропитанными солевым раствором. Эрик все хрипит, но почти не дергается. Терпит. Если бы ты знал, как мне больно. Не так, как тебе. Больнее. Твоя боль пройдет завтра, а я буду всю жизнь мучиться, сделала ли я все, от меня зависящее, или можно было постараться получше. Можно ли было обойтись без твоей боли… Сверху – слой марли, пропитанной салициловой кислотой, прибинтовать ее к плечу. Все. Совсем все. Следующая перевязка утром. А сейчас – убраться и сидеть возле кровати, слушая неровное дыхание. И это – самая совершенная музыка ночи. Эрик метался в бреду, звал меня, а у меня не было ничего, кроме ледяных компрессов, чтобы облегчить его участь. Какая же я молодец, что добилась ремонта в ванной! - Кристина… Кристина… не уходи… Я не могу без тебя… Ты… Ты жизнь, глоток воздуха… Ты – моя свобода… - бормочет Эрик. А я слушаю… - Вся моя музыка – тебе. Все, что у меня есть – тебе… Только будь со мной… Не оставь меня… А я слушаю. - Услышь меня… Никто, кроме тебя, не слышит мой голос… я кричу… а ты слышишь? Ты слышишь, Кристина? Плачь обо мне… Пой обо мне… Люби меня… Немного… Немного любви… Я прошу так мало… А я слушаю. - Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь… А я слушаю. Ибо крепка, как смерть, любовь.
Отправлено: 10.06.10 05:50. Заголовок: говорил же, что флир..
говорил же, что флирт такой до добра не доводит... одно-два свидания еще простительно ветреной женской натуре, вполне можно было определиться в симпатиях... так нет! она четыре месяца мужиков морочила!!! - вот и результат: у кого на лице, у кого на плече... короче, сама виновата... не спасет Призрака, что делать будет? повесится на собственной косе?
Отправлено: 10.06.10 12:16. Заголовок: Вот уж действительно..
Вот уж действительно Душещипательная. Прииизрака жалко!!! А героине прямо-таки не помешала бы сила двенадцати богатырей: ночка безумная и бессонная, а там еще день наступит...
Отправлено: 10.06.10 16:18. Заголовок: Глава 21, в которой ..
Глава 21, в которой героиня ухаживает за раненым партизаном, уверенно несет знамя революции в массы и ведет себя на удивление глупо, не видя дальше своего носа
Меня выбросило в реальность, как щенка в холодную воду. Открыв глаза, я сразу поняла - что-то изменилось. И не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Эрик проснулся. Чуть изменилось дыхание, и тишина в комнате… она перестала быть сонной и превратилась в тревожную. Я скосила глаза в сторону массивных бронзовых часов на бюро – половина восьмого. Так, я закончила операцию около полуночи, перевязка через двенадцать часов, значит, часа четыре у меня есть. Успею одеться, позавтракать и смотаться на первую репетицию. И нужно чем-то кормить Эрика. И неведомым образом удержать его в постели ближайшие дня два. Задачка… Ладно, хватит тянуть время, надо просто повернуться и поздороваться, как ни в чем не бывало. А заодно сказать свое «фи» сидению на камне в мороз и приползанию посреди ночи в невменяемом состоянии. Вот что бы я делала, если бы он умер? И как объясняла бы этот казус полиции? Наверняка он об этом и не подумал, эгоист чертов! Я приподняла голову, но повернуть уже не смогла – вдоль позвоночника прокатилась волна боли. С шипением схватилась за шею. Как же все затекло, мама мия! И синяки на руках – ой, сколько их… А на ноги мне заранее страшно смотреть. Вот я дура! Вместо того чтобы спать, нужно было хоть свинцовые примочки сделать, все лучше, чем ничего. А я от радости, что операция кончилась, и Эрик живой, совсем позабыла про его «полет навигатора» с приземлением на меня. Пришлось разворачиваться всем корпусом. Первое, на что я натолкнулась, был недоуменный взгляд заспанных серо-зеленых глаз. - Где я? – спросил Эрик и попытался приподняться на локтях. Но это ему не удалось – больное плечо дало о себе знать, и он с приглушенными ругательствами упал обратно. - Ш-ш-ш… - я положила руку ему на грудь, - Доброе утро, во-первых. Ты у меня в комнате. Ты явился ко мне вчера вечером, помнишь? - Н-нет. – Эрик огляделся. – Но почему я… в твоей постели? - Ты потерял сознание, рана кровоточила, и мне пришлось тащить тебя сюда и промывать ее заново, - про остановку сердца я тактично умолчала. - А-а-а… Такое странное ощущение… - он снова обвел комнату взглядом и вдруг замер. Я проследила направление взгляда. Маска. Ну да, ну да. Сейчас начнется… Эрик отвернулся так резко, что я думала, у него голова отвалится, и, вскинув руку, закрыл растопыренными пальцами правую половину лица. Я деликатно кашлянула. - Эрик, тебе не кажется, что уже несколько поздновато прикрываться? За то время, что ты тут провалялся, я могла бы твой портрет написать, а не то, что разглядеть, что там к чему и почему. Он посмотрел на меня. Господи, сколько же муки было в этих глазах! Мука, любовь, печаль, застарелый страх, что ему рассмеются в лицо, недоумение, почему я все еще сижу на полу возле кровати, а не убегаю в ужасе от того, что это я целовала на колосниках, с этим танцевала на балу, к этому спускалась в мрачное подземное логово. - Зачем? Зачем, Кристина? – простонал он. Я вздохнула. - Как я уже говорила, ты был без сознания, тебе нужен был воздух. А она мешала. Вот и все. Я бы не сделала этого без твоего разрешения, если бы не обстоятельства. Извини. Эрик опустил глаза, словно примеряясь, достаточно ли веские у меня аргументы. Наконец, снова посмотрел на меня сквозь растопыренные пальцы и выговорил: - Дай мне ее, пожалуйста. Я покачала головой. - Не сейчас. Ты все еще нуждаешься в воздухе, пока твоя рана заживает. Ох, и заставил же ты меня поволноваться! И о чем ты только думал, когда явился сюда? Взгляд Эрика внезапно стал обиженным. Как же, как же, мы снова пропускаем все слова через призму собственной мнительности. - О чем ты думал, когда явился сюда, - повторила я с нажимом, - вместо того, чтобы отлежаться у себя дома после такой раны? О чем ты, черт тебя возьми, думал, когда торчал за окном? А если бы ты умер? - Ты бы огорчилась, – осторожно не спросил Эрик. - Огорчилась?! Да я бы с ума сошла! Эрик, ты издеваешься, да? Это если бы собачка Карлотты умерла, я бы огорчилась, потому что животных люблю, а ты мне не чужой человек, в конце концов, я тебя знаю десять лет! Он явно не это хотел услышать, но первая я ему не признаюсь. А то молодец такой, взял моду признаваться в любви с риском для жизни, а я его откачивай. И каждый раз что-то мешает: то виконт, а то и собственная упертость. Особенно в вопросе своей внешности и моего гипотетического к ней отношения. Может, если он увидит, что для меня это не имеет такого значения, как он навоображал, то решится быстрее. Но тогда нужно как можно дольше не отдавать ему маску. - И какими бы словами я объясняла бы твой труп на своем ковре этому противному Жилю? – продолжила я. - Он бы меня точно посадил как соучастницу. Мне бы уже было все равно, я бы, как уже сказала, с ума сошла, но сам факт! Эрик, ты просто эгоист! Эх, я! Наехала на больного человека… Хотя, когда он здоровый, ты еще попробуй, наедь на него. - Извини, Кристина, я не подумал… - убито проговорил Призрак. - А о чем ты вообще подумал? – взъерепенилась я. - О тебе, - грустно ответил Эрик, - о… нас, - это слово он произнес так… бережно, будто боялся разбить неосторожным движением. – О том, что не успел сказать на кладбище. А потом тебя повели в кабинет, мне стало интересно, я наскоро перевязал рану и побежал в то крыло, где можно было подслушать, что творится у вас. Вечером все было отлично. А утром я почувствовал себя хуже. Меня лихорадило, показалось, будто я умираю, и тогда я решил, во что бы то ни стало увидеть тебя… в последний раз. Я сидел там, за окном, ждал тебя и умирал. Больше всего я боялся, что умру, так и не увидев тебя, так и не сказав… И ты не узнаешь… Но ты пришла… Что ты сделала, Кристина? Я ничего не помню. - Ты бредил, - устало ответила я, - а я всего лишь обработала, как следует, твою рану. В полдень я сделаю перевязку и постараюсь подтянуть пластырем концы раны друг к другу. Я снова бросила взгляд на часы. - Ох, я уже опаздываю. Так, Эрик, не вздумай вставать, пока я тебе не разрешу, иначе кровотечение снова откроется. Сейчас я уйду на завтрак и попробую тебе тоже принести что-нибудь поесть, может, с помощью Мег. А чтобы ты не волновался, что она тебя увидит, я поставлю ширму. - Мег знает… обо мне? – удивился Эрик. - Зачем ты ей рассказала? - Она моя подруга, да и помощник не помешает. И, на случай, если ты не заметил – «народные волнения» - ее рук дело. - Да, - Эрик заулыбался, - это прекрасно, теперь они все меня защищают, хотя совсем недавно считали воплощением зла… - Ну, тебя они давно знают, а полицейских первый раз видят. – Я поднялась с колен и, сходив до бюро и обратно, принесла несколько книжек. – Это чтобы ты не скучал. В этот момент Эрик наконец-то обратил внимание на то, что он несколько… неодет. Судорожно попытался левой рукой натянуть повыше одеяло, продолжая закрывать лицо правой, но скривился от боли и бессильной ярости на собственную беспомощность. Я положила книги на стул и укрыла его одеялом до шеи, откинув уголок над левым плечом. - Так лучше? – я ласково улыбнулась. - Где моя одежда? - Я ее спрятала. От полицейских, и чтобы ты не вздумал сбежать, а то знаю я вашего брата: почувствуете себя чуть лучше и давай носиться, а нам потом вас опять откачивать. Придется тебе побыть моим пленником для разнообразия. Или порадовать всю Оперу дивным зрелищем Призрака в кальсонах. Тут я, не сдержавшись, хихикнула, представив себе эту феерическую картину. Эрик насупился. - Не хмурься, а то морщины останутся, - задорно сказала я и, взяв его за подбородок, легонько поцеловала в губы. Глаза Эрика удивленно распахнулись. Похоже, он не верил, что его можно целовать вот так, без плаща, без всех этих элегантных атрибутов Призрака Оперы. И без маски. Можно целовать – и не кривиться от отвращения, и не делать над собой нечеловеческих усилий. А я смотрела на него – и улыбалась. Эрик на мгновение опустил взгляд. - А знаешь… это – не настоящие волосы… - и он снова посмотрел на меня, как мне показалось, испытующе, будто проверял реакцию, и с какой-то непонятной мне надеждой. Я пожала плечами. - Я знаю. Тебе парик мешает? Снять? Эрик помотал головой. Он успокоился, но и надежда словно бы потухла. К сожалению, у меня уже не оставалось времени, чтобы разобраться в его поведении – часы показывали без десяти восемь. Так, а теперь умываться-одеваться и марш на завтрак. Носясь по своим апартаментам подобно дорожному бегуну, я уложилась в десять минут. Последним штрихом я приволокла из ванной видавшую виды дырявую ширму с поблекшим рисунком и развернула ее, так чтобы кровати не было видно от двери и стола. - Ну, все, я побежала. Скоро вернусь, - бросила я Эрику, все это время следившему за моими телодвижениями. - Кристина, подожди, - позвал он. Я подошла. - Помоги мне, пожалуйста… Я хочу сесть повыше. Беззлобно поругиваясь на некоторых здоровяков, которых не пристало таскать на себе юным девам, я помогла Эрику сесть и подложила под спину побольше подушек. - Так лучше? – мысленно я уже была за дверью, где меня наверняка поджидала Мег и караулили трое полицейских. - Да, спасибо, - Эрик поймал мою руку и легонько сжал ее, - большая удача – иметь такого друга, как ты. - Угу, я просто Матушка Мидоус, - рассеянно ответила я. Окинув напоследок комнату придирчивым взглядом и посмотрев на Эрика, который уже потянулся за книгой, я подошла к двери и, приоткрыв ее так, чтобы нельзя было заглянуть внутрь, выскользнула в коридор. Завтрак прошел успешно. Пока я отвлекала полицейских, Мег сунула к себе в кошель несколько вареных яиц, булочку и яблоко. Потом мы поменялись, и моим уловом стали вторая булочка, кусок масла, который пришлось завернуть в обрывок нотной бумаги, и апельсин. К счастью, кофе и джем у меня водились. Сама я от волнения с трудом смогла проглотить несколько кусочков. - Кристина, как поживает ваша птица? – внезапно спросил Раппно. - Какая птица? – опешила я. - Ну, та, что билась в окно. Молнией пронеслось в мозгу: он знает. Знает сука, но почему-то не спешит доносить своему боссу. Интересно, почему? Может, метит на его место, поэтому и саботирует операцию? А может, я становлюсь параноиком… - Спасибо, прекрасно, - ответила я будто бы невпопад, - передавала вам привет. - Кристина! – умница Мег подыграла мне, достоверно изобразив возмущение, - о чем ты опять мечтаешь? - О, простите, - словно очнулась я, - задумалась об этой опере. Она такая… странная… - Довольно, - со смехом взмолился Раппно, - лекцию на музыкальную тему мои бедные уши, и так истерзанные вашими бесконечными репетициями, не вынесут. - Так и шли бы домой, - едко заметила я. - Увы, мадемуазель, долг - прежде всего, - печально ответил полицейский. После завтрака мы с Мег со всех ног кинулись ко мне – до начала репетиции оставалось минут десять. Скользнув в комнату и захлопнув дверь перед носом Раппно, мы устремились к столу. - Это мы, - предупреждающе прошептала я, чтобы Эрик не наделал глупостей. - Доброе утро, месье, - пискнула Мег, старательно не глядя в сторону ширмы. С рекордной скоростью мы в четыре руки приготовили кофе, разрезали булочки пополам и намазали их маслом, выложили клубничный джем в розетку и нарезали ломтиками фрукты. - Я быстро, Мег, подожди меня снаружи, пожалуйста – надо поговорить. Я выпроводила Мег за дверь, подхватила груженый вкусностями поднос и поскакала к Эрику. Тот успел отложить книгу и теперь осторожно прикасался к повязке на плече. - Не трогай, что ты как ребенок, в самом деле? Хочешь, чтобы тебе руку отрезали? Пусть заживает. Я взгромоздила поднос ему на колени. - Вот. Доешь – поставишь на стул, ладно? – И я сняла книги на край кровати. – Я вернусь около полудня. Эрик нехорошо сощурился. Каким-то макаром он все же дотянулся до маски, и явно почувствовал себя гораздо увереннее. - По-моему, тебе нравится, что я такой… - Беспомощный, - подсказала я, - конечно. Нам, женщинам, только дай повод пожалеть кого-нибудь – и мы залюбим его до смерти, окружим такой заботой, что бедолага взвоет и поспешит сбежать из-под нашего крыла, пусть даже и на костылях. - Откуда у тебя дар оборачивать в шутку самый серьезный разговор? – Эрик взглянул на меня исподлобья. - От мамы с папой, - хмыкнула я. – Эрик, если ты хочешь поговорить серьезно, то дождись, когда я вернусь с репетиции. У меня все мысли уже там, а здесь одни глупости остались, вот я их и болтаю. - А зачем тебе идти на репетицию? – вдруг спросил Эрик. – Почему бы тебе не позаниматься со мной? Я скептически приподняла левую бровь. - И как ты себе это представляешь? В частности, как я объясню свое отсутствие Раппно? И комиссару? «Извините, месье, но я буду разучивать партию Аминты со своим личным концертмейстером, Призраком Оперы, который совершенно случайно сидит в моих апартаментах в неглиже»? Так, что ли? Призрак стушевался. - Ты права… Тогда иди и… не задерживайся. -Буду лететь, как на крыльях. Жди, я мигом. - Я дождусь, - пообещал Эрик. За дверью меня поджидали Мег и трое служителей закона. - Могу я поговорить с подругой без свидетелей? – зло спросила я, - или для этого мне каждый раз придется уединяться с ней в своей комнате? Раппно внимательно посмотрел на меня и сделал знак своим товарищам чуть отстать. Я удовлетворенно кивнула и подхватила Мег под локоть. - Слушай подруга, у меня есть кое-какой план. Это по поводу операции, которую готовит Жиль. Здорово, что он мне про нее рассказал, конечно, это многое говорит о его умственных способностях. Но не в этом дело. Мне нужно встретиться с теми из труппы, у кого нет личного повода не любить Призрака, и кто одновременно с этим склонен к различным авантюрам, ну, там, нечист на руку и все такое… - Почему ты думаешь, что я вожусь с теми, кто нечист на руку? – шепотом возмутилась Мег. - Я так не думаю. Но у тебя, в отличие от меня, всегда было здесь много друзей и знакомых. Тебе проще их уговорить. И если они заартачатся, намекни, что полицейские будут вооружены, и в случае чего запросто могут перестрелять полтруппы. - Ты серьезно? – Мег выглядела испуганной. - Как никогда. Мне комиссар сам сказал, что дождется, когда публика выйдет из зала и даст отмашку. На нас ему плевать. - Я не понимаю одного, - немного подумав, сказала Мег, - чем ему так досадил Призрак, что он ловит его, как одержимый? Нагнал полицейских, собирается устроить засаду… Какое ему дело до Призрака? Тот вымогал деньги – таких вымогателей пол-Парижа, тот напал на Буке – тебя защищал. А что задник на Карлотту он свалил, и вовсе не докажешь. Запутанная история. - Да уж. Сама того не замечая, Мег озвучила почти все мои сомнения. Я подозревала, что комиссар ведет какую-то свою игру, но не понимала, какую. Мы подошли к репетиционному залу, где меня ждал штатный концертмейстер – личного мне пока по рангу не полагалось, да и зачем он мне, когда есть Эрик? Но не вписывать же его в штат еще и на эту должность, в самом-то деле? Мег попрощалась со мной, пообещав зайти ближе к вечеру, и побежала к матери, которая стояла возле танцкласса. Из-за двери зала показалась Карлотта в окружении свиты и пуделей. Среди пуделей затерялся и монументальный Пьянджи, очевидно, ждавший, пока дама сердца закончит со своей партией. - Ах, вот и наша новая знаменитость! – театрально возвестила прима. Я отвесила ей шутливый поклон. - И где же твой покровитель, Кристина? – продолжала глумиться Карлотта. – Затаился? Наверное, трудно ему теперь управлять своей Оперой? Может, Призраку следует снять с себя полномочия и передать их тебе? - Непременно передам ему ваши соображения, когда вновь увижу, - парировала я. - Благо, это нетрудно. - Вот как? Сам комиссар полиции не знает, где прячется неуловимый Призрак Оперы, а ты знаешь? - Знаю, - невозмутимо отозвалась я. - И где же? – поинтересовалась Карлотта с издевкой. - В моей постели, - ответила я с впечатляющим хладнокровием. Мадам Жири, которой была прекрасно слышна вся наша перепалка, побелела, Мег в ужасе округлила рот. Карлотта потеряла дар речи, Пьянджи, кажется, впервые в жизни, глянул на меня с интересом, а остальные… Остальные улыбались и ржали. Разумеется, они мне не поверили, следовательно, отныне моя комната – это последнее место, где станут искать Призрака Оперы. Получив накануне в руки свою партитуру «Дон Жуана», я в нее даже не заглянула – как-то не то настроение было. Впрочем, по меньшей мере, одну арию я знала на пять. Так я и сказала старичку за пианино. Я врала Эрику, когда говорила, что мысленно уже на репетиции. На самом деле я все время думала о нем. Но вести серьезные разговоры на бегу было, и в самом деле, довольно глупо. И все же… И все же я считала минуты до полудня. Освободившись, я зайцем помчалась к себе. Но не тут-то было. Почти у финиша меня выловил Рейе. - О, моя дорогая, вас-то я и искал! – он приобнял меня за плечи и оглянулся на полицейских, по-прежнему державших довольно приличную дистанцию. – Понимаете, у меня не выстраивается одна мизансцена… Вы не могли бы передать… моему помощнику эту записку? - Да, конечно, как только увижу, - беспечно отозвалась я. Похоже, все считают меня личным секретарем нашего оперного привидения. - Отлично. Вот, держите. Он сунул мне в руку листок, испещренный трудночитаемыми каракулями, и растворился где-то в бесконечных переходах Оперы. Раппно для проформы сунул в записку нос, но ничего не понял. - Это шпаргалка для солистов, - соврала я на всякий случай. Больше никто по дороге не попался. В пять минут первого я уже захлопывала дверь своей комнаты. Я спешила так, что аж закололо в боку. - Эрик, все в порядке? – спросила я больше для проформы. Ну, и чтобы просто услышать, как он ответит. - Все прекрасно. О, а мы уже демонстрируем сарказм и скверный характер? Чудненько. Значит, больной будет жить, невзирая на усилия врачей. И правду говорят, что даже самый добродушный мужчина, заболев, превращается в ночной кошмар. Я ради приличия постучала по ширме и заглянула за нее. Завтрак был съеден начисто, а мой пациент снова читал. - Рейе просил передать тебе это, - я протянула ему записку. – Ты чего-то там намудрил с расстановкой хора и выходом кордебалета. Получается, что Аминта торчит как дура посреди балерин и поет, то и дело уклоняясь от проносящихся над нею ног. Эрик скептически хмыкнул и углубился в изучение дирижерских каракулей. А я, прихватив поднос, пошла собирать все необходимое для перевязки. Для начала поставила кипятиться воду для солевого раствора. Потом долго думала, наложить швы или ограничиться пластырем, в итоге решила действовать по ситуации. Составив с подноса посуду и застелив его чистой тканью, выложила на него марлевые тампоны, флаконы с антисептиками и залитые спиртом инструменты. Отнесла поднос на стул возле кровати и сбегала за «грязным» тазиком для отходов. Эрик с интересом следил за моими приготовлениями, но молчал. А я во время очередного рейда со всей очевидностью поняла, что он вставал и осматривал мою комнату. Да, дурные привычки совать всюду нос неискоренимы. Наконец, вода закипела. Выждав минуту, я сняла чайник с огня и, ополоснув миску, налила в нее необходимое количество воды. Теперь соль. Замечательно. - Я собираюсь снять повязку, вынуть тампоны и проверить состояние твоей раны, потом промою ее и перевяжу заново, - пояснила я свои будущие действия. – Будет больно, поэтому если хочешь, можешь взять в зубы деревянный брусок. – Я внимательно посмотрела на Эрика. – И придется снять маску, тебе нужен воздух, да и если ты вдруг снова потеряешь сознание, она будет мешать мне. Ну? Я протянула руку. Эрик медлил. Я уже было решила, что он не станет, и смирилась с его упрямством, как вдруг… - Держи. Только отложи ее… подальше. Чтобы не было соблазна, - пояснил он в ответ на мой изумленный взгляд. Он все так же прикрывал лицо ладонью – наверное, должно было пройти гораздо больше времени, чтобы он перестал бояться взглядов окружающих. Я не стала прикасаться к нему, чтобы не волновать еще больше. От деревяшки Эрик высокомерно отказался. Его право. Аккуратно размотав повязку и сняв кусок марли, я увидела, что тампоны приобрели желтовато-розоватый оттенок. Это значит, что экссудат выходит из раны, что она очищается. Пожалуй, вечером можно будет обойтись и без тампонады. И уже тогда зашить. Когда я принялась пинцетом вытаскивать из раны марлю, Эрик зашипел и отвернулся. А я предупреждала. То ли еще будет, когда я полью салицилкой… Я осмотрела рану – хорошее состояние, признаков нагноения нет, точно вечером можно будет… зашить, пожалуй, а то рубец останется некрасивый. - Сейчас будет больно, - предупредила я, открывая флакон с кислотой. – Очень. Эрик стиснул зубы, но без толку: когда я плеснула в рану антисептик, он все равно выгнулся и застонал. - Тише, полицейские услышат, - зашептала я, навалившись на ставшее твердым, как камень, тело и лихорадочно зажимая ему рот. – Ну, все, сейчас закончу. Потерпи, пожалуйста. Я промокнула рану сухой марлей, удаляя остатки салицилки, и повторила процедуру вчерашней перевязки. - Все, теперь до вечера, - устало выдохнула я, утирая пот со лба. Эрик был бледен, дыхание вырывалось из его груди со свистом, но глаза оказались неожиданно внимательными, хотя и затуманенными следами перенесенной только что боли. - Где ты этому научилась? – требовательно спросил он. - Там же, где и готовить пасту, - вызывающе ответила я. Пусть ломает голову, может, тогда до него дойдет, что все, рассказанное на балу – правда. Эрик завозился, устраиваясь поудобнее. - И что дальше? Сколько ты меня продержишь в «плену»? - Наилучшим вариантом было бы оставить тебя тут дней на пять, но, учитывая твою свободолюбивую натуру, отпущу послезавтра, - пообещала я. Потом был обед, и снова репетиция. Зашла Мег, сообщила радостные вести – почти вся труппа горит желанием досадить полиции, и подала идею заказать у Дюрана двойные порции блюд, но чтобы их принесли как для одного человека. А после ужина я вернулась к Эрику окончательно и все ждала, ждала признания… Он молчал. Вернее, не совсем молчал: мы болтали о каких-то пустяках, обсуждали какие-то арии – все, кроме «Дон Жуана», - посмеивались над нерасторопными полицейскими, но о самом главном Эрик и не заикался. Ну и хрен с ним. Я обиделась. После полночной – последней, как я надеялась – перевязки, завершившейся стягиванием краев раны пластырем – все-таки пластырем, а не швами, - остро встал вопрос ночлега. Как показал прошлый опыт, спать сидя возле кровати для моего организма неполезно. Я придумала вытереть насухо ванну и завалиться в нее, постелив на дно подушки, плащ Призрака и завернувшись в свою накидку. Не слишком удобно, но и выбор невелик. - Ни за что! – шепотом закричал Эрик. – Я не позволю тебе спать в ванне! Там лягу я. - Во-первых, ты там не поместишься! – яростно зашептала я в ответ, - и у тебя плечо… Ты там не заснешь. - Тогда я лягу на полу! - Там сквозняки! - Тогда… Ну? Остается ведь лишь один вариант, на самом-то деле. Осмелишься ли ты его озвучить, Эрик? Он знал, что остается только этот вариант. И молчал, предоставляя выкручиваться мне. Зараза ты, хоть и любимая. Только и я не лыком шита, и на таких подставах крокодила съела и медведом закусила. - Что, предлагаешь нам лечь в одну постель? Как Тристану и Изольде? Эх, жаль, мою шпагу конфисковали, придется обойтись стилетом. Он вскинул на меня отчаянные глаза. - Кристина, клянусь, я никогда… - Успокойся, Эрик, нам некому доказывать чистоту наших помыслов, кроме самих себя. Так что двигайся. Обещаю, приставать не буду. Сильно. Правда, второго одеяла у меня нет. Кажется, мой дорогой Призрак только что испытал самое серьезное потрясение в своей жизни. Но мне так надоело с ним нянчиться… Чай, не развалится от близости любимой девушки, может, наоборот, наконец-то откроет мне, так сказать, всю глубину своей высоты. Хотя кровать и была широкой, Эрик отодвинулся так далеко к стене, практически вжавшись в нее, что я, грешным делом, подумала, что он сквозь нее просочится. Я бесцеремонно откинула одеяло, села на свою половину и потянулась потушить свечу. Все мои синяки торжественно отозвались на прикосновение края стула. Уй! - Что случилось? – спросил Эрик дрожащим от волнения голосом, - это из-за меня? - Ну, в общем, да… Я закатала рукав ночнушки и продемонстрировала ему всю палитру, расцветшую на предплечье. - Ты вчера на меня упал, а я забыла их намазать. Теперь вот хожу вся пятнистая, как жирафа. На ногах то же самое. Показать? – поддела я этого недотрогу. - Не надо! – Эрик залился краской, являя чудный контраст с белой маской. - Как хочешь… хотя зря, конечно, отказываешься. Эрик, я пошутила! – не выдержав, я откинулась на подушку и залилась смехом, стараясь, впрочем, делать это потише. – Просто пошутила, по-дружески, можно сказать. - По-дружески… - странным голосом отозвался Эрик. – Ладно. Тогда… спокойной ночи. - Спокойной… А свою маскировку снимать не будешь? Неудобно, наверное? - Сначала потуши свет. - Сейчас. Я дунула на свечку и забралась под одеяло. Ощутила движение воздуха – это Эрик протянул надо мной руку и положил на стул парик и маску. Как-то он внезапно раскрепостился… И почему мне кажется, что это не к добру? С этой трезвой мыслью я и уснула.
Отправлено: 11.06.10 14:36. Заголовок: Lupa Сегодня наконе..
Lupa Сегодня наконец прочитала главы, которые пропустила. Ух ты, какой разворот сюжета! Раульке по роже съездили!!! Так ему и надо, оболтусу!!! За Эрика вся душа изболелась, такой трогательный, такой несчастный, такой...маленький большой мальчик!!! КристоБелл просто суперская!!! Н-да... чем же закончится эта безумная история?
Отправлено: 11.06.10 16:20. Заголовок: Глава 22, в которой ..
Глава 22, в которой есть только мужчина и женщина и слова между ними, свеча на столе, хороший коньяк, снег, ночь и Бог, который есть Любовь
Выспаться в эту ночь мне так и не удалось. Где-то через час-полтора меня словно толкнуло: не то ощущение пустоты за спиной, не то слабый свет, пробивающийся сквозь ширму. Я открыла глаза. Парик и маска были на месте, и, тем не менее, Призрак бродил по моей комнате. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, зачем. Искал одежду. А может, не надо вставать?.. Надо. Посмотрю, что он делает… Оставь человека в покое… А если он решит сбежать?.. Так, это надолго. Я иду спать… Иди-иди, тогда я буду спать завтра на репетиции… Договорились… Я облачилась в пеньюар и тихо заглянула за ширму. Эрик шарил у меня в шкафу. Похоже, ему вполне хватало света одинокой свечи на столе. Я несколько минут полюбовалась видом широкой, безупречной формы, мужской спины, испещренной заметными даже в полумраке узкими белыми полосками шрамов. Наглядевшись, я кашлянула, обозначая свое присутствие. Эрик едва не подпрыгнул и весьма резво обернулся. Я вышла из-за ширмы. - И не стыдно рыться в чужих вещах? Эрик побагровел, схватил с кресла мою накидку и замотался в нее по уши. - Я искал свою одежду, - глухо пробормотал он. - Как ни странно, я и сама догадалась. Непонятно только, за каким лешим она тебе понадобилась в два часа ночи. Сбежать решил? И каков план: сигать в окно или с боем прорываться через дверь? - Я не собирался сбегать. Я хотел… почитать, - неумело соврал Эрик. Я усмехнулась. - Днем не начитался? В любом случае, копаться в дамском белье неприлично. Да и мало ли, вдруг там бы оказались компрометирующие меня письма? Эрик оживился. - А у тебя есть такие письма? – мне кажется или в его тоне прозвучала угроза? - Увы мне, - с притворной грустью призналась я, - нечем бедной девушке похвастаться. Разве что твои розы… - Ты… ты хранишь мои розы? – прерывающимся голосом спросил Эрик. - Да, и можешь счесть меня сентиментальной дурочкой. Это было так романтично… одинокая роза цвета крови с лентой черного шелка, - последние слова я почти прошептала, вся во власти нахлынувших воспоминаний – мадам Жири, «Он доволен тобой сегодня», белая маска, брошенная на пристани… - Кристина… я не знал. Не могу выразить, что это значит для меня… - Эрик сорвался в сип. Я потупилась… и уперлась взглядом в босые ступни, беспокойно переминавшиеся на холодном полу. Каким бы инфернальным не воображал себя Призрак, сейчас он банально мерз. Я вздохнула. - Не могу на тебя смотреть в этой накидке. – Я прошла мимо него к шкафу и выудила из глубины брюки и рубашку. Сунула их Эрику в руки. – Держи. Извини, не успела рубашку постирать, придется тебе походить раненым поэтом. – Нагнувшись, я достала из-под груды своих туфелек тщательно зарытые ботинки Призрака Оперы. – Вот. Остальное – в другом месте, и оттуда ничего нельзя достать без того, чтобы не устроить страшный грохот. Так что зря ты тут бродишь, вместо того чтобы спать и набираться сил. Эрик прижимал к себе ворох одежды и глядел на меня с нечитаемым выражением лица. Он не прикрывал шрамы, поскольку тусклого огонька свечи хватало лишь на то, чтобы едва осветить левую половину его лица, а правая оказалась скрыта в глубокой тени. Спохватившись, что не стоит на него пялиться, пока он одевается, я отвернулась к ширме и принялась считать в ней дырки. - Кристина, а почему именно раненым поэтом? – вдруг спросил Эрик. - Что? Ах, это… Ну, как Пушкин. Погиб поэт, невольник чести… - Ты знаешь Пушкина? Как же мы удивились-то… - Знаю. Правда цитировала я сейчас Лермонтова. Пора тебе уже привыкнуть к тому, что твоя Кристина – кладезь энциклопедических познаний. Тут сзади раздалось приглушенное чертыханье, и я невольно обернулась. Эрик успел натянуть брюки и пытался надеть рубашку, но из-за плеча это было, видимо, довольно болезненно. - Дай я помогу. Я подошла и, взяв его за левую руку, направила ее в рукав. - Теперь вторую… Он был так близко, что я могла рассмотреть каждый волосок у него на груди. Нестерпимо захотелось прикоснуться к ней, проверить, так ли хороша его кожа наощупь. Да, я уже и видела и трогала его накануне, но тогда мне было не до фривольных мыслей. Если честно, тогда я вообще ничего не чувствовала, кроме страха. А сейчас… Нечестно было пользоваться тем, что Крис спит, но я уже не контролировала себя. Бесцеремонно отведя руку Эрика, я сама застегнула манжеты. Не в силах сопротивляться неосознанной эротичности этого момента, я встала совсем близко и потянулась заправить рубашку в брюки… Руки Эрика перехватили мои, когда я уже почти упиралась ладонями ему в живот. Он дышал прерывисто – так же как я. И, так же, как мне, наверное, ему было трудно остановиться… - Не надо… - прошептал Эрик куда-то мне в волосы. Медленно-медленно я запрокинула голову и посмотрела ему в лицо. Пламя свечи придавало его чертам то животную чувственность Диониса, то жестокое коварство Локи, то неистовую ярость Марса. У меня пересохло в горле и до того захотелось поцеловать это изменчиво-прекрасное божество… Я приподнялась на цыпочки и легонько тронула губами его губы. - Не надо, - хрипло повторил Эрик и отстранил меня. Я моргнула. Волшебство развеялось. Эрик стоял передо мной, ссутулившись, и держался рукой за грудь. - Больно? – встревожилась я. - Больно… Я посмотрела на него виновато. - Это из-за меня. Как же я могла забыть – я ведь вчера здорово давила ему на ребра! - Из-за тебя, - согласился Эрик и согнулся, упираясь другой рукой в колено - Извини, я не сказала, - зачастила я, - но ты вчера вдруг перестал дышать, и сердце не билось, и я так испугалась, господи, мне было так страшно, ты не поверишь, я думала, что потеряла тебя, и, наверное, давила слишком сильно, чтобы вернуть тебя, но я проверяла – ребра не сломаны… По-моему, он имел в виду не ребра… Я думала, ты спишь… Уснешь тут, пожалуй… Я больше не буду. Пока… Ты делаешь только хуже, ему не нужна похоть… Это не похоть, это… момент такой… подходящий… Успокой его, пусть поспит, пусть соберется с мыслями, и скажет все, что хочет сказать, завтра… Да будет так. - Ты… вернула меня? Что значит – сердце не билось? – Эрик смотрел на меня в изумлении. Он даже выпрямился. - То и значит, - я вздохнула, заново погружаясь в тот ужас вчерашних минут, когда я не нащупала пульс ни на запястье, ни на шее, где сейчас трепетала голубая жилка. – Ты умер. На несколько секунд. А я тебя оживила. И думала, что умру, если ты не вернешься. Что возьму скальпель и вскрою вены, и плевать, что будет потом… Внезапно меня повело, и я едва не налетела на стол, но сильные руки подхватили меня в последний момент и усадили в кресло. - Успокойся, Кристина, - Эрик оперся о подлокотники и внимательно посмотрел на меня. – Ты такая бледная. У тебя есть нюхательные соли? - У меня есть коньяк, там, в буфете, - вяло ответила я, - директора перед Рождеством расщедрились. Не самый пристойный подарок для молодой девушки – подозреваю, его хотели подарить Пьянджи, но тот отчего-то отказался. Я отказываться не стала. Хороший коньяк. Эрик достал пузатую бутыль и два бокала, плеснул в оба коньяк на донышко. Один протянул мне, другой забрал себе и сел в кресло напротив. - Я правильно понял: ты спасла мне жизнь? - Наверное. Это называют долгом жизни. Но ты можешь не отдавать – я всегда буду спасать тебя. Я зажала бокал в ладонях и покатала золотистый напиток по его стенкам, любуясь цветом на просвет пламени свечи. Комната заискрилась радужными разводами. - Ты всегда спасаешь меня, - странным эхом откликнулся Эрик и залпом осушил свой бокал. – Ты всю жизнь спасаешь меня. От этих стен, от одиночества, от меня самого. Мой собственный бескорыстный ангел-хранитель… Это самое большее, на что я могу рассчитывать, и как я смел предполагать… - Тебе не кажется, что коньяк похож на расплавленный янтарь? – перебила я. – Люблю янтарь. Самый живой камень. Да и не камень вовсе… Застывшие слезы деревьев, рассыпавшихся прахом миллионы лет назад… Я отхлебнула из бокала, покатала во рту обжигающую жидкость и проглотила, разослав импульс тепла до кончиков пальцев на ногах. - Хочешь, я подарю тебе янтарь? Серьги, колье – все, что попросишь. Эрик снова наполнил свой бокал – не более чем на четверть. Я поднялась из кресла и подошла к окну. - Нет, не хочу. Я бы хотела огромный кулон, длиной с мой большой палец, но как я его буду носить – это же слишком вульгарно. - Носи его при мне, - в голосе Эрика прозвучала улыбка, - для меня ты в любом украшении не будешь вульгарной. - Что ты там говорил про ангелов? Извини, я перебила. – Я смотрела в темноту за стеклом. - Ничего… ничего важного. – Мне показалось или Эрик вздохнул только что? Я вгляделась в ночь. - Эрик, Эрик, смотри – снег… И действительно, за окном медленно сыпались с неба огромные хлопья. Кружились в воздухе в дивном медленном танце и покрывали своей белой фантазией удручающую серую действительность. Эрик подошел сзади, я оперлась на него спиной. Его руки обвились вокруг моей талии, и мы смотрели, смотрели… Я тихонько засмеялась. - Удивительно. Сколько здесь живу, но на Рождество обязательно выпадает снег… И пускай он тает поутру, но все равно - это самый настоящий снег. Здесь, где люди и не знают, что такое настоящая зима. Своеобразный привет от бога. Я вывернулась из его объятий и вернулась на место. Эрик тоже опустился было в свое кресло, но внезапно скользнул на пол и сел у моих ног, положив голову мне на колени. Я тронула его за плечо. - Не беспокоит? - Рядом с тобой проходит всякая боль, кроме сердечной, - тихонько рассмеялся Эрик. – Ты – единственный яд для меня и единственное лекарство. - Двести двадцать сантиметров… - пробормотала я. Даже не вздумай испортить момент своей идиотской шуткой про терапию и свои длинный ноги!.. Я и не собиралась, тем более, что это твои ноги… Наши ноги… Наши. Я молчу… Эрик удивился. - Что ты имеешь в виду? - Ничего. Старая шутка. Давай я лучше расскажу тебе про снег. - Расскажи. - Если ты всю жизнь прожил в Париже, заверяю тебя - ты не видел настоящего снега. Там, где я родилась, снег лежал по нескольку месяцев. Все реки замерзали. Наметало сугробы в рост человека. А на стеклах намерзали удивительные неповторимые узоры. И во время снегопада хлопья падали так же, как сейчас за окном – медленно и неспешно, точно в такт неведомой музыке. И отец подыгрывал снегу на скрипке. А бывало, начиналась буря, и снег летел параллельно земле, а иногда казалось даже, что он поднимается обратно в небо. Я задумалась: что еще можно рассказать? - Продолжай, Кристина, - сухим листом прошелестел голос Призрака. - Хорошо. Слушай. Зима – это всегда было время игр. Дети расчищали лед на реке и катались на коньках. Я никогда не каталась – считала себя слишком неуклюжей для этого, - снизу донесся легкий смешок. – Ну, да, я была достаточно ловкой, чтобы лазить по деревьям, но держать равновесие на льду – это же совсем другое. Еще были горки. Такое удивительное чувство: катишься вниз с огромной скоростью, а кажется, будто летишь. И совсем не страшно. Еще делали ледяные горки. Особым шиком считалось прокатиться до самого низа на ногах и не упасть. Помню, однажды я все-таки упала и разбила лицо. Меня привели домой соседские мальчишки. Мама сразу запричитала, что меня теперь никто замуж не возьмет – еще бы: вся в крови, нос распух, губы – как блины. А папа увидел и засмеялся. Сказал, что я превратилась в обезьянку. Я сразу перестала плакать – до этого обезьян видела только на картинке, а тут папа говорит. Я поверила и побежала к зеркалу проверять… Действительно, было очень похоже… Потом, конечно, все прошло… - И ты не боялась, что над тобой будут смеяться? – Эрик замер в ожидании ответа. - Нет… Наоборот гордилась, думала, буду не такая, как все, пусть завидуют. Я тогда вообще ничего не боялась. Сейчас вспоминаю… по скользкому бревну через горную речку перебиралась, прыгала со скалы в море, лазила везде… Ужас. - Могу тебя заверить – ты не изменилась. – Эрик устроился поудобнее, привалившись к моей ноге. – Я и не знал, что ты была таким сорванцом. Ты не рассказывала. - А ты и не спрашивал. Это прозвучало как упрек. Да это и был упрек, если честно. Эрик виновато засопел. - Теперь прошу. Говори, Кристина, не молчи, пожалуйста. Не сегодня. Говори со мной. - Ну… - я вспоминала, что еще можно рассказать, похожее на детство дочери шведского крестьянина-скрипача. – еще я очень любила прятаться. Залягу где-нибудь в кустах или в сарае, и слушаю, как меня ищут. А потом, как ни в чем не бывало, заходила со стороны, противоположной той, в которой меня искали… Эрик, я не знаю, что еще рассказать! - Просто… что-нибудь. Не будет слишком большой наглостью попросить тебя побыть со мной этой ночью? – Эрик поднял голову и поглядел на меня снизу вверх. - Ты так говоришь, будто это единственная ночь, которая у нас есть, а завтра я спешно уеду заграницу. Или ты. Эрик невесело рассмеялся. - Как знать, как знать… - Что за упаднические настроения?! - Продолжай, Кристина. Я в задумчивости положила руку ему на голову и пропустила мягкие пряди между пальцев. - Какие у тебя волосы, оказывается… шелковые… Ты ведь шатен на самом деле? Извини, не могу разглядеть цвет. Эрик выдернул голову из-под моей руки. - Может, не стоит говорить про меня? - Как скажешь. Эрик, ты так и будешь дуться? Ты кому хочешь насолить этим – себе или мне? И под моими пальцами вновь очутились тонкие пряди. - Давай я лучше расскажу тебе что-нибудь рождественское. Знаешь, как-то я прочитала одну пьесу. В ней главная героиня, старушка, никогда не молилась богу. Она писала ему открытки. Вернее, не писала – у нее было для этого слишком плохое зрение – но надиктовывала сама себе. И начала свою рождественскую открытку со слов: «Господи, Боже мой, здравствуй! Обращается к тебе Памела Кронки, твоя старая знакомая…» Я тоже хочу сегодня послать богу открытку, пусть и с опозданием, но лучше поздно, чем никогда, правда? Эрик молчал. Он замер у моих ног верным псом, и мне было поначалу так неловко, но постепенно я забыла об этом и чувствовала только мягкий шелк под руками, и, осмелев, дотронулась до его лица и пробежалась по нему легкими прикосновениями, желая стереть все то, что отпечатали на нем годы унижения и отчаяния, печали и одиночества. А он – не отстранился в ужасе, что я так просто глажу это лицо, не делая различий между левой и правой его половинами. Я продолжала говорить. Сегодня была моя очередь выворачивать душу наизнанку. - Господи, Боже мой, здравствуй! Обращается к тебе Кристина Даае, певица из Опера Популер, но об этом ты и сам знаешь. У тебя все что-то просят, и все время для себя. А я хочу попросить за другого. Можно? Ведь можно, правда? Ты все видишь и все замечаешь. Посмотри на меня – я скажу тебе. Он не виноват. Он не хотел обманывать, да и разве может быть обманом добро? Прости его, Господи, что тебе стоит? Помоги ему. Помоги мне, Господи, любить его. Это трудно. Иногда он бывает злым и вспыльчивым, гордым и упрямым… Он бросает тебе вызов, бросает вызов всему миру. Он не умеет по-другому. Пока не умеет. Я научу. Господи, ты же сам сказал: любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Господи, дай ему веру в тебя. Дай ему веру в меня. Дай веру мне. Я обещаю, что если даже он не поверит в тебя, моей веры хватит на двоих. Даруй покой его душе, Господи – разве он не достаточно страдал в жизни? Разве не достаточно ему испытаний? Даруй ему счастье, Господи. А если не хватит – отсыпь из моей котомки, сколько потребуется. На сем – до свидания! Аминь. Остаюсь навек твоя, Кристина Даае. Я помолчала, глядя на оплывшую свечу, и добавила: - Ложись спать, Эрик. Эрик вздрогнул, точно пробуждаясь от грез. - А ты? - А я посижу еще. Почитаю. – Я указала на партитуру «Дон Жуана». – Узнаю, наконец, чем там все закончилось. Иди, Эрик. Спи. Удивительно, но он послушался. Встал и ушел за ширму. Я еще немного посидела в кресле с так и недопитым бокалом, вглядываясь в мерцающую глубину. Потом заглянула проверить, как там Эрик. Он спал. Во всем его облике сквозило умиротворение. Я подоткнула одеяло и поцеловала его в лоб. - Кристина… - прошептал он во сне. - Я всегда буду на твоей стороне, - пообещала я, - спи, спи, любовь моя. Ты не слышишь, и завтра нас разделит день, и ты снова найдешь для себя отговорки, чтобы промолчать, чтобы уверить себя, что не имеешь на меня прав. А сегодня слушай меня. Твое клеймо на мне. С того момента, как ты сказал «Только так и нужно», оно отпечаталось на моей душе. Ради тебя я забыла прежнюю жизнь. Ради тебя я рискну жизнью. Ради тебя я буду спасать тебя от себя самого. Спи, Эрик. Я вернулась за стол и раскрыла кожаную папку. До утра оставалось пять часов. Пять часов иллюзии сбывшегося счастья.
Отправлено: 11.06.10 17:11. Заголовок: Хм... что-то я сомне..
Хм... что-то я сомневаюсь, что даже такой высокообразованный парижанин, как Призрак Оперы знал Пушкина. В Европе на тот момент самым известным русским автором был Тургенев, впрочем, он и жил в Париже и умер во Франции... но это так, лирическое отступление. Мне тоже очень нравится твой фик. А эта ночь так романтична...
Отправлено: 12.06.10 16:26. Заголовок: Глава 23, в которой ..
Глава 23, в которой героиня беседует о душе и искусстве, изображает из себя не то Мату Хари, не то миледи Винтер, причем довольно успешно, и литрами поглощает кофе Кажется, я все же заснула прямо посреди чтения. Последнее, что я помнила – это крестьяне с факелами и вилами, окружившие дом Дон Жуана. Дальше был провал. А во сне мне казалось, будто я лечу, и мне тепло и спокойно, и мои крылья надежно опираются на воздух… - Кристина, пора вставать, - раздался над головой такой знакомый и родной голос, и меня легонько потрясли за плечо. - Не-ет... Пожалуйста… Я полежу еще минуточку. Ма-аленькую, кро-ошечную… Я зарылась носом поглубже в подушку. Подушку? Похоже, я снова очутилась в своей кровати. Медленно выплывая из объятий сна, я перевернулась на спину и уставилась в потолок. Веки отказывались моргать и норовили захлопнуться окончательно. Перед мысленным взором постепенно развертывались события минувшей ночи. Да… Если уж после этого Эрик не понял, как мы к нему относимся, то… То он – просто упрямый осел, который не видит дальше своего носа. Я скосила глаза вбок: Эрик, слегка наклонившись, стоял возле кровати. Он успел надеть парик и маску, но… Помимо воли мои губы растянула улыбка, и я прикрыла ее ладонью. - Что? – удивленно спросил он. Я по глазам видела, как он просчитывает в уме, смеюсь я над ним или рада видеть. Кажется, пока с небольшим перевесом побеждало второе. А зря. - Я вдруг поняла, что ни разу не видела тебя небритым. Небритый Призрак… Не в силах сдержаться, я приглушенно хрюкнула. Эрик смутился, но не обиделся. - Ну уж… Не вижу ничего смешного, - он характерным жестом потер подбородок. - Я вижу. Это очень мило. – Я чуть приподнялась и потерла шею. – А сколько времени? - Почти восемь. - О-ох! Что ж я маленьким не сдох? А ведь мог, и никто же не помог… - по привычке простонала я. Эрик удивленно приподнял левую бровь. - Неужели так плохо? - Прошлая ночь была бессонной, и в эту я проспала не больше четырех часов. По-моему, этого достаточно, чтобы с утра хотелось застрелиться. Это ты меня перенес в кровать или я сама? - Я проснулся два часа назад и увидел, что ты спишь в кресле в неудобной позе. И да, перенес. - Угу, значит, спали вахтовым методом. Тоже неплохо. Сев на кровати, я потянулась за пеньюаром. Эрик опередил меня, сдернув его с ширмы и развернув передо мной. - Мадемуазель не угодно завтракать? - Мадемуазель угодно выпить пару чашек крепкого кофе. И пусть мне будет хуже. – Я просунула руки в рукава пеньюара. Мы прошли к столу, на котором стояла окончательно расплавившаяся свеча и лежала открытая партитура. Я шмякнула свою бренную тушку на стул и, распластавшись грудью по скатерти, уронила голову на руки. - Умираю - спать хочу, - пожаловалась я мировому пространству. Пространство в лице Эрика ничего не ответило. Вместо этого Эрик разжег керосинку и поставил на нее турку. Пора было, в самом деле, серьезно поговорить о том, что тут произошло вчера, вернее, уже сегодня. - Эрик, что ты думаешь об этой ночи? Он развернулся ко мне. Глаза умоляющие, отчаянные. - Кристина, пожалуйста, давай забудем о ней… Ничего не было… Не могло быть. Она нам приснилась. Это было наваждение, сон, сказка о сбывающихся мечтах… О, как! Я сощурилась. - Знаешь, я в корне не согласна с тобой по этому вопросу. И ты от меня не отделаешься. Мы будем говорить об этом, - с нажимом произнесла я, - Или ты намереваешься оскорбить меня, показав, что я напрасно вчера открыла тебе свою душу? Ты ведь сам хотел узнать меня настоящую, я помню. Узнал – и что? Отмахнулся, как будто это ничего не значит? Эрик вздохнул и отвернулся. - Кристина, прости, я тебя обидел. Это вышло невольно, я не хотел. Но… Не сейчас. Я не готов. Пожалуйста, поговорим об этом… позже. Обещаю. Мне нужно немного времени, только и всего. Могу я попросить своего ангела-хранителя дать мне время? Кажется, мы опять попали мимо цели. И Эрик все-таки осел. Или никак не может справиться с навалившимся счастьем? Правда, для счастливого человека у него слишком уж удрученный вид. И почему-то такое чувство, что скоро мы начнем воспринимать слово «ангел» как изысканное оскорбление… Что ж так спать-то хочется? Вскоре в руках у меня очутилась чашка. Кофе был черным и зловещим, как ему и полагается. Первый глоток едва не застрял в горле, второй гулко упал в желудок, а третий разнес по телу восхитительный заряд бодрости. Кажется, я снова становлюсь белым человеком. Я ткнула чашкой в сторону стула напротив. - Садись, бери вторую чашку. Если не хочешь говорить – не надо. - Ты обиделась, - с грустью констатировал мой Призрак. Он сел и уставился в темную густоту кофе. – Я знаю, что поступаю неправильно, но… Это слишком для меня. Я никогда и мечтать не смел. Ты дала мне слишком много, чтобы я смог принять это сразу. Не то, чтобы мы обиделись… Пожалуй, мы уже привыкли к его неверию в природу наших чувств. Видимо, придется еще постараться, может, всю жизнь придется доказывать ему свою любовь… Любовь женщины к мужчине. Мы привыкнем... Уже привыкли, уже. Главное, запастись терпением - надеюсь, у нас хватит сил. Сейчас притворимся, что нам все равно, пусть и в самом деле переварит происшедшее. Но если он и в следующий раз начнет выкаблучиваться и носиться со своей маской, как дурак с писаной торбой, мы его просто убьем. Чтоб не мучился. А что, вполне гуманно… Я перевела взгляд на папку. - Эрик, как ты умудрился написать такую красивую оперу про разбойника с большой дороги? Он аж подпрыгнул. - Про кого? - Твой Дон Жуан – форменный бандит. И замашки у него бандитские. Я не понимаю, какую мораль в себе несет эта опера, кроме как «Живем один раз». Извини, конечно… Эрик посмотрел на партитуру так, словно впервые ее увидел. - Прости, Кристина, но… до какого места ты добралась? Я прислонила чашку ко лбу. - Кажется, до того момента, как селяне решили предать Дон Жуана строгому, но справедливому суду Линча. Кстати, заодно спрошу – чем все кончилось-то? - Ну, крестьяне захватили Дон Жуана и собирались повесить его на воротах собственного дома. – Эрик поерзал. – И тогда вышла Аминта и напомнила про обычай, согласно которому, если юная девушка согласится взять приговоренного в мужья, то его милуют и отпускают с ней. Крестьянам пришлось подчиниться обычаю, и Дон Жуан вновь обрел свободу. Крестьяне велели обоим убираться и не возвращаться. Дон Жуан и Аминта ускакали на его коне. - А дальше? – я с интересом подалась вперед. - Это все, - удивленно ответил Эрик. Я фыркнула и выразительно покачала опустевшей чашкой. Он правильно понял намек и принялся готовить вторую порцию кофе. - А какова, в таком случае мораль басни, в смысле, оперы? Где тут развитие Дон Жуана как персонажа? Развитие Аминты я вижу, и вывод в ее случае очевиден – если ты полюбил, то уже не имеет значения, насколько плох или хорош твой возлюбленный, неважно, убивал он, обманывал или вел распутную жизнь – в твоих глазах он совершенен. А Дон Жуан? Такое впечатление, что стоило им отъехать за ближайший поворот, как он девушку прирезал и спокойно принялся за старое. У других он либо несет наказание, либо сам влюбляется и раскаивается и, таким образом, доказывает, что зло не остается безнаказанным, а любовь способна растопить и обратить к свету и самое черствое сердце. А у тебя? Расскажи мне про Дон Жуана. Кто он, каков он, что он вынес из этой истории? Эрик протянул мне чашку, но не стал садиться, а вместо этого прошелся туда-сюда по комнате, словно собираясь с мыслями. Я молча следила за ним взглядом, давая возможность обдумать ответ. - Что он вынес… Там есть момент, когда Дон Жуан стоит с петлей на шее и готовится встретить неминуемую смерть, он понимает, что предстанет перед Творцом, и тот ввергнет его душу в Ад. Ему становится страшно. Появляется Аминта. Он ждет, что она присоединится к толпе и швырнет в него камень, как он и заслуживает. Но она говорит об обычае, говорит, что любит его и готова спасти от гибели, став его женой. Оказывается, есть чистая душа, способная полюбить его, чудовище… несмотря на все его прошлые грехи, несмотря даже на то, что он обманул ее, выдав себя за другого, она все равно увидела в нем что-то, за что можно полюбить… Дон Жуана. И он раскаивается и обращается к богу, клянясь встать на путь исправления и вести отныне честную, полную смирения, жизнь. Как и все люди. Пока Эрик взволнованно бегал по комнате и, жестикулируя, описывал свое сокровенное желание, причудливо преломившееся в истории коварного соблазнителя Дон Жуана, я отстраненно думала, что в этом, наверное, все и дело… Ему нужно, чтобы мы были героиней романтической истории… Чтобы все было, как в тех книжках, что он читал... Он читал – и воображал себя главным героем… А когда ему говорит о любви настоящая живая девушка, он не верит, потому что в этот момент он не герой… Не герой, а просто Эрик. И он не верит, что кто-то может любить Эрика как обычного мужчину, со всеми этими его шрамами, ошибками, прошлым... Со всей его жизнью. Бедное Чудовище – у него даже не было волшебной розы, чтобы поддерживать надежду на возможную встречу с Красавицей. Пусть шанс был мал, пусть… Поэтому он хочет, чтобы мы пели, невзирая на опасность. Чтобы он пел с нами. И для него куда страшнее наш предполагаемый отказ, нежели облава. Значит, будем петь… - Эрик, не мельтеши, - досадливо проговорила я, - у меня голова кружится. Он как по команде вернулся на стул и выжидательно посмотрел на меня. - Теперь каков твой вывод о Дон Жуане? - В его случае, видимо, мораль в том, что раскаявшийся грешник для бога более ценен, чем безучастный праведник, вроде отца Аминты. Что ж… Но мне не суждено было закончить предложение. В дверь постучали – настойчиво и громко. Мы с Эриком тревожно переглянулись. Я никого не ждала. - Мадемуазель Даае, прошу вас открыть. Именем закона, - раздался ненавистный голос комиссара Жиля. Я в ужасе поднесла руку ко рту. В голове вихрем пронеслась мысль: куда спрятать Эрика? Я посмотрела на него – Эрик подобрался, словно хищник перед сворой собак. Я наклонилась вперед и сжала его руку, произнеся одними губами: - Быстро под стол. Он в недоумении покачал головой и кивнул в сторону окна. Я покрутила пальцем у виска и прервала нашу пантомиму, чтобы отозваться комиссару: - Одну минуту, месье Жиль, я только что проснулась и неодета. - Думаю, я переживу это зрелище, - нахально ответил тот. - Прошу вас, комиссар, вы вгоняете меня в краску! – как можно более игриво отозвалась я. – Дайте даме минутку! Эрик вытаращился, точно у меня пробилась вторая голова или что-то в этом роде. Я ответила ему самым своим свирепым выражением лица и сдернула на пол. Опустилась следом. - Забирайся под стол и сиди тихо, - зашептала я ему на ухо, - скатерть свисает почти до пола, на всякий случай я сяду в кресло, и комиссар тебя не увидит. Надеюсь, он скоро уйдет. Давай-давай, шеметом. Эрик убрался под стол, а я выпрямилась, расправила складки скатерти, придвинула поближе кресло, а один из стульев, наоборот, убрала, чтобы не было заметно, что тут сидело двое. Что еще? Ах, да – чашка. - Мадемуазель, если вы не откроете, я прикажу выбить дверь, - елейным тоном произнес Жиль. - В таком случае, вам придется платить за ремонт, - ласково ответила я. Так, быстро в ванную, помыть чашку, заодно поплескать на лицо прохладной водой. Ой, зеркало завешено – полотенце вернуть на крючок. Больше следов нет. Одежда Эрика, свернутая, спрятана в пространстве за выдвижными ящиками бюро, медицинские принадлежности я еще вчера затолкала за решетку вентиляции. Вернув чашку в буфет, я взбила волосы попышней и решительно приспустила рубашку и пеньюар, обнажая плечи. Попробуем воздействовать на комиссара, может, тогда он не будет глазеть по сторонам. Пощипав для верности щеки и покусав губы, чтобы сделать лицо поярче, я вздохнула поглубже – и решительно отперла дверь. - Доброе утро, мадемуазель! – до отвращения жизнерадостно поприветствовал меня Жиль и бесцеремонно отодвинул в сторону. Следом за ним в комнату протиснулись двое моих стражей с подносами, груженными снедью. Я прямо чувствовала, как распахнулись глаза, и отвисла челюсть, делая меня похожей на хрестоматийный образ Кристины. - Ч-что это? Зачем? – я вытянула дрожащую руку по направлению к полицейским, застывшим почетным караулом. - Что? Ах, это… Мне нужно было с вами поговорить, и я подумал, что негоже вам из-за меня пропускать завтрак. Венсан, Арман, оставьте подносы и можете быть свободны. Нам с мадемуазель Даае предстоит долгий разговор. Я уселась в кресло и закинула ногу на ногу, позволив тонкой ткани натянуться, четче обрисовав все имеющиеся округлости. Заодно и перекрыла визуальный доступ к подстольному пространству. - Слушаю вас, - и я принялась спокойно и не без определенного изящества намазывать масло на хлеб. - Мадемуазель Даае, до меня дошла информация о вашем вчерашнем выступлении. Вы заявили, будто бы Призрак Оперы бывает в вашей постели. Это так? - Комиссар, вы интересуетесь, действительно ли я так сказала или действительно ли Призрак греет мою постель? - Вы прекрасно поняли меня. Я кивнула. - А что, если я скажу «да»? - Тогда я назову вас маленькой лгуньей, ибо не далее, как позавчера вы заявляли, что на знакомы с ним. - О, мы, женщины, так непостоянны и лживы, это еще от Евы повелось, - я положила на краешек бутерброда немного джема, - вы тоже не далее, как позавчера орали мне «ты» и угрожали каторгой. Попробуйте круассаны, они восхитительно свежие. - Прекрасно, оставим светскости. – Жиль разлил по чашкам кофе. – Так это правда? Я пристально посмотрела ему в глаза. - Да. Лицо комиссара исказила неприятная усмешка. - А как же описание, данное покойным месье Буке? Словно желтый пергамент его кожа… - Мой любимый цвет. - …Дыра зияет вместо носа… - Мой любимый размер. Усмешка комиссара превратилась в глумливую. - Что, девочка, ты из тех, кто любит уродов? Я предостерегающе опустила руку с кресла, дотягиваясь пальцами до бахромы скатерти и, приподняв ее, просунула ладонь внутрь. И за нее сразу же крепко ухватились. Ободряюще сжав руку Эрика, я томно поглядела на комиссара и покачала на ноге туфлю. - Я вообще-то высоких люблю. И стройных. А то представьте кого-нибудь с комплекцией Пьянджи – такой же раздавит и не заметит. Ужас. - То есть иные его… достоинства настолько перевешивают недостатки внешности, что ты, не раздумывая, променяла виконта со всем его богатством и знатностью на Призрака Оперы? – Жиль завладел розеткой с джемом и методично ее опустошал. - Вам ли не знать, комиссар, что влюбленной женщине не до раздумий? – парировала я. Ладонь в моих пальцах чуть дрогнула. - Отлично. Просто отлично. Тогда объясни мне, почему ты согласилась участвовать в облаве? Я сомневаюсь, что тебя испугала перспектива каторги. Я знаю такую породу женщин – вы можете согнуться под обстоятельствами, но не сломаетесь. -Какой вы недогадливый! – я звонко рассмеялась, запрокидывая голову и позволяя волосам свободно рассыпаться по обнаженным плечам. – Я согласилась лишь потому, что хочу спеть в Его опере. Да мне достаточно пальцами щелкнуть - и ни меня, ни его здесь не будет, и никто нас не остановит. Ищите ветра в поле. Но нам это не нужно. Как бы вы ни пыжились, Жиль, это здание и его Призрак вам не по зубам. Как знать, не сидит ли он сейчас где-нибудь рядом, слушая нашу премилую беседу? Вдруг в этой комнате тоже есть тайный проход? Комиссар побагровел. - Я прикажу продолбить здесь каждый сантиметр! Мы выкурим этого зверя из норы! - Не трудитесь. – Я неспешно завтракала, по-прежнему держа одну руку под столом – на случай, если Эрик решит проявить самодеятельность. – Боюсь, если вы попробуете начать тут все крушить, с вас спросят директора. А чтобы отыскать здешние тайные ходы, вам понадобиться взорвать всю Оперу. - Возможно, я так и сделаю, - прошипел Жиль, но я видела по его глазам, что битва осталась за мной. Я решила добить его. - Знаете, это здание… Оно не принадлежит ни вам, ни даже директорам, - тихо, но очень четко проговорила я. – Им владеет Призрак, и все тут подчиняется воле хозяина. Вы бессильны против Него, комиссар. Вам не выиграть. Это Его территория. Это Его Опера. А я – Его женщина. - Это мы еще посмотрим! – вскричал Жиль и внезапно, больно сжав мне подбородок пальцами, впился поцелуем в губы. В первое мгновение я опешила от такой наглости, но быстро пришла в себя и укусила его за нижнюю губу. Жиль взвыл и отпрянул назад. - Чертова мерзавка! – закричал он, трогая окровавленную губу. Увидел на пальцах кровь и озверел окончательно. Хлоп! Звук пощечины выстрелом разнесся по комнате. Удар был такой силы, что у меня клацнули зубы, и зазвенело в ушах. Я изо всех сил сжала руку Эрика - так что ногти впились в кожу, - не позволяя ему выскочить из-под стола и растерзать комиссара на месте. - А теперь Он просто убьет вас, - спокойно сказала я, глядя снизу вверх прямо в искаженное бешеной злобой окровавленное лицо. Неизвестно, чем бы кончилось дело, но тут в дверь постучали. - Что еще? – раздраженно рявкнул Жиль. - К мадемуазель посетительница. Жиль выпрямился и поправил шейный платок. - Очень хорошо. Благодарю вас, мадемуазель за приятно проведенное время. Думаю, это не последняя наша встреча. - Как знать, - я слегка склонила голову и улыбнулась. – Всего вам хорошего. Жиль был у самой двери, когда я окликнула его. - Чуть не забыла самое главное, комиссар. Он оглянулся. - В чем дело? - Держите руку на уровне глаз. Комиссар рывком распахнул дверь. На пороге стояла мадам Жири.
Все даты в формате GMT
-5 час. Хитов сегодня: 16
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Если разобраться, они ему еще должны останутся! 
- вот и результат: у кого на лице, у кого на плече... короче, сама виновата... не спасет Призрака, что делать будет? повесится на собственной косе?
Так ему и надо, оболтусу!!! 
КристоБелл просто суперская!!! Н-да... чем же закончится эта безумная история?
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума