Отправлено: 07.12.08 12:07. Заголовок: Призрак_и Opera или Ошибка мадам Жири. Часть II (продолжение)

ЭТАЛИЯ ЛОННЕ

ПРИЗРАК_И OPERA
или
ОШИБКА МАДАМ ЖИРИ


(по мотивам романа Гастона Леру, мюзикла Андрю Ллойда Уэббера
и фильма Джоэля Шумахера)

Автор беззастенчиво использует различные
элементы трех вышеперечисленных произведений,
добавляя изрядную долю собственной фантазии…
и некоторую – здравого смысла.

 Отправлено: 10.01.09 16:25. Заголовок: Тали , ура! :sm73: Н..

Тали , ура!

 Отправлено: 11.01.09 00:47. Заголовок: scorpio-2000 Спасиб..

scorpio-2000
Спасибо, что читаешь. Очень рада тебя видеть.
А что остальные девочки не заходят? Или не знают, что я фик здесь выложила?

 Отправлено: 11.01.09 00:54. Заголовок: Глава XV Он приоткр..

Глава XV

Он приоткрыл один, потом другой глаз: темнота. Голова была тяжелой, в горле пересохло. Срочно требовалось глотнуть чего-нибудь освежающего. Буке пошарил рукой по полу, нащупал закупоренную пробкой полупустую бутылку, подтянул колени, кряхтя, перевернулся на пятую точку опоры, привалился спиной к стене, вытащил затычку и жадно припал к горлышку. Кисловатое божоле, приятно булькая, устремилось в многострадальную глотку пьяницы. Несколько капель пролилось на подбородок. Сделав пару больших глотков, Буке оторвался от бутылки, довольно крякнул и отер подбородок рукавом куртки. И где это его сегодня угораздило заснуть? Нужно было подниматься и тащится в свою конуру: не приведи боже попасться утром на глаза секретарю или этой злостной ведьме мадам Жири. Тьма была не так абсолютна, как показалось в первый момент после пробуждения, можно было разглядеть более светлый, скошенный прямоугольник проема. Ага, это же закуток под лестницей, ведущей на технический этаж над зрительным залом! Отличное местечко, только спать на голом полу жестковато.
Используя стену как опору, Буке поднялся на ноги – держали они не слишком твердо, но все-таки держали – и собрался вылезти из-под лестницы. Черная тень на мгновение заслонила «выход» и беззвучно исчезла. Рабочий вздрогнул, потер глаза и осторожно выбрался из своего укрытия. Лунный свет, проникающий в многочисленные окна, достаточно освещал ступени, чтобы можно было подняться по ним, не свернув себе шею. Но идти наверх Жозефу было совершенно ни к чему, если только не набраться храбрости и не последовать за смутно мелькнувшей у второго пролета тенью. Призрак Оперы, сколько раз он встречал его! Сколько раз спорил с другими очевидцами о внешности таинственного обитателя театра! Сколько раз пытался проследить за неуловимым привидением!
Буке начал медленно, с опаской подниматься по лестнице. Когда он, стараясь дышать не очень громко, добрался до верха, дверь на этаж оказалась открытой. И что тут понадобилось зловредному Духу? Жозеф проскользнул внутрь, но идти вглубь побоялся – где-то в самом центре слабо светился фонарь. Пробравшись вдоль стены, Буке спрятался в углу за нагромождением старых ящиков. Призрак оставался на месте еще минут десять. Чем он при этом занимался, рассмотреть Буке никак не удавалось. Но вот приведение подхватило фонарь и плавно заскользило к выходу. Что бы ни говорили эти глупцы из осветительной команды, истопники и прочие слепые недоумки, прав был все-таки он, Буке! Ужасное желтолицее чудовище, безглазое и безносое (ну, почти) с лысым черепом и костлявыми пальцами мертвеца – все это прекрасно было видно в свете фонаря в руке Призрака. У самого выхода страшилище остановилось и подозрительно втянуло воздух тем, что с большой натяжкой можно было назвать носом. Сердце Буке глухо ухнуло и провалилось куда-то в ботинки.
– Дохлая крыса, – невнятно пробормотал Призрак и вышел, закрыв за собой дверь этажа.

* * *

Почему у нее ничего не получается? Она старалась изо всех сил, но голос не слушался ее: добиться той глубины и чистоты звучания, какой она достигала под руководством маэстро, не удавалось. Может быть, так повлияла недавняя ангина? Каждый вечер Кристина репетировала у себя в комнате, пытаясь с точностью повторять его уроки, но результат не радовал.
Девушка встала у зеркала, отражение грустно смотрело на нее большими карими глазами. Для чего она одевается в выходное нежно-лазоревое платье, закалывает волосы любимым черепаховым гребнем – подарком папы ко дню ее четырнадцатилетия? Только для того, чтобы три часа к ряду мучиться перед немым холодным стеклом, досадуя на собственную неспособность достичь того совершенства, что было доступно ей прежде, и на свою нелепую порывистость, разрушившую хрупкое чудо ЕГО присутствия.
– Ведь Солнце своими непостоянными лучами осветит клятвы ложь и счастья..., – она не допела фразу, закрыла лицо руками и судорожно всхлипнула.
– Перед Богом клянусь, что навеки я твой!
Голос Ангела заполнил пространство комнаты, окутал ее нежностью и торжествующей радостью всепобеждающего искусства.
– Маэстро! Вы вернулись! – лицо Кристины осветилось улыбкой счастья, а слезы продолжали течь по щекам, но это были совсем другие слезы.
– Успокойся, мой ангел. Сейчас все получится. Ты делаешь одну небольшую ошибку…
Эрик уже не первый раз приходил к зеркальной двери, слыша ее пение, он несколько раз порывался обнаружить себя, помочь, но сдерживался. Ее слез он не вынес: самовлюбленный эгоист, как он мог бросить свою ученицу теперь, когда ее карьера находится под угрозой!
– Я обидела вас, маэстро. Простите!
– Нет, Кристина, нет. Не думай об этом. Нам нужно заниматься. Мне не нравится то, как обошлись с тобой месье Райер и сеньора Гуардичелли. Но еще не поздно исправить это, – в его голосе проскользнули недобрые нотки. – Ты знаешь партию Графини?
– Да, мы проходили ее в консерватории.
Было ясно: он не хочет говорить о том, что произошло в подземелье. Наверное, эта тема слишком болезненна для него. Ничего, она все объяснит в другой раз. Главное, он вернулся. Кристина подавила желание попросить его не оставаться за зеркалом. Пусть сегодня будет обычный урок, как раньше. Пройдет немного времени и все изменится. Девушка смахнула с ресниц невысохшие слезы:
– Я готова, маэстро.
В подземелье Эрик спускался как будто на крыльях.
Боже правый, неужели он чего-то не понял? С какой откровенной радостью она откликнулась на его голос, как прилежно следовала всем его указаниям. Ведомый им ее дар вновь раскрылся, кажется, они никогда еще не пели так прекрасно. Разве это могло бы случиться, если бы Кристина действительно испытывала к нему отвращение? Нет, ничего еще не потеряно. Как же он мнителен и глуп. Повел себя так, словно и правда всю жизнь просидел в глубине темного подвала, прячась от людских взоров. Эта обстановка сводит его с ума. Достаточно игр, нужно поговорить с ней и, наконец, рассказать о себе. Что такого он, в самом деле, скрывает? Все, что имело смысл год или два назад, практически утратило свое значение. Напрасно он под давлением Дени отправил это письмо Фирмену и Андре, проще было бы сделать вид, что дирекция заплатила жалование, как обычно. Двадцать тысяч франков не маленькая сумма, но он может позволить себе «выплачивать» ее несчастному умирающему в течение отпущенных тому судьбой последних месяцев жизни, немного приостановив строительство собственного дома. Остается карьера Кристины. Что же… последний раз он поступит как мистический Призрак: небольшая концентрация раствора натрия не лишит Карлотту голоса – всего лишь на три-четыре дня, – но заставит потесниться на театральном Олимпе.

* * *

«Дорогой месье Андрэ! Если Вы решили поставить такое устаревшее произведение как «Il Muto», то мой Вам добрый совет – представьте публике достойный ее внимания состав артистов. Я настаиваю на том, чтобы партию Графини на премьере исполнила мадемуазель Кристина Дае.
Искренне Ваш,
Призрак Оперы».
– Черт знает что такое! – возмущенно потрясая письмом, воскликнул Андрэ.
В сердцах он швырнул листок на стол, тот, однако, плавно спикировав, оказался на полу. Господа Фирмен и Андрэ заперлись в своем кабинете: вмешательство шантажиста в дела Оперы переходило всяческие пределы допустимого.
При новых директорах кабинет не претерпел серьезных изменений, в нем сменили гардины и добавили пару кресел. Одну из стен украсил портрет Бетховена, поклонником творчества которого считал себя Жиль Андрэ.
Было около часа дня, до премьеры оставались сутки с небольшим. После печально сошедшего с подмостков «Ганнибала» – заменившую мадемуазель Дае в роли Элизы Мари Саньон публика приняла более чем прохладно – директора были озабочены успехом следующей постановки. Больше всего Андрэ раздражала несомненная правота таинственного советчика – произведение столетней давности можно было счесть удачным выбором лишь с большой натяжкой.
– Послушайте, Жиль, а вам не кажется эта записка… ммм… странной? Какое дело Духу Оперы до юной солистки? Всем известно, что за мадемуазель Дае ухаживает господин виконт, – Фирмен сделал многозначительное лицо.
– Вы думаете, Ришар, он нас разыгрывает? – недоверчиво спросил Андрэ. – Право же, это чистое мальчишество.
Андрэ растеряно покрутил в руках только что вытащенную из коробки сигару и положил ее обратно. Фирмен не мог сидеть на месте и выхаживал вдоль стола. По натуре он был скептиком и человеком крайне недоверчивым, что делало его выгодным деловым партнером – обмануть Ришара было нелегко. Их совместные предприятия всегда приносили хороший доход во многом благодаря крепкой деловой хватке и трезвому взгляду на окружающее Ришара Фирмена. В то же время Жиль Андрэ, обладающий более широким кругозором и известной дипломатичностью, также способствовал их общему процветанию. Собственно говоря, именно его репутация меломана и знатока Оперы сыграла не последнюю роль при получении данного назначения.
– Господин де Шаньи довольно молод, – остановившись, заметил Фирмен.
В глубине души удачливый предприниматель не испытывал никакого благоговейного трепета перед представителями отживающей свой век аристократии, он хорошо знал цену многим из них.
– А деньги, Ришар? На мой взгляд, это уже слишком, – возразил Андрэ.
Он все же достал сигару и, сняв обертку, начал ее раскуривать.
– И потом, я не думаю, что наш уважаемый покровитель, действительно разбирается в том, какая опера устарела, – добавил он, выпустив в потолок кольцо сизого дыма.
– А она устарела? – с легким беспокойством поинтересовался второй администратор. – Зачем тогда мы ее ставим? Это может сказаться на сборах.
– Иногда хорошо забытое старое вызывает интерес у публики, – слегка пожал плечами Андрэ. – На постановке настаивал маэстро Райер: он приверженец старой школы. Месье Лефевр предупреждал меня, что иметь дело с упрямцем очень нелегко, а сеньора просто невыносима.
Фирмен задумчиво погладил свои пышные усы:
– А как наш предшественник справлялся со всеми этими дрязгами?
Занимаясь больше финансовой стороной дела, Фирмен не особенно вникал в то, что говорил, покидая свой пост, об Опере и ее специфических проблемах Эдмон Лефевр.
– Гм.., – Андрэ озадаченно посмотрел на партнера. – Лефевр был не слишком откровенен, изъяснялся какими-то намеками, советовал полагаться на мнение консультанта… Мне начинает казаться, что Призрак – не розыгрыш и не банальный жулик.
– А что же он тогда? Настоящее привидение? – скептически хмыкнул Фирмен.
– Не припомню, чтобы привидения интересовались молоденькими певичками, – игриво подмигнул Андрэ.
– У господина виконта есть соперник?.. – почти в один голос произнесли директора и скабрёзно расхохотались.

* * *

Генеральная репетиция закончилась позже обычного. Как всегда раздраженная накануне премьеры примадонна учинила разнос костюмершам, повздорила с директорами и сорвала злость на Кристине. Девушка, чуть не плача, вбежала в свою комнату и заперлась на задвижку.
– Кристина.
– Вы здесь, маэстро?
Накануне они договорились о вечерней репетиции, поэтому его появление в неурочный час удивило ее.
– Я ждал тебя. Прости, мой ангел, но сегодня занятия не будет. Я пришел предупредить тебя.
Прятки действительно было пора прекращать: из-за никому не нужных сложностей с несколько раз пересылаемой с одного адреса на другой корреспонденцией Эрик с запозданием получил приглашение на прием, не появиться на котором в силу своего нового положения не мог. У заместителя министра общественного образования и изящных искусств были свои вопросы к председателю экспертной комиссии по делу о реставрационных работах на острове Сите. Поскольку интерес заместителя министра выходил за рамки его официальных полномочий поговорить с архитектором барон де Вийяр предпочел на светском рауте.
– Что-то случилось, маэстро?
– Ничего, что должно тебя беспокоить, Кристина. Завтра после премьеры я все объясню тебе, отвечу на все твои вопросы, – пообещал Эрик.
– Расскажете о себе? – с робкой надеждой спросила она. – И ваше имя?
– Да. Меня зовут…
Громкий стук в дверь прервал его.
– Кристина, Кристина! Открой!
Рауль едва не выбил скобы засова.
Кристина бросилась к двери – он с ума сошел, сейчас сбежится полтеатра! – и поспешно отодвинула защелку.
– Рауль, что с тобой?
– Я слышал голос. Мужской!
Он почти ворвался в комнату, бешено сверкая глазами и озираясь по сторонам.
Девушка была настолько раздосадована несвоевременным вмешательством как-то незаметно превратившегося из друга детства в ревнивого поклонника виконта, что ответила с несвойственной ей резкостью:
– Что ты себе позволяешь? Я собиралась переодеться. Совершенно ни к чему ломать мою дверь.
– Переодеться в комнате с мужчиной!
– В моей комнате никого не было и никого нет, – совершенно честно сказала Кристина. – Можешь убедиться.
Рауль боролся с желанием заглянуть за ширму и в ванную комнату, но воспитание взяло верх. Кристина стояла напрягшаяся как струна, губы плотно поджаты, в глазах затаилась… обида? негодование?
Молодой человек рухнул на колени:
– Кристина, прости меня! Мне послышалось, ты разговаривала с кем-то… Я схожу с ума. Ты знаешь, я люблю тебя!
А вот этого она как раз и не знала.
– Рауль, не надо, прошу тебя!
Боже, если эту сцену наблюдает маэстро! Кристина испытала острое чувство стыда. Рауль вел себя так, как будто имел какое-то право устроить ей скандал, словно любовник-покровитель вспылил, приревновав свою содержанку.
– Но почему? – обескуражено спросил он.
– Мне нужно объяснять?
Ответить ей виконт был не готов. Он действовал в порыве нахлынувшей ревности, почудившийся мужской голос – слов он не разобрал – совершенно вывел его из равновесия. Что он мог теперь сказать? Просить руки артистки? А ее тон ясно говорил, что иных отношений Кристина не примет.
– Нет, – выдавил он и медленно поднялся с колен. – Ты не поедешь кататься?
– Я устала, извини.
– Хорошо. До завтра.
Лучшее, что он мог сейчас сделать, это ретироваться. Когда дверь за Раулем закрылась, Кристина обессилено упала в кресло и опустила лицо в ладони.

* * *

– Эрик, ты снова не вернешься сегодня? – ворчливо поинтересовался Дени.
Он сидел в кресле Лебера и заинтересованно наблюдал, как хозяин собирает с рабочего стола бумаги.
– Вернусь, но, вероятно, довольно поздно.
Настроение у архитектора было неважным. Пока Эрик мучился внутренними проблемами и был занят выполнением общественного долга, господин де Шаньи не терял времени даром. Очень неприятное открытие. Несмотря на то, что бурное признание виконта, казалось, больше раздосадовало девушку, чем привело ее в восторг, Лебер не мог не испытывать вполне оправданного беспокойства. Он представлял себе, как легко воздействовать на ее впечатлительную натуру. Если молодой аристократ одумается и перестанет вести себя подобно буйно помешанному, у него есть все шансы увлечь неопытное сердце. Богатство, титул, приятная для женских глаз внешность, блестящие жизненные перспективы.
– Не забудь, у меня осталось всего три ампулы, – вновь оторвал Лебера от невеселых размышлений его подопечный.
– Я заеду за лекарством, Дени.
Нужно встряхнуться и сосредоточиться на предстоящем разговоре с заместителем министра. Он был не вправе посвящать посторонних – а в данном случае Вийяр являлся посторонним – в подробности хода расследования, и в то же время удовлетворить любопытство высокопоставленного чиновника в допустимых пределах требовали интересы целого ряда лиц и, что кривить душой, его собственной успешной карьеры. Деловые связи на таком уровне всегда могут пригодиться.
– А что будет с моим жалованием?
– Полагаю, после завтрашнего спектакля директора серьезно задумаются о необходимости его выплаты.
– И что ты собираешься сделать? – оживился Дух Оперы.
– Настоять на своем. Мне пора, Дени. Идем, я отвезу тебя в лодке.
Эрик взял пальто и цилиндр, Дени нехотя выбрался из удобного кресла и последовал за Лебером.
Уже на другом берегу озера, глядя вслед направляющемуся к одному из секретных выходов Эрику, Дени тяжело вздохнул, а затем осклабился в неприятной усмешке. У него тоже было много дел, гораздо больше, чем мог представить себе его покровитель.

* * *

Мэг прервала чтение на полуслове и подняла голову. Тихий, можно сказать, деликатный стук повторился.
– Ты кого-то ждешь? – спросила девушка, посмотрев на подругу.
Кристина покачала головой, в глазах мелькнула тревога.
– Я посмотрю, кто там, – почти шепотом ответила она.
– Нет, лучше я, – вызвалась балерина.
Не успела Кристина опомниться, Мэг уже была у двери:
– Кто там? О, господин виконт!
Не спросив разрешения у хозяйки комнаты, – ей и в голову не пришло, что визит Рауля может быть неприятен Кристине, – балерина открыла дверь. Огромный букет белых лилий появился на пороге, заслонив самого дарителя.
– Прошу прощения за вторжение, – вежливо извинился покровитель Оперы. – Могу я поговорить с тобой, Кристина? Надеюсь, вы не рассердитесь на меня, мадемуазель Жири.
– Я уже исчезаю, – одарила его кокетливой улыбкой Мэг. – Кристина, я зайду позже, – подмигнула она подруге за спиной вечернего визитера.
Они проговорили около получаса. Преданно и умоляюще глядя в глаза Кристине, Рауль так искренне каялся в своем безобразном поведении днем, что девушка не могла не простить его. Они расстались вновь друзьями. Пожелав ей спокойной ночи и успешного представления, виконт удалился вполне довольный собой. Говорить о любви он не решился, но вовсе не собирался оставлять сладкой надежды. В конце концов, почему бы ему и не жениться на Кристине? Из нее получится самая очаровательная виконтесса.
Противоречивые эмоции захлестнули сердце и разум притаившегося за зеркальной дверью Дени. Избранница Эрика слушает разговоры другого человека! Так же, как когда-то слушала Франсуаза бесконечные речи Клода Жири. И тоже улыбается. До чего лживы и непостоянны эти люди! Мир был немилосерден к нему, но он не лучше обходится и с гением. А впрочем, Эрик сам того хотел. Как можно было открыть глупой, раскрашенной кукле с ангельским голосочком тайну их подземелья, их мира? Позволить ей проникнуть в святая святых? Он предал его, Дени, и предал самого себя.

* * *

В коридорах Кристина с трудом уворачивалась от спешащих по направлению к сцене людей – костюмерши, декораторы и прочий вспомогательный персонал, взбудораженные мгновенно распространившимся слухом, кинулись полюбоваться чужим позором. Но что они могут увидеть? Находящуюся в полуобморочном состоянии Карлотту уже увели в ее гримуборную, господа Андрэ и Фирмен всеми силами стараются замять конфуз. Выполняя их распоряжение, Кристина торопилась добраться до своей комнаты, чтобы сменить костюм. Одна тревожная мысль не давала ей покоя: неужели маэстро имеет какое-то отношение к невероятному происшествию – идеально владеющая своим голосом примадонна «выпустила жабу»? Как такое возможно?
Времени в ее распоряжении было мало, поэтому девушка сразу прошла за ширму. Она уже потратила почти десять минут, чтобы подобрать в костюмерной более или менее подходящее платье. Надевать театральный костюм без посторонней помощи – задача непростая, но в общей суматохе и не подумали послать кого-нибудь с Кристиной. Кое-как справившись с корсетом и юбкой, она застегнула последние крючки и перед тем, как выйти из комнаты, едва не на бегу взглянула на себя в зеркало.
Сердце болезненно вздрогнуло и остановилось, колени подогнулись. Только не это! Такого не может быть! Маэстро? Не правда! Комната поплыла и снова обрела четкость. Надпись на зеркале не исчезла. Большие красные буквы приковывали взгляд, от них невозможно было оторваться, они проникали в самую глубину сознания, переворачивая его, затопляя своим ужасным смыслом: «Я убью его».

 Отправлено: 11.01.09 16:22. Заголовок: Тали пишет: А что о..

Тали пишет:

цитата:

А что остальные девочки не заходят? Или не знают, что я фик здесь выложила?

Извини, но без твоего разрешения я не стала никого приглашать специально. Я знаю, что многие с нашего фора заходят сюда. Думала - может читают, но не оставляют коментов - и такое бывает.
Я так, как только увидела, что ты публикуешь здесь свой рассказ - просто обрадовалась, как ребенок конфетке. И читаю, и читаю...

 Отправлено: 12.01.09 15:29. Заголовок: scorpio-2000 пишет: ..

scorpio-2000 пишет:

цитата:

может читают, но не оставляют коментов

Может быть... Но тогда как я узнаю, что читают?
Спасибки, что откликаешься.

 Отправлено: 12.01.09 15:31. Заголовок: Глава XVI Возможно,..

Глава XVI

Возможно, он поступил с Карлоттой чересчур жестоко, но сожалеть уже было поздно. Сейчас на подмостки должна выйти Кристина… Эрик бросил беглый взгляд вокруг, проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь из рабочих. Черная тень промелькнула у веревочных мостков с противоположной стороны сцены и скрылась в направлении лестницы, ведущей на этаж над зрительным залом. Что там делает Дени? В его состоянии только и остается лазить по веревкам и стропилам. Недоброе предчувствие заставило Лебера поспешить за неугомонным Духом Оперы. Но его опередили. Пока архитектор пересекал по шатким подвесным мостикам – это был самый короткий, хотя и не самый безопасный путь – пространство над сценой, Жозеф Буке попытался преследовать Дени. Эрик видел, как, вероятно, заметивший незадачливого борца с привидениями Дени вынырнул через одну из потайных дверей и, скользнув в сторону, прижался к стене. Следом на узкую площадку выскочил рабочий. Кажется, Буке не слишком твердо держался на ногах, его кирпичного цвета лицо лоснилось от пота. Ошалевшими глазами пьяница уставился на пробирающегося над самым центром сцены Эрика и, недолго думая, двинулся по мостику ему навстречу. Должно быть, в затуманенном винными парами мозгу Жозефа Буке возникла безумная идея, наконец-то, изловить Призрака. Эрик вполне был уверен, что догнать его, в отличие от больного Дени, рабочий не сможет. Лебер некоторое время выждал, оставаясь на месте, и двинулся в обратном направлении.
Он преодолел уже две трети пути, когда негромкий сдавленный вскрик за спиной – никто другой его бы и не услышал, так как музыка заглушала все посторонние шумы – заставил Эрика оглянуться. Лебер похолодел: злополучный рабочий, дергаясь в конвульсиях, болтался в пустом пространстве над сценой на захлестнувшей его шею удавке, конец которой с большим трудом удерживал в руках Дени. Маска висела на шее убийцы – не то он сам снял ее, чтобы напугать жертву, не то Буке в последний момент успел ее стащить.
В своей жизни Эрик видел немало драк, в детстве и юности во многих участвовал сам и даже был свидетелем непреднамеренного убийства в пылу одной из них. Но наблюдать, как на человека набросили удавку, ему не приходилось. В памяти вспыхнула яркая картинка: их первое знакомство с Духом Оперы, просвистевшая в полуметре от его головы веревка. Наивно было полагать, что Дени изменит своим опасным привычкам. Выражение лица обитателя подвалов выглядело совершенно невменяемым: по-видимому, он вколол себе двойную дозу морфина. Предпринимать что-либо уже не имело никакого смысла. Руки Дени разжались, труп полетел вниз.
В несколько прыжков Эрик добрался до площадки, соблюдать осторожность было некогда. Не трудно представить последствия безумного поступка его подопечного: человек – не крыса; хотя Дени, похоже, большой разницы между этими существами не видел. От этой мысли Лебер содрогнулся: «Кристина! Где Кристина?» Эрик бросился к скрытой в толще одной из стен служебной лестнице. О ее существовании в театре никто кроме него не знал, даже Дени.

Крики ужаса внизу перекрыл зычный голос Ришара Фирмена:
– Без паники господа! Это несчастный случай! – взывал к перепуганной публике администратор.
Рассмотреть, что же произошло в действительности, из зала было сложно: труп рухнул неожиданно, заметить веревку зрители вряд ли успели. Занавес поспешно опустили. Пока шокированные «несчастным случаем» меломаны с подавленным видом, но без суеты покидали театр, за кулисами ситуация была близка к панике. Артисты и вспомогательный персонал бестолково толпились вокруг распростертого тела. Жестким окриком заткнув рот нескольким слабонервным танцовщицам, месье Андрэ поспешно выдворил их со сцены – пусть визжат где-нибудь подальше от ушей еще не разошедшейся публики. Труп Буке он приказал отнести в ближайшее подсобное помещение. К его большому облегчению, конец веревки выглядел оборвавшимся. Следовательно, стоит попытаться выдвинуть полиции версию о самоубийстве. Только расследования убийства им здесь и не хватало! Всегда можно договориться с понимающими людьми: кому охота лезть на небезопасные мостки и проверять, к чему там была привязана веревка. А заявление о том, что любивший выпить покойник недавно получил уведомление от администрации об увольнении в конце текущего года, практически не грешило против истины. Бумагу действительно подготовили, ее следовало всего лишь доставить в комнату Буке до прихода полицейских.

* * *

Уже открыв потайной проход, Эрик остановился: он услышал возбужденные голоса, они приближались. Кристина и виконт де Шаньи. От сердца отлегло. Но тут же тревога вернулась вновь: для чего они поднимаются по этой лестнице? Где-то там, наверху прячется сейчас обезумевший Дени.
– Куда ты меня ведешь? – расслышал Лебер вопрос Рауля.
– Бежим на крышу, скорее! – ответила Кристина.
– Но зачем? – виконт явно был в недоумении.
«Вот именно, зачем? – подумал Эрик. – Что за фантазия пришла ей в голову?» В настоящий момент он даже был рад, что девушка не одна, у него имелись все основания опасаться инфантильной ревности Духа Оперы.
– Тебе грозит опасность. Я объясню потом.
Теперь уже Лебер перестал что-либо понимать, но он узнал, куда они направляются. Эрик шагнул на лестничную площадку, закрыл за собой дверь и вместо того, чтобы спуститься вниз, поднялся на крышу, опередив ученицу и ее поклонника. Было довольно холодно, но, к счастью, безветренно. Узорчатые снежинки, беззвучно порхая в воздухе, медленно опускались. По-видимому, снег пошел совсем недавно, крыша казалась черной и неприютной. Эрик прекрасно знал, откуда они должны появиться, знал каждый метр, каждую фигуру, венчающую кровлю Дворца Гарнье, – он столько времени провел здесь с мольбертом и красками – и занял выгодную позицию.
Беспокойство росло. Он все же сомневался, что в случае нападения молодой аристократ справится с находящимся под влиянием морфина сумасшедшим, не представляя, чего от того можно ожидать. Может быть, он напрасно не пошел за ними следом?
Наконец, он снова услышал голос открывающего дверь Рауля:
– О чем ты говоришь, Крошка Лотти? Все это тебе приснилось или померещилось во время болезни. Нет никакого Призрака Оперы. Успокойся.
– Может быть… может быть, я видела то страшное лицо в бреду. Но надпись на зеркале! Она появилась сейчас, во время спектакля, там, в моей комнате.
– Тогда зачем мы пришли сюда? Нужно спуститься и посмотреть, – пожал плечами виконт.
– Ты не понимаешь! Я боюсь, он убьет тебя, как убил Буке. Говорили, что Призрак убивает всех, кто ему не понравится. Но я не верила, – в ее голосе слышалось отчаяние.
Кристина сделала несколько шагов и испуганно оглянулась, ей показалось, что она слышит вздох.
– Любовь моя, тебя кто-то напугал. Но со мной ты не должна ничего бояться. Уйдем отсюда. Здесь холодно, ты снова простудишься, – Рауль говорил ласковым, но настойчивым тоном. – Посмотрим на твое зеркало, я все проверю.
– Я больше не останусь в этой комнате. Он может пройти через зеркало, как я проходила сквозь него, – всхлипнула она.
Решив, что от испуга Кристина сама не понимает, что говорит, виконт не обратил внимания на ее последние слова. Она была так хрупка в своей беззащитности, милая впечатлительная девочка, верящая в сказки своего отца и легенды Оперы. Рядом с ней Рауль чувствовал себя рыцарем из средневековых романов.
– Идем, – он приобнял ее за плечи, девушка не отстранилась и позволила себя увести.
Чтобы не застонать, Эрик вцепился зубами в тыльную сторону ладони. Он все понял: поскольку сам он никаких надписей не оставлял, это мог сделать только Дени. Как же изобретательна ревность несчастного изгоя!


* * *

Яркое оранжевое пламя, прищелкивая поленьями, словно танцор кастаньетами, выплясывало в камине страстное испанское фанданго. С тех пор, как ее ночи превратились в одинокие бдения стареющей метрессы, Франсуаза полюбила смотреть на огонь. Каждый раз она видела в нем, в зависимости от настроения и душевного состояния, другой танец – то медленный и успокаивающий, то веселый и бодрящий, то экстатический и надрывный.
Опустившийся за окнами тихий зимний вечер не принес ей успокоения: противоречивые мысли и чувства не давали покоя, заставляя вновь перечитывать его письмо. Как поступить? Выполнить его просьбы или воспротивится им? Но как? И пойдет ли ее отказ помогать ему на пользу Кристине. Она немного поменяла позу на софе и пробежала глазами по первым строчкам:
«Дорогая Франсуаза! Будьте любезны передать эту инструкцию Кристине. Пусть девушка пока ночует в комнате Вашей дочери, это к лучшему. Но произошедшее недоразумение не должно сказаться на ее карьере. Поэтому я прошу Вас проследить за занятиями Кристины…»
Он называет убийство недоразумением! Как это на него похоже. Так же как и сами директора мадам Жири ни на минуту не поверила в выдвинутую ими и официально признанную полицией версию о самоубийстве несчастного пропойцы. Большого сожаления по поводу его кончины она не испытывала – никчемный человек, но и оправдать убийства не могла.
Франсуаза вздохнула, она надеялась, что Призрак действительно изменился, стал другим человеком. В последние два года он очень помог Эдмону в руководстве Оперой. Или это Эдмон помог Призраку? Пожалуй, учитывая силу их характеров, последнее больше соответствовало истине. Ах, Эдмон! И почему только в этом «мужском» мире так редко встречаются действительно сильные мужчины, такие как Александр? Такие как…
И все же он изменился. За смертью Буке, очевидно, стояла не юношеская ревность и не детская обида, а точный хладнокровный расчет. Новая администрация напрасно не прислушивалась к требованиям Призрака Оперы. Что и было убедительно им доказано. Как ловко он превратил Андрэ и Фирмена в сообщников, и как легко они попались на эту удочку!
Франсуаза не стала сдерживать презрительно изогнувшей губы саркастической ухмылки, все равно ее некому было видеть. Иногда приятно позлорадствовать в адрес дилетантов, возомнивших себя знатоками искусства. Даже Лефевр не позволил бы Карлотте так унизить бедную девушку: немая роль с талантом и голосом Кристины!
Более всего смущала история с надписью на зеркале, которой, как и следовало ожидать, там не оказалось. О надписи знали только виконт, Франсуаза и, вероятно, Мэг – в эти дни девочки стали просто неразлучны, – но поверила Кристине только вдова Клода Жири. Слишком хорошо помнила она лаконичный текст угрозы. Поверила и… не призналась в этом.
Он так заботился о девочке, часто передавал Франсузе деньги, чтобы она купила Кристине красивое новое платье, теплые зимние сапожки, книги, письменные принадлежности или какую-нибудь безделушку в подарок к Рождеству. Он поставил Кристине голос. Удивительно, но Франсуаза никогда не слышала даже, как он разговаривает, а малышка была в восторге от его невероятно прекрасного, по ее словам, тенора. И вдруг эта надпись…
Что это: ревность влюбленного или оскорбленное отцовское чувство? Недвусмысленные для любого трезво мыслящего взрослого человека ухаживания виконта не могли остаться им незамеченными. Но как он мог совершить такую глупость? Вспылил?
Франсуаза покачала головой. Она не препятствовала развитию отношений Кристины и Рауля, потому что знала: в мире театра девушке не добиться успеха без покровителя. Однако она упустила из вида Призрака Оперы. Он уже давно не испуганный обездоленный ребенок, за два года Призрак стал настоящим хозяином Оперы и, судя по тому, с какой поспешностью Фирмен выложил деньги после инцидента с Буке, им и останется. И все же его уродство, как и его небезобидное пристрастие к веревке с затяжной петлей никуда не исчезли. Франсуаза с трудом вспоминала его лицо – так много лет прошло, да и видела она его при плохом освещении не больше минуты; он все время старался отвернуться. С возрастом лица меняются, как прекрасные, так и безобразные. Представить, какой он сейчас, руководительница балетной труппы не могла даже при всем желании.
Чего на самом деле он хочет от девочки? Какие страсти снедают неистовую душу убийцы и гения? В том, что ее маленький друг превратился в гения, Франсуаза убедилась уже по его эскизам декораций к спектаклям, которые регулярно появлялись в кабинете Эдмона, как только речь заходила о новой постановке. А его знание музыки, выбор исполнительского состава – одна лишь Карлотта мешала ему поставить идеальный спектакль, – и, наконец, педагогический талант! Как он достиг всего этого, для нее оставалось загадкой, но отрицать его дарования было невозможно. Но нужен ли юной семнадцатилетней красавице прячущийся в подземелье гений?
Если бы виконт де Шаньи имел смелость предложить девушке руку и имя, Франсуаза не стала бы сомневаться в выборе стороны, какую ей следует занять. Что такое счастье? Вопрос, на который на самом деле ответа не знает никто. Любовь? Страсть? Блаженство единения с возлюбленным? Да. Но все это проходит. И что же остается на порой долгие тоскливые годы? Богатство или нищета, положение в обществе или отсутствие такового, уважение супруга или побои опустившегося субъекта, имеющего на тебя юридически закрепленные права. Впрочем, все это больше относится к ее собственной не слишком удачно сложившейся жизни… как и к судьбам многих других некогда юных и полных радужных надежд наивных созданий. А что же здесь? У нее просто не доставало информации, чтобы оценить ситуацию верно.
Франсуаза встала, несколько раз прошлась по комнате без видимой цели, подсела к туалетному столику, отперла маленьким ключиком дорогую, украшенную резьбой и позолотой шкатулку черного дерева и положила туда, поверх остальных, письмо Призрака. Решение она все-таки приняла: она должна помочь ему в устройстве карьеры их общей воспитанницы. А остальное покажет время.

* * *

Свет, заливающий подземный «дворец» Эрика, показался притаившемуся во мраке Дени не просто ярким, а каким-то испепеляющее неистовым. Все канделябры, каждая свеча и каждый газовый рожок были зажжены, они многократно отражались в глубине зеркал и от поверхности озера. Сквозь опущенную решетку провинившийся подопечный тоскливыми глазами побитой собаки наблюдал за своим покровителем. Эрик сидел за органом, он играл, потом что-то записывал на нотных листах, снова извлекал из инструмента заставляющие трепетать каждую жилку звуки, опять писал…
О, Эрик! Добрый великодушный Эрик! С каким ледяным спокойствием, с какой непререкаемой жесткостью говорил и действовал человек, влиять на которого Дени привык бесконечными истериками, жалобами и нытьем. Он забрал из дома Дени все удавки, сказав, что не потерпит убийств в Опере и поставит в ведущем к зеркальной двери коридоре одну из своих ловушек. Он перестал давать ампулы с морфином, не пожалев времени, чтобы каждый раз приходить самому и лично делать инъекции. Он рассказывал о своем ужасном знакомом комиссаре Риньоне, не знающем жалости к тем, кто лишает людей жизни.
– Если ты хочешь закончить жизнь в камере Консьержери, то предупреждаю тебя, воспоминания о цирке покажутся тебе сладкой грезой. Твоя боль не разжалобит служителей закона, твое несчастье станет для них источником развлечения. Поверь, комиссар сумеет тебе объяснить, почему нельзя убивать ни в чем не повинного человека, только за то, что тебе не понравился запах изо рта. Жаль, что я не сумел этого сделать.
– Я понял, Эрик! Прости.
Лебер отвернулся, не позволяя Дени заглянуть ему в глаза. Несчастный отщепенец не должен был увидеть, как нелегко ему даются суровый тон и напускное равнодушие. Поборов отчаяние, охватившее его после сцены на крыше, Эрик пообещал себе, что справится с нелепым и чудовищным кошмаром. Нет, он не станет сейчас оправдываться: глупо и бесполезно пытаться обелить себя в глазах ангела, ужаснувшегося разверзнутой бездне падения. Пусть не его падения. Отступиться, значит, лишить себя последней надежды. Но и это было неважным. Он почувствовал, что может сделать ее счастливой, наполнить жизнь красотой гармонии, радостью творчества, нежностью и любовью. Она готова была откликнуться, услышать зов его души.
Что же, из любой, даже самой невыгодной ситуации можно извлечь определенную пользу, если суметь взглянуть на нее отвлеченно, подавив эмоции и позволив разуму действовать расчетливо и хладнокровно.

 Отправлено: 12.01.09 17:30. Заголовок: Ты у нас оставила сс..

Ты у нас оставила ссылку. Я неуверена, что все увидели ее. Что-то в праздники посещаемость упала ниже некуда... Я попробую в личку девочкам ссылку выложить. Думаю никто не откажется от чтения такой великолепной проды. Я лично читала, читаю и буду читать. С нетерпением жду продолжения. Спасибо за твой труд!

 Отправлено: 14.01.09 10:31. Заголовок: scorpio-2000 Большо..

scorpio-2000
Большое спасибо!!!

 Отправлено: 14.01.09 10:32. Заголовок: Глава XVII – Не зак..

Глава XVII

– Не заказать ли нам утром благодарственную мессу? – полушутя, полусерьезно спросил партнера месье Андрэ и, посмотрев на часы, спрятал их в жилетный карман.
Стрелки его позолоченного хронометра показывали первый час ночи, но после всех неприятностей и треволнений, которые им пришлось пережить со дня появления в театре, несомненный успех уже второй по счету постановки не грех было и отметить. В это позднее время не имело смысла соблюдать условности. Андрэ расслабил узел на шее, Фирмен и вовсе снял фрак и, небрежно бросив его на одно из кресел, расстегнул жилет – в кабинете было жарко натоплено, даром, что за покрытым сверкающими белыми узорами окном потрескивал мороз.
– Достаточно, что мы платим ему, – Фирмен кивнул в сторону лежащего на столе еще запечатанного очередного послания Призрака Оперы. – Черт возьми, а он серьезный человек, – не без уважения заметил предприниматель и, подняв бокал с плещущейся на дне темно-янтарной жидкостью, добавил:
– За процветание Оперы и наше!
– К счастью, дела пошли на лад. За процветание! – присоединился Андрэ и пригубил свой коньяк.
Намерение дирекции поставить одновременно две оперы Верди поначалу вызвало в театре некоторое удивление, однако, как только стал известен исполнительский состав, многие сочли новых администраторов едва ли не гениями. На роли Виолетты и Альфредо были назначены сеньора Гуардичелли и сеньор Пьянджи, тогда как Луизу и Рудольфа должны были исполнять Кристина Дае и Робер Дебалье: воистину Соломоново решение.
В полученном директорами через день после трагических событий письме не содержалось ни намека на случившееся, никаких угроз или требований о выплате денег, только пространная инструкция: какие оперы следует включать в репертуар театра, что начать репетировать в ближайшее время и как распределить роли среди артистов труппы.
Сообразительность и здравый смысл опытных дельцов заставили их придержать амбиции и действовать согласно ситуации. Далее последовало детальное описание костюмов с зарисовками, эскизы декораций и ряд советов постановщику. Вдвоем Андрэ и Фирмен довольно легко сломили сопротивление маэстро Райера, неожиданная «компетентность» Жиля Андрэ в вопросах постановки произвела благоприятное впечатление на труппу. Полная свобода действий была предоставлена лишь балетмейстеру. Заметив вскользь, что «мадам Жири прекрасно справится со своими обязанностями», Призрак подчеркнул особый статус великолепной метрессы. Политика мирного сосуществования принесла отличные результаты.
– Как дирижеру Райеру равных нет, зато во вкусах публики наш друг разбирается гораздо лучше, – согласился с Ришаром Жиль. – И наши примы присмирели, в дипломатичности ему не откажешь.
Закурили. Запах ароматного кубинского табака распространился по кабинету, приятно щекоча ноздри и вселяя уверенность в светлом завтрашнем дне.
– Мне кажется, Жиль, его надо прочесть, – Фирмен снова покосился на украшенный печатью в виде черепа конверт.
Андрэ поставил рюмку, вздохнул и взломал печать.
– И что там? – спросил через минуту Ришар, заинтересованно наблюдавший за несколько озадаченным выражением лица партнера.
– Гм… Вы не поверите, Ришар: поздравления. «Дорогие месье Андрэ и месье Фирмен! Я счастлив поздравить вас с успехом «Травиаты» и «Луизы Миллер», – зачитал вслух Андрэ. – Надеюсь, наше дальнейшее сотрудничество будет столь же плодотворным и взаимовыгодным. В конце недели я предоставлю в ваше распоряжение партитуру новой оперы, которую следует поставить. Счастливого Рождества, господа! Остаюсь Вашим покорным слугой, Призрак Оперы». Вы слышали, «покорным слугой»? Господин Призрак не лишен чувства юмора, – невесело усмехнулся поклонник Бетховена.
– Если он не будет шутить так, как на представлении этого… забыл.., – Фирмен взмахнул рукой в воздухе.
– «Il Muto», – кивнул в знак понимания Андрэ.
– Да. То с ним можно вести дела. Сумма, конечно, завышена…
Фирмен допил коньяк и, немного поколебавшись и вопросительно взглянув на Андрэ, еще плеснул в бокалы:
– …но сейчас у меня нет желания с ним торговаться, да и шутить тоже. Пусть все утрясется и забудется. Скандалы хороши только пока привлекают публику, а вот когда приходится возвращать клиентам деньги…
– Это верно. Как бы нам не вышли боком любовные похождения его сиятельства, – озабоченно потер переносицу Андрэ. – Кружит вокруг Дае как шмель вокруг розы.
– А я теперь плачу ей жалование примадонны по настоянию господина Призрака, – подхватил мысль второй администратор.
Давние партнеры как всегда поняли друг друга с полуслова: конфликт двух «покровителей» грозил театру серьезными осложнениями.
– Может быть, стоит поговорить с виконтом? – с некоторым сомнением предложил Андрэ.
– Жиль, вы же видите, у его сиятельства, черт бы его побрал, только что слюни по подбородку не текут, – отрицательно покачал головой Фирмен.
– Ладно, оставим это, – вздохнул Андрэ. – Кто знает, возможно, господин Призрак действует исключительно в интересах искусства?

* * *

– Девочка моя, ты прекрасно пела сегодня, – мадам Жири ласково положила руку на плечо Кристине. – Он доволен тобой.
– Кто, Рауль? – без энтузиазма спросила певица.
Мэг ушла в их общую теперь комнату переодеться, а Кристина задержалась в гостиной.
– Ты знаешь, кто.
Франсуаза протянула ей красную, перевязанную тонкой черной ленточкой розу. Кристина машинально взяла ее и едва не выронила.
– Мадам Жири…
– Разве ты не догадываешься, кто распределяет роли в театре?
Франсуаза пристально посмотрела в глаза девушке, повернулась и скрылась в своей спальне.
Внезапно нахлынувшая слабость заставила Кристину опуститься на софу. Несмотря ни на что, она постоянно ощущала его присутствие, и, боже правый, как ей не хватало его голоса, ироничных интонаций, тихого смеха, его речей, загадочного блеска зеленых глаз…
Она закрыла глаза. Может быть, она действительно немного не в себе? Мэг говорит, что у нее слишком живое воображение и эта злосчастная надпись просто почудилась ей от излишнего волнения. Рассказ о Призраке Оперы и его подземных чертогах буквально очаровал юную балерину.
– Кристина, как я тебе завидую! Разве можно их сравнивать! Месье Рауль очень мил, но Призрак Оперы… такой таинственный, такой…
Девушка даже не знала, как выразить свои внутренние ощущения. Если бы она могла услышать его пение, его музыку или краешком глаза увидеть жилище! Приходилось верить на слово подруге. Мэг, по обыкновению, закатила глаза и приложила нежную белую ручку к левой стороне груди.
– Мэг, а как же убийство?
– Какое убийство? Старый болтун, – Мэг поспешно перекрестилась, – прости мою душу, Господи, повесился. Подумай, какое ты имеешь к нему отношение?
Тут Мэг была совершенно права: Кристина всегда старалась избегать этого неприятного человека.
Юная примадонна Гранд Опера открыла глаза. Гостиная мадам Жири поражала элегантностью и недоступной большинству обитателей театра роскошью, но Кристине отчего-то было здесь неуютно. Она скучала по своей комнате, по возможности остаться наедине с собой. Но если там вновь появится он? Что такое сказала сейчас мадам Жири? Роли в театре распределяет… Призрак Оперы?
Кристина была так рада, когда маэстро Райер со странным выражением лица сообщил, что она назначена на роль Луизы Миллер. Коварство и любовь! Какая прекрасная партия. И только теперь она задумалась над возможным скрытым значением оперы. Ложное письмо… подделанная надпись? Что он хотел ей сказать? Маэстро. Не было дня, часа, чтобы она не думала о нем… со страхом, тоской или трепетом и непонятным, тревожным и сладким томлением в груди. Ничего подобного она не испытывала в присутствии, – не говоря уже о мыслях, – Рауля. С каждым днем виконт становился все более настойчивым. Противиться его ласкам было трудно, но после поцелуев Кристине хотелось вытереть губы.
Девушка непроизвольно пропускала между пальцев нежную атласную ленту, снова и снова…
– Кристина, что ты сидишь здесь? – удивленно спросила, выглянувшая из-за приоткрывшейся двери Мэг.

* * *

Пользоваться плодами преступления Дени Эрику претило, но и другого выхода он не видел. Неожиданно для Лебера, с одной стороны, ситуация сложилась самым благоприятным образом – он получил возможность диктовать свою волю администрации и руководить художественной жизнью театра. Упускать такой шанс было бы неразумно: покойника не воскресить, зато теперь он мог выполнить свое обещание Кристине – устроить ее сценическое будущее. При этом он с горечью наблюдал, как его ангел все больше попадает под влияние распустившего перья, словно тетерев на току виконта. Эрик чувствовал, что тихо сходит с ума от ревности.
Он загрузил себя таким количеством работы, какое только можно осилить, оставляя на сон четыре часа в сутки. Заканчивал оперу, составлял предварительный текст экспертного заключения, готовил к печати свой труд по физике волн, писал инструкции директорам театра, разрабатывал архитекторский проект для крупного промышленного заказа, рисовал эскизы декораций и портрет Кристины в роли Луизы Миллер; кроме того, Эрик продолжал читать лекции в Высшей политехнической школе, постоянно присутствовал на заседаниях возглавляемой им комиссии, часто наведывался по делам во Дворец Правосудия и Министерство общественного образования. Но заглушить боль кровоточащего сердца не получалось.

* * *

Бесчисленные пары в разноцветных ярких костюмах кружились в водовороте нескончаемого танца; ослепительный свет, веселый смех и владычествующая надо всем музыка наполняли фойе, галереи и залы Оперы. Кристина ненадолго присела на узкий диванчик в одном из проходных залов второго этажа, на ней было бело-розовое домино и такая же двуцветная полумаска.
Традиционный ежегодный маскарад в Опере привлекал множество гостей: сегодня здесь веселились аристократы и студенты, министры и представители деловых кругов, артисты, художники, судейские чиновники, врачи, адвокаты, поэты – казалось, половина Парижа собралась во Дворце Гарнье, чтобы танцевать, флиртовать и развлекаться. В этом вавилонском столпотворении кто-то умудрялся срывать поцелуи, а кто-то – заключать финансовые сделки.
Протанцевав три часа к ряду, – ее партнером в большинстве танцев был Рауль, виконт неохотно уступал свое право другим претендентам, но иногда был вынужден это делать, – юная примадонна была рада нескольким минутам отдыха. Встретив одного из старых приятелей, – не все гости были замаскированы до полной неузнаваемости, – покровитель театра ненадолго оставил девушку одну.
– Вы позволите пригласить вас на танец, мадемуазель?
В изящном поклоне перед ней склонился высокий человек в алом костюме, того же цвета длинном бархатном плаще и жутковатой, изображающей череп белой маске с большими черными глазницами.
– Боже мой, вы здесь…
Она мгновенно узнала его, стоило только услышать первое, произнесенное им слово. Необычный костюм ничуть не маскировал в ее глазах его знакомой фигуры. Девушка поспешно поднялась с диванчика, на ее лице отразился легкий испуг.
– Я так тебя пугаю, мой ангел? – он выпрямился и сверху заглянул ей в глаза внимательным, проникающим в самую глубину сердца, тревожным взглядом.
– … если вас узнают?
Тяжелый камень, вернее неподъемная скала рухнула с его души и рассыпалась невесомой пылью от этого наивного вопроса. Решившись подойти к Кристине на балу, Эрик не был уверен в том, что последует за его приглашением на танец: крик ужаса, обморок, попытка убежать и скрыться в толпе или…
– Чем же я отличаюсь от других масок? – его губ коснулась чуть заметная улыбка.
– Ваш костюм, должно быть, привлекает внимание…
– Почему бы не выглядеть на маскараде оригинально?
Кристина даже не заметила, как ее рука оказалась на плече маэстро, он подхватил девушку за талию и они закружились среди танцующих.
– Кто-нибудь может догадаться…
– О чем, мой ангел? О том, что я читаю рассказы господина Эдгара По?
Его извечная легкая ироничность обезоруживала, а загадочная полуулыбка под непривычной маской действовала завораживающе.
– Даже если бы я явился сюда в костюме Призрака Оперы, вряд ли бы это кого-нибудь сильно заинтересовало. Вот один, посмотри, – он показал глазами на промелькнувшую мимо пару.
Оглянувшись, Кристина не смогла сдержать тихого смеха.
– Ты не видела ни одного? Я встретил уже троих, – также тихо рассмеялся Эрик. – Этот еще не самый комичный.
Мужчина, на которого указал маэстро, был ниже него на голову с заметно выделяющимся под черным глухим сюртуком брюшком; невероятно широкий плащ доходил маскарадному Призраку до колен – в танце плащ развивался подобно крыльям летучей мыши, – белая сплошная маска с нарисованным оскалом закрывала лицо, а на голове красовалась большая черная шляпа с полями и плюмажем из перьев.
– Ох! – его слова чуть не заставили девушку, забыв приличия, расхохотаться в голос.
Как можно бояться этого человека, в глазах которого плещется столько ума и веселья, столько беззлобной иронии и согревающего сердце тепла?
– Кристина, у меня не было возможности сказать тебе, как я рад твоему успеху в «Луизе». Это было лучшее исполнение, какое мне приходилось слышать. И все же я боюсь, что тебе будет нелегко справиться с новой ролью.
– Какой, маэстро?
– Со следующей недели начнутся репетиции «Дон Жуана».
Разговаривая и танцуя, Эрик не забывал время от времени окидывать зал быстрым взглядом, он не хотел, чтобы их разговору грубо помешали. Правда, желающих перехватить даму – что в принципе не возбранялось на маскараде – у Красной Смерти пока не наблюдалось.
– «Дон Жуана» Моцарта или вашего «Дон Жуана»?
– Моего, Кристина.
– Но как же..., – она едва не задохнулась от радости: его волшебную музыку услышат люди! – Разве я смогу?
– Обязательно, если мы возобновим наши занятия, – заметив, мелькнувшую в ее глазах тень страха, Эрик спросил:
– Скажи мне, что ты все-таки увидела на зеркале?
Даже сквозь прорези маски было видно, как округлились ее большие карие глаза.
– Вы не знаете?..
Лебер скорее понял по движению губ, чем уловил на слух ее слова. Разговаривать под звуки громко играющей музыки совсем непросто, они то и дело наклонялись друг к другу, точнее Эрик наклонялся, а Кристина тянулась вверх.
Он покачал головой в знак отрицания и краем глаза уловил, как сквозь круговорот пар к ним пытается пробиться мужчина в костюме драгунского офицера начала века, это был Рауль. Эрик плавно повел Кристину к выходу в соседний зал.
– Тебя ищет господин виконт, не оглядывайся, – предупредил он.
– Маэстро…
– Я буду ждать тебя, мой ангел.
Танец окончился.
– Благодарю вас, мадемуазель, – он чуть коснулся губами кончиков ее пальцев, поклонился с изяществом светского льва и исчез в смежном зале.
Музыка не успела заиграть вновь, как возле Кристины появился Рауль.
– Кто этот человек, Кристина?
Виконт подошел сзади, от его резкого тона девушка вздрогнула и обернулась.
– Тот, с которым ты танцевала сейчас, – отвечая на ее недоуменный взгляд, уточнил он. – Не говори, что ты его не знаешь. Я видел, как вы шептались.
– Рауль, ты напугал меня. Мы просто разговаривали о костюмах, – нашлась она.
– О каких костюмах? – несколько опешил и сбавил тон виконт.
– О маскарадных, конечно! Каких же еще? Ты уже поговорил со своим другом? Тогда идем танцевать!
Кристина сама подхватила поклонника под руку и под звуки мелодии Венского вальса повлекла его в центр зала.

 Отправлено: 17.01.09 09:44. Заголовок: Глава XVIII Он с до..

Глава XVIII

Он с досадой бросил перьевую ручку на лист бумаги, над которым сидел уже не меньше четверти часа. Чернила брызнули, черная с фиолетовым оттенком, похожая на ехидную кривую ухмылку клякса растеклась по единственной, сделанной им надписи: «Дорогой кузен!» Одна крохотная капелька попала на манжет сорочки, заметив это, Рауль недовольно скривился: он совершенно теряет контроль. Нет, ответить сегодня Филиппу он не в состоянии. Учитывая степень родственной теплоты их отношений, писать графу лучше в спокойном расположении духа и с ясной головой.
Семейная история де Шаньи чем-то отдаленно напоминала измышления господина Александра Дюма старшего. Отцы Рауля и Филиппа были близнецами, поэтому вопрос о наследовании титула и состояния, вставший лет тридцать тому назад, оказался болезненным и даже драматичным. Граф Максимилиан де Шаньи любил обоих своих сыновей, поэтому имущество и деньги он разделил между ними поровну, хотя это и не совсем соответствовало освещенной веками традиции. Но титул разделить было невозможно: графом стал дядя Рауля Леон де Шаньи. И если братья в свое время отнеслись к решению отца достаточно спокойно – во всяком случае, так они говорили своим детям – между Раулем и Филиппом стойкая неприязнь возникла если не в младенчестве, то ненамного позже. Филипп был старше пятью годами и не упускал случая продемонстрировать свое превосходство, как в возрасте, так и в положении. После смерти отцов – оба брата не дожили до сорока – отношения между кузенами, как и следовало ожидать, не улучшились. Переносили они друг друга с трудом, стараясь общаться по переписке и то раз в полгода, к счастью, Филипп большей частью жил заграницей.
Рауль скомкал и выбросил испорченный лист в корзину для бумаг, а письмо из Рима убрал в ящик стола. Когда мысли заняты женщиной, бесполезно пытаться решать семейные проблемы. Он резко отодвинул кресло, встал и начал мерить кабинет шагами: движение успокаивало и помогало умственному процессу. Распахнутый светло-коричневый с желтыми обшлагами шлафрок яростно развивался на поворотах.
Временами он совершенно переставал понимать ее. Эти странные перепады настроения, переменчивость решений. Месяц назад Кристина боялась без сопровождения даже подходить к своей комнате, а теперь ей взбрело в голову во что бы то ни стало вернуться туда. С одной стороны, Рауля это устраивало: постоянное присутствие рядом Мэг и мадам Жири стесняло его и мешало осуществлению разгорающихся желаний. А, с другой, наводило на тревожные размышления. Кого на самом деле мечтает принимать в своей комнате новая примадонна Оперы?
Сомнения не покидали его. Разве он мог не видеть, как смотрят на Кристину мужчины, когда они вместе заходят в кафе или прогуливаются по улице. Ее очаровательная улыбка, нежная белая кожа, роскошные локоны, огромные наивные глаза, стройная, гибкая фигура – совершенный образ юной невинности. Может ли он оставить кого-нибудь равнодушным?
Да и в театре достаточно разного сброда. Человек в красном – кто он? Случайный посетитель маскарада? Ревность не позволяла поверить в успокоительную ложь. И тот загадочный голос… Виконт де Шаньи вновь и вновь старался припомнить внешность ведущих артистов оперы – певцов и танцоров балета. Может быть, Кристина тайком дарит своей благосклонностью кого-то из них? Не потому ли девушка так холодна и неприступна? Мысль вызывала болезненное чувство обиды и возмущения. Он, потомок графского рода, тратит столько времени и усилий, а какой-нибудь второсортный тенор срывает сладкие плоды, в которых ему отказано? Ни Пьянджи, ни Дебалье не могли скрываться под маской Красной Смерти. Дородность одного и невысокий рост другого снимали с первых солистов возможные подозрения. Такого длинного танцора в балетной труппе покровитель Оперы тоже не приметил, но среди исполняющих вторые партии певцов двое или трое – прежде он не обращал на них пристального внимания – вполне, на его взгляд, подходили.
Не то от быстрой ходьбы, не то от подогревающих кровь размышлений Раулю стало жарко: пот выступил на лбу. Виконт вытер его платком и в изнеможении рухнул в ближайшее кресло. Он бы открыл одно из окон, но те были плотно закупорены, вызывать слуг с инструментом не хотелось. Мысли упорно возвращались в одно и то же русло, сметая все препоны, как упрямая мелководная речка, перегороженная неумело сооруженной детьми плотинной.
Завести любовника вне Оперы, шансов у Кристины было мало. Театр она покидала нечасто и, в основном, в его сопровождении. Но как она могла выбрать кого-то другого? Возможно ли быть такой жестокой к тому, кто изнывает от тоски и любовного томления! Довольно прикрываться разговорами о детской дружбе и Призраке Оперы: либо она принимает его как мужчину, либо…
Но что должно последовать в случае ее отказа, Рауль и сам не знал. Он чувствовал, что не в силах расстаться с превратившейся в соблазнительную как античная нимфа красавицу Крошкой Лотти.
Рауль вскочил, подошел к звонку и резко дернул за шнур, вызывая прислугу.
– Ваше сиятельство звали? – с поклоном спросил появившийся через минуту на пороге кабинета вышколенный мажордом.
– Да, – против воли его голос прозвучал излишне раздраженно. – Вели закладывать карету, Марсель.
– Слушаю, ваше сиятельство.
Вслед за слугой виконт де Шаньи вышел из кабинета и отправился переодеваться для визита в Оперу.
Три дня Рауль взвинчивал себя терзавшими сердце, словно крючья средневекового палача – тело осужденного преступника, ревнивыми мыслями. Пора, наконец, откровенно поговорить с Кристиной.

* * *

Бедный Эрик! Каким беззащитным и в то же время готовым выдержать любой удар (непостижимое сочетание!) он выглядел в тот момент, когда, уступая ее отчаянной просьбе, согласился вновь снять маску и… парик. Он сам признался, что носит его. Несчастные наросты не ограничивались лицом, они захватывали область на правом виске и над ухом, волосы там не росли. И все равно он ничуть не походил на тот ужасный хохочущий череп, что привиделся – все-таки привиделся! – ей в бреду. Со своими собственными темно-каштановыми волосами он казался моложе, чем в черном парике, не таким строгим и загадочным. Кристина мечтательно улыбнулась томительно-нежному воспоминанию.
– Эрик!
Она смотрела на него широко распахнутыми, удивленными, но не испуганными глазами.
– Я безобразен, это правда, мой ангел, – его голос прозвучал вновь напряженно и несколько глуховато. – Еще уродливее, чем ты могла представить.
Он сидел, развернувшись боком к клавиру органа, на котором недавно аккомпанировал Кристине, девушка стояла рядом и смотрела на него сверху вниз.
– Как ужасно обошлась с вами судьба. Так несправедливо…
– Не нужно жалеть меня, Кристина.
– Я жалею не вас, мне жаль людей, которые вас не знают.
– Ты ошибаешься, мой ангел…
Девушка подняла руку, легонько коснулась его волос, улыбка тронула ее губы и отразилась в глазах – сначала в ее, потом в его. Он осторожно перехватил ее ладонь и поднес к губам. Сладкая истома прокатилась по позвоночнику, Кристина вздрогнула – таких ощущений она никогда не испытывала ни от дежурных «прикладываний к ручке» ставших невероятно внимательными и обходительными директоров, ни от полушутливых дружеских поцелуев в щечку обожавшего свою жену и детей редкостного однолюба Дебалье, ни от далеких от целомудрия лобзаний Рауля.
Он встал, растеряно заглянул во влажно блестящие глаза Кристины и отпустил ее руку:
– Прости, тебе неприятно…
Ну, как же он ничего не понял!
Быстро протянув руку к его изуродованной щеке, Кристина не позволила Эрику отвернуться, горло перехватил спазм, она отрицательно покачала головой. Несколько секунд они неотрывно смотрели друг другу в глаза, тонули в них, то ли проваливаясь в бездонную пропасть, то ли возносясь в заоблачную высь. Их губы встретились – вселенная взорвалась фейерверком сияющих огней и осыпалась под ноги алмазной россыпью звезд.

* * *

Весь день юная примадонна опасалась появления покровителя Оперы: произошедшая между ними на следующее утро после бала размолвка – он все же не успокоился и продолжал допытываться о том, с кем она танцевала – оказалась кстати. Когда Кристина устала отнекиваться и выслушивать его обвинения, она сказала Раулю правду:
– Ты действительно хочешь знать? Хорошо. Это был Призрак Оперы.
Конечно, он не поверил. Подумав, что девушка над ним смеется, виконт выскочил из ее комнаты, в которую она только что вернулась – даже вещи разобрать не успела, – громко хлопнув дверью. С тех пор его не было видно в Опере уже два дня. Насколько Кристина успела изучить характер повзрослевшего друга детства, он вот-вот должен был вернуться. Объясняться с ним она не испытывала ни малейшего желания, он не хотел понимать, что нравится ей (или уже не нравится?) лишь как друг. Его назойливое присутствие становилось все более утомительным. Рассказывать ему о Призраке Оперы было бесполезно, тем более, что теперь Кристина передумала посвящать виконта в тайну Эрика. Может быть, к лучшему, что раньше он упорно отказывался ее выслушать.
Виконта интересовала только его собственная точка зрения на окружающее – простая и ясная. Осведомившись однажды у Андрэ, не беспокоит ли дирекцию вымогатель, Рауль вполне удовлетворился его ответом в том смысле, что, видимо, это была просто чья-то шутка. Стоило Кристине заикнуться о Призраке, и аристократ поспешил рассказать девушке о разговоре с директором, дабы лишний раз подтвердить свою правоту и посмеяться ее нелепым страхам.
К немалой радости Кристины, Рауль, вероятно, решил выдержать паузу.

* * *

Вечером Эрик попросил разрешения войти в ее комнату, он был в парике, но без маски. Элегантный темно-серый костюм сидел на нем идеально и, на взгляд девушки, шел ему гораздо больше устрашающих маскарадных нарядов, будь то Красная Смерть или Призрак Оперы. Последний она теперь тоже воспринимала как приложение к роли. Эрик вовсе не должен быть Призраком, он может стать другим.
Но расспрашивать его накануне о жизни, в которой, наверное, было немало грустных и трагических страниц, не поворачивался язык – так не хотелось нарушать волшебство окутавшей их души нежности. Они говорили только о музыке, о будущей постановке его оперы, о том, какие ошибки заметили на репетиции, оба как дети смущенные поцелуем и бесконечно счастливые. Второй раз Эрик поцеловал Кристину на пороге ее комнаты, где они, не решаясь расстаться, простояли около часа...
Как только он оказался по эту сторону зеркала, их руки соединились в красноречивом порыве, взгляды встретились.
– Кристина, – он заметно волновался. – Я должен сказать… Я люблю тебя. Не отвечай сейчас…
– Маэстро!.. Эрик...
– Пожалуйста, мой ангел… подумай, захочешь ли ты быть рядом со мной, сможешь ли вынести направленные в нашу сторону удивленные, насмешливые, циничные взгляды посторонних людей.
– Я…
– Это трудно. Поверь, я знаю. И я намного старше…
– Пусть, – прошептала Кристина.
Он нежно обнял ее, несильно прижав к груди. Их поцелуй был долгим, кружащим головы и заставляющим, сладко замершие в первый миг сердца, биться неистово и страстно.
– Я должен уехать…
– Нет!
– На три-четыре дня, мой ангел. Возьми его, пожалуйста.
Эрик выпустил девушку из объятий, достал из кармана зеленую бархатную коробочку и вложил ее в руку Кристине. Она открыла футляр, внутри лежал золотой перстень с одним крупным изумрудом и четырьмя маленькими бриллиантами. Камни блеснули в лучах света от горящих по обе стороны зеркала газовых рожков.
– Какое дорогое. Зачем?
Она подняла на Эрика удивленный и вопрошающий взгляд.
– Я прошу твоей руки, Кристина. Но не хочу тебя торопить. Ты скажешь мне о своем решении, когда я вернусь. Хорошо? – он улыбнулся – ответ читался в ее просиявших глазах уже сейчас.
– Да, Эрик. Куда вы едете?
– В Нант. Я опять не успел тебе ничего рассказать, – извиняющимся тоном сказал он. –Через два часа уходит мой поезд. Ты позволишь надеть тебе кольцо?

* * *

Вагон вздрогнул, колеса, словно нехотя повернулись раз, другой и ритмично застучали о рельсы, вокзальные огни поплыли мимо, заставляя вспыхивать, гаснуть и снова вспыхивать морозные узоры на оконном стекле. Эрик откинулся на мягкую стенку купе и с удовольствием закрыл бы глаза, чтобы погрузиться в собственные противоречивые мысли и чувства. Он был счастлив, невероятно, невозможно счастлив. От этого, перехлестывающей через край ощущения даже становилось немного страшно. И в то же время мучительная тревога сжимала сердце недобрым предчувствием. Как не хотелось ему уезжать! Но он обязан был присутствовать при завершении своего проекта, все проверить и подписать бумаги. Пятидневный запас морфина пришлось отдать Дени, от этого больше всего становилось не по себе. Что может прийти в голову безнадежно больному человеку в отсутствие какого бы то ни было контроля? Лебер убедил Кристину провести еще несколько ночей и желательно дней в комнате Мэг под любым предлогом. Времени было мало, и объяснить любимой причину странной просьбы он не успел бы при всем желании: он умолял, и она обещала. Хотя Эрик не думал, что Дени сумеет обнаружить и отключить механизм его ловушки, так ему было спокойнее. Существует и более простой способ попасть в комнату к одинокой девушке, например, открыв дверь с помощью поддельного ключа во время спектакля. От изобретательной мстительности Духа Оперы можно было ожидать чего угодно, начиная дохлыми крысами и заканчивая… После убийства Буке архитектор боялся представить, на какие еще поступки могут толкнуть Дени обида, ненависть и растущее отчаяние.
К сожалению, Лебер ехал не один. Напротив расположился седовласый мужчина с породистым аристократичным лицом, небольшие залысины на лбу придавали его строгому и удивительно моложавому лицу – морщин было совсем немного – внушительный вид мыслителя или государственного деятеля. Впечатление дополняли темные живые пронзительные глаза. Черный костюм по последней английской моде – однобортный короткий сак и прямые брюки – достаточно удобен в поездке, как видно, солидный господин знал в путешествиях толк. Попутчик ненавязчиво, как бы вскользь, но заинтересовано присматривался к Эрику, так, как умеют почти незаметно наблюдать за незнакомцами искушенные в общении с самыми разными людьми дипломаты. Он заговорил первым:
– Простите, месье, мне кажется, мы встречались. На приеме у барона де Вийяра, – уточнил седовласый аристократ. – Но, к сожалению, не были представлены.
Лебер выпрямился, учтивость требовала уделить внимание человеку, с которым ему придется провести вместе несколько часов. Действительно, он видел господина в доме заместителя министра, просто и тогда и сейчас его мысли по преимуществу были заняты делами сердечными.
– Морис де Кавиль, – представился тот.
– Луи Лебер, к вашим услугам, – Эрик чуть наклонил голову.
– О, я много о вас слышал, месье Лебер, – дипломат – (Лебер совершенно точно угадал род занятий попутчика) – позволил вежливой улыбке появиться на своем породистом лице.
Эрику оставалось гадать, от кого именно и по какому поводу был наслышан о нем отец мадемуазель Женевьевы.

 Отправлено: 18.01.09 10:23. Заголовок: Глава XIX Репетиция..

Глава XIX

Репетиция давно закончилась, спектакля на сегодня назначено не было. В непривычно пустынных коридорах жилой части Оперы Рауль встретил стайку убежавших при его приближении юных учениц балетной школы и неприветливо взглянувшую в его сторону женщину – не то гардеробщицу, не то костюмершу, которую несколько раз мельком видел в апартаментах мадам Жири, когда там жила Кристина. Возможно, за закрытыми дверьми комнат жизнь била ключом: дружеские пирушки, любовные свидания, тайные интриги, драмы разбитых сердец и утраченных надежд. Но со стороны в этот зимний вечер Дворец Гарнье казался огромным сонным царством. Впрочем, виконта мало беспокоили тишина и немноголюдность, в провожатых покровитель Оперы не нуждался.
Остановившись перед комнатой Кристины, Рауль некоторое время прислушивался: никаких голосов – ни мужских, ни женских. Возможно, девушка читает. Он несколько раз заставал ее за этим занятием, и, говоря откровенно, подборка литературы немало его удивила: книги по истории и искусству вместо любовных романов. А однажды замеченная им на журнальном столике, заложенная примерно на середине черной атласной ленточкой «Философия искусства» Шеллинга просто сразила виконта наповал. Он хотел было поинтересоваться, кто советует читать такие книги оперной певичке и где она их берет, но что-то отвлекло его внимание, и вопрос так и не прозвучал.
На его сдержанный стук никто не отозвался. Рауль постучал настойчивее и громче. Никакого результата. Виконт оглянулся, поблизости не было ни души. Он быстро наклонился и припал ухом к замочной скважине. Тишина: ни звука, ни малейшего шороха не доносилось из комнаты Кристины. Сквозь отверстие для ключа не пробивалось даже слабого лучика, темно и пусто. Рауль выпрямился, на всякий случай еще трижды ударил кулаком по многострадальному дереву – разумеется, ничего не изменилось – и, озадаченный, привалился спиной к двери.
Было не похоже, чтобы девушка спала, он уже, наверное, разбудил бы ее. Где она может быть? Воспаленное воображение услужливо подсунуло душераздирающую картину: темная ночь, закрытая карета, Кристина садится в нее и уезжает прочь в сопровождении таинственного любовника в мрачном костюме Красной Смерти. Де Шаньи мотнул головой, отгоняя прилипчивое видение, – в последние дни он уже не раз представлял себе нечто подобное. Панический страх прокрался через затылок в основание черепа, спустился по позвоночнику, заставив виконта содрогнуться все телом: он не может ее потерять. Ни за что! Усилием воли Рауль заставил себя немного успокоиться. Все может быть гораздо проще и вовсе не так драматично. В надежде он быстрым шагом направился в сторону комнат мадам Жири.

* * *

– Нам нужно поговорить, Кристина.
Не слишком удивленная поздним посещением виконта мадам Жири позвала Кристину в гостиную и деликатно удалилась.
– Я слушаю, Рауль.
В домашнем шерстяном темно-синем застегнутом под самое горло платье девушка выглядела совсем юной и почему-то походила на благочестивую воспитанницу монастыря. Стоило виконту увидеть ее, волна желания захватила все его существо, он с трудом удержался от того, чтобы не заключить Кристину в объятия. Но все же следовало сначала объясниться: в последнюю встречу они расстались не лучшим образом. Очевидно, Кристина была на него сердита. Она быстро отняла левую руку после его поцелуя и, не глядя Раулю в лицо, присела не на софу, как надеялся разгоряченный поклонник, а в отдельно стоящее кресло, быстро прикрыв правую ладонь левой. Снимать кольцо Эрика Кристина не собиралась, но и показать его Раулю у нее не хватало смелости. Виконту больше ничего не оставалось, как занять другое кресло поодаль.
– Мы не могли бы пойти в твою комнату? – как мог мягко спросил Рауль. – Почему ты снова здесь? Ведь ты хотела вернуться к себе.
– Ты боишься, что нас подслушают? Что такого ты хочешь мне сказать? – не отвечая на его вопросы, Кристина поспешила задать свои.
Внезапная мысль пришла сейчас ей в голову: неужели Эрик просил ее ночевать у Мэг из-за возможных визитов Рауля? Но маэстро ничего не выспрашивал про их отношения, не устраивал ей сцен ревности, только при случайном упоминании о виконте – как тогда, на балу – в его тоне появлялись язвительные нотки, а в глазах мелькала тень неприязни. Нет, Эрик не мог угрожать убийством Рауля, он слишком благороден! Или же Ангел опасался кого-то третьего, тайного недоброжелателя, оставившего напугавшую ее надпись? Кажется, он единственный поверил в то, что слова на зеркале Кристине не померещились, и не пытался убедить ее, будто она просто нервная барышня.
– Я не понимаю, что с тобой происходит. Кто стоит между нами, Кристина? Ответь мне, – Рауль чувствовал, что начинает закипать, но все еще сдерживался.
Все-таки она была невероятно странной, даже загадочной девушкой, окутанной какими-то непонятными тайнами. Или это театральная атмосфера придавала ей ореол мистичности и загадочности? Как будто раньше он не водил знакомств с актрисами! Правда, из Комеди Франсез, а не из Оперы… Но какая, в принципе, разница?
– Нашей дружбе никто не препятствует, Рауль, – она чуть заметно повела плечами. – А больше между нами ничего быть не может.
Кристина подняла взгляд и твердо посмотрела в глаза бывшему другу детства.
– Я не могу так, мы уже не дети… Я люблю тебя, я хочу быть с тобой. Ты должна меня понять, наконец! Если ты так настаиваешь, я даже готов на тебе жениться, – неожиданно для самого себя выпалил потомок графского рода.
– Я вовсе не настаиваю. Не нужно жертв, господин де Шаньи.
Кристина резко встала, словно в ней распрямилась сжатая пружина, глаза сверкнули гневом. Предложение руки в таком тоне звучало настоящим оскорблением:
– Оставьте меня, месье!
– Кристина! Прости! Прошу! – с непритворным отчаянием воскликнул он.
Поняв, что совершил ужасную оплошность, Рауль бросился на колени. Неотрывно глядя в ее ставшее холодным и отчужденным лицо, он прополз отделявшее их расстояние по густому ворсу ковра и схватил девушку за руки. Ошеломленная, Кристина не успела их отдернуть. Вцепившиеся в ее ладони пальцы Рауля ощутили что-то постороннее, жесткое и неприятно его кольнувшее. Молодой человек опустил взгляд:
– Откуда это кольцо? – побелевшими губами прошептал он. – Кто дал тебе его? Кто?!
– Господин де Шаньи, я прошу вас оставить меня. Вы должны понимать, что между нами теперь действительно все кончено. Мне жаль…
Вырвав руки из тисков его ладоней, Кристина всхлипнула и убежала в комнату Мэг. Его отчаяние, едва не выступившие на глазах слезы вызвали в ее сердце острое чувство жалости: он принял ее основанную на воспоминаниях прошлого симпатию за проявление чего-то большего, ее неспособность сказать твердое «нет» – за луч надежды… Как же она виновата, и как ужасно все получилось!
Рауль, пошатываясь, поднялся на ноги. Что значат эти слезы? Если она равнодушна к нему, то почему заплакала? Не попала ли девушка в лапы коварного шантажиста? Может быть, ей на самом деле кто-то угрожает? А он, ослепленный ревностью, не слушал ее, не попытался докопаться до истины… Продолжить выяснение обстоятельств сейчас, здесь казалось немыслимым: наверняка, мадам Жири и Мэг прислушивались к их разговору. Краска начала медленно заливать его бледное лицо. Виконт поспешно покинул гостиную, решив вернуться завтра, и положить конец всем сомнениям и тайнам.

* * *

На этот раз Кристина не стала забирать большинство вещей из комнаты, только самое необходимое. Поэтому днем она заходила к себе, чтобы переодеться, взять книгу или забытую второпях пуховку. Но сейчас ей хотелось просто немного побыть одной. Через полчаса нужно будет начинать одеваться и накладывать грим к спектаклю.
Вчерашнее объяснение с Раулем оставило тягостное впечатление. Она не сразу смогла объяснить не знающей, как утешить ее, подруге, что же произошло. Да и сама Кристина никак не могла понять, что случилось с тем веселым, добрым, все понимающим мальчиком, с которым она когда-то дружила. Теперь его ужасно беспокоил вопрос наследования титула. Виконт не преминул рассказать давней подруге о своих надеждах: его кузен, граф Филипп де Шаньи, женатый уже семь лет до сих пор не имеет детей, законных, по крайней мере. К тому же, Филипп ведет разнузданный образ жизни, он уже промотал большую часть полученного от отца состояния и вынужден выставить на продажу замок де Шаньи. Рауль столько раз говорил о том, что Филипп не достоин доставшегося ему титула, что можно было не сомневаться: виконт приложит все усилия, чтобы выглядеть на фоне кузена истинным аристократом. Поэтому у Кристины и мысли не возникало, что виконт когда-нибудь сделает ей предложение. Она не ждала этого и не жаждала. Но, видимо, она вела себя неправильно, если Рауль смог прийти к заключению, будто она вынуждает его жениться. Какая нелепость!
Отперев ключом дверь, Кристина зашла в комнату. Девушка зябко поежилась: камин был не топлен уже два дня, помещение остыло. Оставаться здесь долго не следовало, если только не вызвать истопника. День стоял пасмурный, серый, вполне соответствующий ее подавленному настроению. Скоро начнет смеркаться.
Кристина подошла к туалетному столику, скорее по привычке, нежели по какой-нибудь действительной надобности. На почти опустевшей столешнице – духи, румяна, пудру и коробку с театральным гримом она сразу отнесла к Мэг – лежал сложенный пополам листок размером в четверть обычной почтовой бумаги.
Девушка стремительно протянула руку и развернула письмо. Это была всего лишь коротенькая записка, но даже самое длинное и велеречивое послание не могло бы заставить ее сердце забиться так радостно:
«Я вернулся, мой ангел. Буду ждать тебя сегодня после спектакля».
Боже, какой все-таки смешной у него почерк! Той же рукой была написана инструкция, что передала ей мадам Жири, когда Кристина только готовилась к роли Луизы Миллер. Во всем не может быть идеален даже гений.
В дверь постучали, и тут же она открылась – Кристина забыла запереть ее. Девушка едва успела положить записку обратно и накрыть сложенным веером, ничего более подходящего под руку не попалось.
– Рауль? – ее голос прозвучал нервно и даже испуганно.
– Кристина.

* * *

Прятаться в пыльном закутке под лестницей было неприятно и унизительно. Протискиваясь в узкую щель между стеной комнаты Кристины и ступенями, Рауль едва не порвал фрак, но выбора у него не было.
Длинный и напряженный разговор ничего не дал. Девушка отказывалась от прямых объяснений, сказав, что имя ее жениха никоим образом его не касается и ничего ему не скажет. Ее жениха! Единственное, чего ему удалось добиться – ее извинений в том, что невольно она подала ему ложную надежду, не испытывая иных чувств, кроме дружеского расположения. Однако теперь, когда она связана с другим человеком, им лучше прекратить всякие отношения.
Слышать это было невыносимо. Неужели он мог так жестоко ошибаться! Все демоны преисподней вцепились ему в сердце, разрывая его на части. Откуда взялся этот таинственный жених? И почему не появится открыто и честно? Что можно скрывать, если речь идет о браке, а не о подарке от любовника? Или все-таки это не обычный человек, а какая-то темная личность, имеющая над девушкой необъяснимую, страшную власть?
В последней надежде Рауль рискнул зайти с другой стороны, напомнить Кристине о ее страхах и Призраке Оперы.
– Почему вы вдруг поверили в эти сказки, господин де Шаньи? – она упорно продолжала обращаться к Раулю на вы.
– Потому что честные люди не скрывают своих намерений и не прячутся тогда, когда им следовало бы показать свое лицо!
– Что?
Отчего-то его высокопарный фразеологизм страшно смутил Кристину, кажется, он сам того не зная, попал в какую-то болезненную точку. Он точно мог бы добиться сейчас некоего важного признания, но их бесцеремонно прервали.
Коротко постучав и извинившись с таким видом, словно делала присутствующим одолжение, в комнату вошла мадам Жири.
– Тебе пора одеваться, Кристина. Простите, господин виконт, до звонка осталось три четверти часа.
– Я иду, мадам Жири.
Девушка поспешила к выходу, стремясь быстрее скрыться от внимательного и странно возбужденного взгляда Рауля.
Задержавшись на пару секунд у нее за спиной, отвергнутый поклонник сделал то, что давно хотел, но не имел возможности. Еще только войдя в комнату, виконт заметил, как Кристина что-то поспешно прятала. Хотя девушка во время разговора старалась загородить от него столик, Рауль рассмотрел высовывающийся из-под веера белый уголок маленького листа. Перед тем, как пойти к выходу вслед за Кристиной, он успел протянуть руку, вытащить записку и зажать ее в кулаке.
Покинув ложу в начале последнего акта, Рауль занял свой наблюдательный пост. Он рассудил, что соперник намеревается проникнуть в комнату юной примадонны именно до окончания спектакля и ждать ее внутри.
Шагов он не слышал, поэтому звук вставляемого в скважину ключа заставил Рауля вздрогнуть от неожиданности. Как только дверь тихо скрипнула, виконт скользнул в щель, и схватился за ручку почти закрывшейся перед его носом двери. С силой дернув дверь на себя, он бросился внутрь и тут же налетел на едва различимую в слабом, падающем из коридора свете черную тень. Тень была осязаема и в то же время почти бесплотна: некто неправдоподобно худой и костлявый в черном плаще с капюшоном, из-под которого таращился ужасный белый череп. В руках привидение держало какую-то склянку, выпавшую и разбившуюся вдребезги от столкновения с Раулем.

* * *

Не пройдя и половины коридора, Кристина увидела, что дверь в ее комнату приоткрыта. Встревоженная, она ускорила шаг, но у порога на секунду замерла в нерешительности. Внутри было темно. Наконец, она потянула дверь на себя и, кое-как сдерживая нахлынувшую дрожь, заставила себя войти. Девушка нащупала выключатель газового освещения, повернула его. На полу валялись опрокинутая этажерка и перевернутый на бок журнальный столик, несколько разбитых ваз с цветами, разлетевшийся на части графин для воды и два канделябра. Посреди этого хаоса ничком лежал Рауль, по его светлым волосам на затылке сочилась кровь. Кристина громко вскрикнула и прижала ладони ко рту.

 Отправлено: 18.01.09 14:04. Заголовок: Тали у тебя классный..

Тали у тебя классный новый авик!
Я перечитываю продолжение второй части, не оставляю коментов, потому что читаю по второму разу...ты уж не обижайся...

 Отправлено: 18.01.09 14:09. Заголовок: scorpio-2000 пишет: ..

scorpio-2000 пишет:

цитата:

у тебя классный новый авик!

Спасибо!
Я не обижаюсь. Но если вычитаешь вдруг что-то новое (в смысле со второго раза бывает новое прочтение), пиши.

 Отправлено: 21.01.09 13:55. Заголовок: Глава ХХ Казалось, ..

Глава ХХ

Казалось, он попал в страшный сон, в безумный ночной кошмар, где все перевернулось с ног на голову, изменилось с точностью до наоборот и, как водится, в худшую сторону.
Опустевшая комната Кристины встретила его промозглым холодом. Не только личные вещи, но и большинство предметов мебели исчезли. Кровать без полога и даже без матраса, журнальный столик с отломанной ножкой, пустой плательный шкаф с распахнутыми дверцами и два тяжелых кресла – вот все, что осталось от некогда уютной обстановки жилища его ангела.
Потрясенный и растерянный, стоял он посреди этой немой пустоты с розой в руках и расширившимися от ужаса глазами смотрел на большое черное неправильной формы пятно на полу. Эрик присел на корточки: так и есть – паркет обуглен кислотой. Холодный пот выступил на висках.
– Кристина, девочка моя.., – непослушными губами прошептал он.
Нестерпимая боль пронзила забывшее о своей обязанности перекачивать кровь сердце. Перевязанная черной атласной лентой роза выпала из разжавшейся ладони, лепесток цвета артериальной крови оторвался от основания и спланировал в центр зловещего пятна.
Откуда здесь могла взяться кислота? Ответ был очевиден – Дени: на складе у Эрика можно было раздобыть не только спирт и щелочь. Обычно, ожидая возвращения Лебера, Дени слонялся неподалеку от озера. На этот раз он не встретил своего покровителя, зайдя к нему «домой», Эрик его также не застал. Оставалось предположить, что, сознавая свою вину, несчастный изгой где-то прячется и появится только тогда, когда действие морфина закончится и боль станет невыносимой. Разыскивать Дени по всему подземелью Оперы было бесполезно. Лебер чувствовал, что, попадись тот ему на глаза в эту минуту, он способен убить своего подопечного голыми руками. Но сейчас Эрика интересовала только Кристина.
Что с ней? Жива ли? Охваченный страшной тревогой он бросился к двери. Конечно же, та оказалась заперта. Что делать? Куда идти? Кто расскажет Призраку Оперы о произошедшем в театре несчастье? Впрочем, он был без маски, в обычном уличном темно-синем сюртуке и черных брюках – странный, уродливый незнакомец, который вдруг начинает задавать вопросы о молоденькой примадонне… Но Леберу было все равно, что подумают о нем встреченные в коридорах артисты и работники театра, он готов был ворваться в директорский кабинет и вытрясти сведения из администраторов, появиться перед Франсуазой, Мэг Жири или Карлоттой Гуардичелли. Вернувшись в коридор за зеркалом, Эрик уже через десять минут оказался в одном из складских подвалов.
Перетаскивающие реквизит рабочие не особенно присматривались к высокому господину, не весть за какой надобностью забредшему в подсобные помещения Оперы. Вскоре он вышел в коридор, ведущий к сцене. И здесь ему повезло, среди спешащих в разные стороны плотников, декораторов, уборщиц, музыкантов оркестра, танцоров балета, хористок и прачек – в театре царила обычная повседневная суета – Эрик заметил мадемуазель Жерарду. Нагруженная ворохом платьев костюмерша, видимо, возвращалась из гримуборной сеньоры – примерки итальянской примы давно стали притчей во языцах. Держась на некотором расстоянии, Эрик последовал за Жерардой. Внимания на него обращали не больше, чем на любой парижской улице: посмотрят в лицо и отведут взгляд, два-три человека удивленно оглянулись, кто-то кивнул собеседнику в его сторону – ничего необычного. Как он и ожидал, костюмерша зашла в одну из гардеробных.
– Добрый день, мадемуазель Жерарда.
Она вздрогнула от неожиданности и обернулась: занятая развешиванием платьев, Жерарда не услышала, как кто-то вошел в помещение. Высокий, хорошо одетый господин с лицом, наполовину обезображенным какими-то жутковатыми наростами, и лихорадочно блестящими глазами был ей совершенно незнаком.
– Что вам угодно, месье? Вы из полиции? – с некоторым сомнением спросила она.

* * *

Это было чудо, что Кристина не пострадала! Ну, почему она не послушала его, зачем осталась в своей комнате! Несмотря на уверения Дени, будто он хотел всего лишь испортить ее платья, Эрик не сомневался – целью безумца был вовсе не гардероб девушки. Слишком злобно и в то же время торжествующе поблескивали глаза Духа Оперы. На этот раз он все-таки сумел разлучить их.
Из слов костюмерши следовало, что полиция ищет вора, пытавшегося похитить дорогое обручальное кольцо мадемуазель Дае и при этом напавшего на ее жениха – господина виконта де Шаньи. Слушая этот чудовищный бред, Эрик с трудом сохранял самообладание.
Он помнил блестящие от слез расставания глаза Кристины, их поцелуи, прикосновения рук, и ее жест, что он увидел, оглянувшись на пороге: она поднесла к губам ЕГО кольцо. Так не может притворяться и самая великая драматическая актриса! О, нет, не с ним. Испытывая отвращение к уроду, изобразить любовь и нежность?.. Зачем? Он верил в искренность ее чувств… и ничего не понимал: голова раскалывалась от боли, душа исходила беззвучным криком отчаяния.
Кто придумал эту нелепую историю о воре? То ли виконт не рассмотрел Дени, то ли намеренно скрыл от полиции тот факт, что встретился с Призраком Оперы. Не хотел стать предметом насмешек? Может быть. Скрыл от полиции, но рассказал Кристине…
Эрик швырнул недопитым бокалом в стену пещеры, звякнув о камень, тот разлетелся тысячей хрустальных осколков, как и его короткое счастье. Какой чудовищной ложью могли показаться ей все его слова! Лебер почти осушил бутылку коньяка, но хмель не брал его.
Встретиться с ней, поговорить стало совершенно невозможным: господин де Шаньи на правах жениха увез Кристину в свой особняк, подальше от воров и таинственных чудовищ. На репетиции юная примадонна приезжала в карете с гербом в сопровождении двух слуг виконта. Удивительно, как Андрэ еще удалось уговорить девушку не покидать театр до постановки новой оперы.
Лебер обмакнул перо в чернильницу и продолжил только что начатое письмо:
«Мой милый ангел! Ты вправе принимать то решение, которое подсказывает твое сердце. Но я прошу тебя лишь об одной последней встрече…»
Крупные витиеватые буквы изящной вязью ложились на белый лист, Эрик был не в том состоянии, чтобы думать об изменении почерка. Чуть позже, он все же взялся за фальсификацию: записку Франсуазе с просьбой передать Кристине письмо Лебер, как обычно, настрочил мелкими корявыми каракулями Дени.

* * *

Язычок пламени, словно пробуя на вкус, лениво лизнул угол конверта, раз, другой, обрадовано прищелкнул и, увеличившись, жадно набросился на лакомство. Франсуаза остановившимся взглядом следила за тем, как съеживается и чернеет бумага, превращаясь в еле заметную горстку пепла в камине.
Боже! Имела ли она право так поступить? Что станет с ним теперь? Несчастный. Но что он мог предложить бедной девочке? Свою трагическую гениальность, логово в подвале Оперы и искалеченную душу…
Сначала, заметив у Кристины изумрудный перстень, мадам Жири решила, что это подарок виконта. Бурное объяснение молодых людей в ее гостиной – стенки между комнатами не отличались толщиной – повергло Франсуазу в полнейшее изумление. Так это было ЕГО кольцо? Видела ли Кристина человека, предложившего ей свое израненное сердце? Понимает ли, кто он и что он? По-видимому, нет. Девушка с такой нежностью смотрела на залог любви отвергнутого миром обитателя подвалов, с таким трепетом прикасалась к нему…
О, вдова Клода Жири слишком хорошо знала, как опасно влюбляться в волнующие голоса и сладкие речи! Но она молчала, молчала до тех пор, пока безумный ревнивец чуть не убил влюбленного аристократа. К счастью, удар оказался не слишком сильным: он оглушил виконта и рассек кожу на голове. Врач быстро обработал рану и привел пострадавшего в чувство. Пусть девочка будет счастлива или, по крайней мере, обретет надежность и благополучие. Со временем она привыкнет к светской жизни, научится ценить преимущества богатства и титула и позабудет чарующий голос Ангела Музыки. Ах, если бы за этим голосом скрывался не любитель смертельной удавки! Разве сможет она вынести правду о своем неподражаемом учителе?
Мадам Жири просила господина де Шаньи не говорить Кристине того, что открыла ему, уступая настойчивым и горячим просьбам молодого человека. Зачем ей знать, как горька и печальна была судьба Призрака Оперы, как отягощена преступлением и ненавистью его душа с самого детства?
Смахнув невольную слезу, Франсуаза спрятала его записку о так и невыполненной просьбе все в ту же шкатулку, набросила на плечи черную мантилью и вышла из своей спальни. Каковы бы ни были обстоятельства, спектакль должен состояться. А потому она будет три часа кряду отрабатывать с солистами страстный испанский танец под доводящую до экстаза музыку «Торжествующего Дон Жуана».

* * *

Отделанная в розовых тонах спальня – шелковые с золотым рисунком обои, розовая с бело-золотыми цветами обивка кресел, розовый в набивной белый цветочек балдахин над кроватью, белое с розовыми цветами шелковое покрывало на кровати, белые с розово-золотым райскими птицами шторы – напоминала Кристине упаковочную коробку для дорогой куклы. Воланы на шторах, рюшечки на шелковом постельном белье, вычурный трельяж в стиле рококо, такой же шифоньер, камин из розового мрамора и многочисленные хрустальные бра только усиливали впечатление. Рауль с гордостью сообщил невесте, что предоставляет в ее распоряжение любимую комнату его покойной матери.
После ужасных событий, случившихся в вечер последнего представления «Луизы Миллер», Кристина все еще не могла прийти в себя. Слишком быстро и неотвратимо изменилась ее жизнь. Она не успела опомниться, как очнувшийся Рауль, во всеуслышание объявил версию о предполагаемом похищении обручального кольца – его кольца. Несмотря на драматическое происшествие, присутствующие – господа Фирмен и Андрэ, мадам Жири, Мэг, Луиза Карва, Дебалье и другие, сбежавшиеся со всех сторон люди, – начали поздравлять их вперемешку с изъявлениями сочувствия по поводу нападения на виконта. Рауль выглядел настоящим героем, а его странный взгляд, полный снисхождения и всепрощающего торжества, не давал Кристине покоя.
Когда они, уже ответив на вопросы полицейских – говорил в основном Рауль, всячески стараясь оградить Кристину от докучливого внимания служителей порядка, – наконец, остались наедине, он обнял ее так ласково и почти по-отечески заботливо, как никогда прежде.
– Я все знаю, Крошка Лотти. Прости, что не верил тебе. Я не понимал, какое ужасное чудовище мучает тебя. Теперь кошмар закончился, ты поедешь со мной и все-все забудешь. Я люблю тебя.
– Рауль…
– Я видел Призрака Оперы.
– Нет!
– Я не знаю, какую власть имеет над тобой это существо, но ты будешь свободна.
– Тебя хотел убить Призрак Оперы?
Губы девушки задрожали, глаза наполнились слезами, краска отхлынула от лица. Кристина плакала горько, словно несправедливо обиженный самым дорогим человеком ребенок. Растроганный слезами, истинную причину которых он даже не мог себе вообразить, Рауль гладил ее по волосам и шептал слова утешения.
Остаток ночи она провела в комнате Мэг. На следующее утро Кристина под завистливые взгляды женской половины труппы и немного разочарованные – мужской села в карету с гербом де Шаньи, чтобы уже больше никогда не вернуться в комнату с зеркальной дверью.
Девушка тяжело вздохнула, воспоминания угнетали, рассказ Рауля о прошлом Призрака Оперы привел ее в недоумение. Но не могла же мадам Жири все это придумать: цирк, убийство цыгана, нападения в старом здании… И как все это не походило на Ангела Музыки, маэстро, Эрика… Как будто речь шла о двух разных людях. Говорят, есть такая душевная болезнь. Бедный безумный Эрик!
Стук в дверь отвлек ее от грустных мыслей.
– Да?
– Любовь моя, ты снова плакала? Ну, же, не надо.
Рауль стоически вживался в роль утешителя.
– Завтра третья годовщина смерти папы, – тихо сказала Кристина. – Я хочу поехать на кладбище.
– Ну, конечно. Я отвезу тебя, – немедленно согласился виконт.
– Только я хочу побыть с ним наедине. Понимаешь?
– Я подожду в карете.

* * *

Дорожки кладбища Монпарнас были аккуратно расчищены от снега, но на деревьях, крестах и памятниках белый покров лежал толстым слоем. Все вокруг казалось погруженным в вечный белый покой. Раньше Кристина приезжала сюда с мадам Жири и Мэг, несколько раз они навещали могилы Густава Дае и Клода Жири. Утро было не столько морозным, сколько зябким – небо затянуто темными тучами, несильный, но сырой ветер предвещал скорый снегопад. Девушка куталась в роскошную новую шубу из черной лисы – подарок заботливого жениха – и прятала руки в муфту. Дорогу к могиле отца Кристина помнила хорошо и решительно отказалась от не слишком настойчивых предложений Рауля все-таки проводить ее до места.
Скромное надгробие музыканта ничем особенно не выделялось среди других последних пристанищ малоизвестных поэтов, художников и просто горожан средней руки. Кристина остановилась и некоторое время молча смотрела на вделанный в камень дагерротип отца. Как много ей хотелось бы сказать ему, о скольком спросить, услышать совет… Где-то неподалеку скрипнул снег, Кристина оглянулась: слева в двух метрах от нее, за соседним надгробием стоял Эрик.
– Зачем вы преследуете меня? – слова прозвучали испуганно и неожиданно громко.
– Кристина… послушай, пожалуйста… Ты не ответила на мое письмо…
Он не пытался подойти ближе, опасаясь, что девушка убежит. Страх был написан на ее лице.
– Разве на него нужно было отвечать? – удивилась она.
Эрик вздохнул и на секунду закрыл глаза: все действительно было кончено.
– Вы писали, что будете ждать меня после спектакля…
– Что? – он посмотрел на нее изумленным взглядом. – Какого спектакля, Кристина?
– Как?.. После «Луизы Миллер».
– Я не понимаю. Мадам Жири передала тебе письмо?
– Нет.
– Тогда о каком письме ты говоришь, мой ангел? Где ты взяла его?
Неужели это повторяется снова? Она не может отвести взгляда от его встревоженных, удивленных, кричащих болью глаз, от его необычного и дорогого лица без маски.
– Записка была на моем туалетном столике. Вы опять скажете, что не писали ее, Эрик?
– Боюсь, ты все равно мне не поверишь теперь.
Он кусал губы и не знал, что сказать ей, как объяснить.
– Наверное, вы не помните того, что делаете… иногда, – глядя на него сквозь навернувшиеся слезы, прошептала она.
– Ты думаешь, я сумасшедший. Так это, должно быть, и выглядит, – горькая усмешка скривила уголки его губ. – Кристина, я слышу шаги. Обещай мне встречу, одну только встречу! Где ты захочешь, в кафе или в парке. Я подойду к тебе за ответом на премьере «Дон Жуана».
Приближающегося к ним быстрым шагом человека еще не было видно за деревьями, но времени уже не оставалось. Эрик перепрыгнул через надгробие, поднес руку ошеломленной Кристины к губам и скрылся среди памятников.

 Отправлено: 21.01.09 14:26. Заголовок: Тали как же это прек..

Тали как же это прекрасно! В который раз читаю и все равно трогает до глубины души.
Сижу больная с температурой, закутанная в платки и наслаждаюсь... Спасибо в который раз!!!

 Отправлено: 21.01.09 16:00. Заголовок: scorpio-2000 Ох! Те..

scorpio-2000
Ох! Температура - это не есть хорошо.
Надеюсь, моя сказка тебе немного поможет. Говорят, библиотерапия идет на пользу. Выздоравливай!!!

 Отправлено: 21.01.09 16:33. Заголовок: Я вообще-то Тали жду..

Я вообще-то Тали жду продолжения 3 части.

 Отправлено: 22.01.09 05:37. Заголовок: рита пишет: Я вообщ..

рита пишет:

цитата:

Я вообще-то Тали жду продолжения 3 части.

Думаешь я не жду? Но всему свое время!

 Отправлено: 22.01.09 07:46. Заголовок: рита Сорри, устаю о..

рита
Сорри, устаю очень, силенок не хватает...

 Отправлено: 22.01.09 07:48. Заголовок: Глава XXI Возвращая..

Глава XXI

Возвращаясь из Дворца Правосудия, Эрик сделал крюк и заехал в новую квартиру на улице Шарантон, которую снял месяц назад на собственное имя. Квартира состояла из пяти больших комнат и вполне соответствовала положению человека, тесно общающегося с высшими министерскими и судейскими чиновниками, дипломатами, адвокатами, профессурой, представителями крупного капитала и художественно-литературной среды. Две комнатки на улице Скриба выглядели бы неправдоподобно скромным жилищем для известного архитектора и ученого. Но Лебер все еще сохранял их за собой: туда он регулярно приглашал осматривающего Дени доктора Дарве. На улицу Шарантон Эрик перевез все документы, книги, большую часть гардероба из старой квартиры, а также самые ценные вещи из подземелья – скульптуры, картины, ковры, антикварные часы и некоторые другие редкости, приобретенные им за последние два года в расчете на обстановку собственного дома.
Его фантастическая жизнь в подвалах подходила к своему логическому завершению: Кристина переехала в особняк де Шаньи, Дени с каждым днем становилось хуже, и помочь ему было невозможно. С одной стороны, Эрик был страшно зол на полусумасшедшего инфантильного ревнивца – простить ему попытку нападения с кислотой было выше человеческих сил, а, с другой, один вид страдальца вызывал спазмы мучительной жалости. Дени не просто исхудал, он совершенно истаял от болезни. Кости, обтянутые желто-прозрачной кожей, голова – ужасный деформированный череп с глубоко запавшими невероятно светлыми глазами: смотреть на него было жутко даже по сравнению с тем Духом Оперы, которого Эрик встретил около двух с половиной лет тому назад. Лебер удивлялся, как несчастный все еще ходит. Правда, теперь Дени больше лежал в своем гробу. Каждый раз, навещая его с лекарствами и продуктами, архитектор не мог понять, теплится ли еще жизнь в этом измученном теле, до тех пор, пока не подходил вплотную и не встречался взглядом с разверстой бездной наполненных мукой глаз.
Дени просил Эрика побыть с ним как можно дольше, спеть или сыграть на скрипке. Отказать умирающему, видя его слезы – Дени часто плакал, – Лебер был не в состоянии и проводил в его наполненной духом смерти пещере по два-три часа в сутки.
После этих визитов и без того нерадостное настроение Эрика превращалось в глухую угрюмость. Он стал раздражительным и мрачным, что было замечено коллегами и студентами в Высшей политехнической школе. Поэтому ректор не удивился, когда в разговоре с ним профессор Лебер заявил, что, дочитав курс, он хотел бы взять годичный отпуск.
– Мне не так уж нравится мысль отпустить вас: ваши лекции пользуются большой популярностью у студентов, – без обиняков сказал славящийся прямотой характера ректор школы и профессор математики Жан-Франсуа Перколь. – Но, кажется, вы действительно переутомились, коллега.
Он понимающе кивнул, подумав про себя: «Ох, уж эти молодые гении!»
– Примете экзамен по циклу и заходите ко мне. Кстати, когда выходит ваша книга?
– В конце месяца. Благодарю вас, господин ректор.
Эрик был рад, что эта проблема, по-видимому, разрешится без больших трудностей. Он чувствовал, что нервы его на пределе. Слушания по делу обрушения перекрытий реставрируемого здания на острове Сите также подходили к концу. Сегодня Лебер выступил с экспертным заключением комиссии, в котором доказывалось, что строительная компания использовала некачественные материалы и допустила ряд нарушений техники безопасности. Таким образом, основные обвинения были предъявлены подрядчику Максимилиану Дюфри, так как компания разделилась еще в начале работ, и его бывший компаньон Арман Клонье, очевидно, никакого отношения к случившемуся не имел. Репутация Сержа Катуара как архитектора была спасена, но ему грозил штраф: руководитель проекта обязан контролировать действия подрядчика. В любом случае, Лебер сделал все от него зависящее: экспертиза была проведена беспристрастно с привлечением лучших специалистов. К тому же, используя свой опыт преподавания студентам, Эрик постарался изложить выводы комиссии присяжным в наиболее доступной для понимания людей, далеких от архитектуры и строительного дела, и наглядной форме.
Но самым важным для Лебера событием этого дня стала случайная встреча в коридорах Дворца Правосудия с комиссаром Риньоном и его помощником лейтенантом Жавером. Господа полицейские собрались пообедать в ближайшем бистро. Дорогой они отчаянно спорили.
– Я совершенно не намерен выделять людей по просьбе каждого, возомнившего себя и свою невесту центром вселенной юнца, Люсьен. Не хватало полиции ловить каких-то мистических призраков! У меня и так голова раскалывается. Министр требует немедленных результатов по делу об убийстве господина фон Шульце. И я его понимаю.
– Но, комиссар, кто-то же ударил виконта по голове, и шишка у него была не мистическая, – с жаром возражал более молодой, еще не утративший интереса к загадочным преступлениям помощник. – Пока я опрашивал господ артистов, гардеробщиков и прочих возможных свидетелей, наслушался столько всего об этом Призраке, хотя речь шла о простом воре.
– Довольно, Люсьен… Здравствуйте, Луи!
В пылу спора они едва не налетели на Лебера.
– Здравствуйте, Жорж. Рад снова вас видеть. Здравствуйте, лейтенант, – вежливо поздоровался Эрик.
Став частым гостем во Дворце Правосудия, Лебер несколько раз пересекался с Риньоном, возобновив старое знакомство. Пару раз они пообедали вместе, и, как-то встретившись в коридоре, Жорж представил Эрику своего помощника.
– Вы со слушания? – поинтересовался Риньон.
– Да. И страшно голоден. Не завидую я Мишелю: выступать в суде гораздо тяжелее, чем читать лекции студентам.
Разговор полицейских крайне его заинтересовал, Эрик рассчитывал, что за обедом он сможет выудить какие-нибудь подробности.
– Мы как раз идем «К Леону». Не присоединитесь к нам, Луи? – предложил комиссар.
– С удовольствием.

* * *

Итак, к завтрашней премьере господин де Шаньи готовится изо всех сил. Неужели Кристина рассказала ему о встрече на кладбище? Или же виконт расслышал в тишине его неосторожно громкие слова? Спрятавшись за большой статуей скорбящего ангела, Эрик видел, как появившийся из-за деревьев Рауль увел девушку.
Все шло из рук вон плохо. Сломавшего неделю назад ногу Дебалье дирекции пришлось срочно заменить на Пьянджи. Эрик тихо содрогнулся – манера исполнения у итальянского тенора совершенно не годилась для его оперы, – но другой альтернативы в театре не было. Его сумасшедшая идея – запереть Дебалье перед последним актом в небольшом чулане за сценой и выйти самому, чтобы узнать ответ Кристины – с треском проваливалась. Гримерная Пьянджи находилось в другой стороне, он просто не пойдет мимо чулана, да и справится с монументальным итальянцем задача не из легких. Подойти же к Кристине вне сцены, наверняка, не удастся. Рауль следует за девушкой по пятам, словно она не невеста, а пленница. Если виконт и не будет лично провожать юную примадонну от гримерной до сцены и обратно, а возложит эту обязанность на своих слуг, ничего не изменится. Возможное вмешательство полиции окончательно превращало план Эрика в практически невыполнимый. А уж в настойчивости господину виконту отказать было трудно: он сведет с ума и Риньона и самого министра юстиции.
И все же, никто лучше Призрака Оперы не знает, как исчезнуть со сцены в его собственном спектакле. Написанное на афишах имя Жерара Бланша никому ни о чем не говорило и никогда не скажет. Эрик готов был пожертвовать своей оперой ради объяснения с любимой. Жаль только беднягу Рене: поэт не подозревал, что их совместное детище может быть сорвано самим же композитором.
Лебер забрал костюм Дон Жуана и отправился с улицы Шарантон на площадь Оперы.

* * *

Необычно короткая увертюра и начало первого акта с непривычной для слуха резкой сменой тональности вызвали среди изумленной публики пробежавший легкой волной по залу ропот недовольства. Появление Пьянджи, с трудом преодолевающего россиниевскую манеру исполнения, на общем фоне более или менее справляющегося со своими куплетами хора только ухудшило впечатление. Костюм Дон Жуана заметно подчеркивал необъятный живот, выпуклую, почти женскую грудь и обширные ягодицы тенора – сшили его по эскизу Призрака, предназначенного для сухопарого Дебалье, просто значительно увеличив размер. В результате Дон Жуан-Пьянджи выглядел гротескно и смешно.
Эрик сжал кулаки и тихо застонал: завсегдатаи Оперы пока еще озадаченно взирали на сцену, пытаясь понять, за что же они заплатили деньги, но долго это продолжаться не могло. Лебер понял, что следующего акта не будет.
Немного притихший под впечатлением куплетов ожидающей поклонника наивной Аминты зал не без любопытства ждал появления коварного соблазнителя: свистеть, как и хлопать, нужно в соответствующих местах. Отправив слугу с глаз долой, закутанный в скрывающий фигуру широкий плащ Дон Жуан выступил из тени. Замаскированный похититель женских сердец опустил полу плаща и запел:
– Пришла сюда с желанием одним…
Голос обольстителя, словно пронзившая сердце ослепительная молния, заставил вздрогнуть и замереть не только наряженных в роскошные вечерние туалеты, усыпанных бриллиантами дам в партере и ложах, но и их кавалеров и публику попроще, а также стоящих в кулисах артистов, рабочих сцены, крутивших до этого момента во все стороны головами полицейских, директоров и самого покровителя Оперы.
Как видно, автор – большой оригинал, и интрига сюжета куда сложнее, чем показалось, а музыка божественна. О, да! Она совершенно изменилась, наполнилась томлением и страстью, огнем и дрожью желания, всепоглощающим безумием и красотой вечной любви. Стоило выйти на сцену НАСТОЯЩЕМУ Дон Жуану – высокому, стройному артисту с неподражаемо прекрасным голосом такого широкого диапазона и мастерской фразировки, что дух захватывало, – зачарованный зал погрузился в безмолвное созерцание чуда.
Плавной, упругой походкой готовящегося к прыжку хищника Дон Жуан медленно и неотвратимо приближался к неотрывно смотрящей ему в глаза, грациозно ступающей по сцене и, в то же время, словно загипнотизированной жертве. Игра юной примадонны и ее неизвестного партнера, их движения и голоса были самим совершенством, квинтэссенцией истинного искусства.
– Боже мой, кто это? – с восхищением прошептала стоящая рядом с матерью в левой кулисе Мэг.
Франсуаза не ответила. Вот именно: кто? Судя по всему, они, наконец-то, услышали голос Ангела Музыки, другому такому просто неоткуда было взяться. Не прохожий же с улицы вышел на сцену Гранд Опера. Но фигура! Ни малейших признаков сутулости и искривленного позвоночника, которые так хорошо были заметны на худеньком тельце беглеца из цирка. Трудно представить, что скрывается под париком и черной маской, возможно, имитирующей наличие прямого нормальных пропорций носа. Но эти движения, горящий страстью сквозь прорези маски взгляд и, конечно, голос могли свести с ума и более зрелую, чем неопытная впечатлительная девочка, женщину. Если Кристина видела его таким, ее трепетное отношение к подаренному Призраком кольцу становилось понятным и объяснимым. И сейчас она выглядела буквально околдованной, ее голос звучал совсем иначе: пять минут назад в нем не было и половины этой силы и красоты.
Ни восхищенные гениальной игрой зрители, ни потрясенная силой совсем не притворной страсти мадам Жири, не могли догадаться о том, что же на самом деле творилось в душе Кристины.
Заметив в театре полицейских – Кристина узнала расспрашивавшего их в прошлый раз лейтенанта, – девушка пришла в ужас: Эрик придет за ответом, которого она не может ему дать, и попадет в ловушку! При всем желании ей не вырваться из особняка де Шаньи без провожатых. А после того, что произошло между ней и Раулем, ей остается сгореть со стыда от одного влюбленного, боготворящего взгляда Ангела.

* * *

Встреча на кладбище, строго говоря, не была такой уж неожиданной. Конечно, маэстро прекрасно знал дату кончины ее отца. В этот вечер он приходил (теперь она знала – за зеркало) и утешал ее в горе, слушал ее рассказы о папе, поддерживал, пел для нее своим чудесным ангельским голосом, от чего на душе становилось светлее и легче. Он понимал ее, был внимателен и добр.
Он так сказал: «Ты думаешь, я сумасшедший», – что сердце едва не разорвалось у нее в груди. Если все это какая-то чудовищная ошибка, стечение загадочных, враждебных обстоятельств…
Кристина уже переоделась ко сну, но ложиться в надушенную, застеленную шелковым бельем постель не хотелось. Она сидела в мягком розовом кресле у камина из розового же мрамора и смотрела на лижущий толстые поленья огонь. Свет она погасила, в полумраке комната казалась не столь напыщенной и приторно нарядной.
Тихо хлопнула дверь.
– Рауль? Что ты так поздно?
– Я скучаю по тебе каждую минуту, Крошка Лотти. Я хочу быть с тобой.
Что-то в его тоне не понравилось Кристине, она настороженно вглядывалась в его приближающуюся фигуру, непроизвольно стараясь вжаться поглубже в кресло. Насколько она смогла рассмотреть, на нем был один завязанный широким кушаком с длинными кистями шлафрок, из под которого торчали голые ноги в домашних туфлях, в запАхе виднелась обнаженная грудь.
– Поговорим завтра, Рауль, прошу тебя.
– Я не хочу разговаривать, я хочу тебя, – каким-то странным, с легкой хрипотцой голосом сказал он.
Он наклонился, начал ее целовать, подхватил на руки и понес к кровати.
– Рауль, что ты делаешь? Пусти!
Кристина пыталась вырваться, но держал он крепко.
– До свадьбы еще почти месяц…
– Ну, и что? О свадьбе официально объявлено, уже разосланы приглашения. Чего ты боишься, любовь моя? Я не могу больше ждать…
Холодные простыни, казалось, обожгли своим прикосновением к обнаженным плечам. Он раздевал ее поспешно, не заботясь о целости тонкой узорчатой ткани пеньюара и рубашки. Его дыхание, шумное и возбужденное, пугало ее едва ли не больше прикосновений горячих и влажных рук. Кричать она не посмела: что подумают слуги? И чем бы ей помогло наличие свидетелей этого кошмара?

* * *

В коридорах театра Эрика она не увидела, он мог прийти без маски и постараться приблизится к ней в толпе почитателей. Только бы он ничем не выдал себя! Как предупредить его об опасности? Как показать, что встреча невозможна?
Предоставленная в ее распоряжение гримуборная была большой и роскошно обставленной, совсем как у сеньоры Гуардичелли: огромные зеркала в позолоченных рамах, дорогие шелковые ширмы с китайскими пагодами и павлинами, мягкий пуф перед большим трельяжем на инкрустированном туалетном столике, фаянсовые вазы, кресла, диванчики и софы, словно она собиралась рассаживать здесь три десятка гостей. Полгода назад скромная солистка второго состава и вообразить не могла себе такого счастья: сбылась несбыточная мечта всех выпускниц консерватории. Кристине хотелось упасть на софу и зарыдать в голос. Но нет, она споет ЕГО оперу, чего бы это ни стоило.
Пропев куплеты Аминты, Кристина присела на маленькую скамеечку ближе к оркестровой яме и спиной к остальной сцене. Сейчас выйдет Пьянджи, нужно собраться и исполнить этот великолепный дуэт, ради маэстро. Только бы тенор не провалился сквозь шаткие доски легкого подвесного моста, на котором его предстоит закончить. На последних репетициях Кристина каждый раз опасалась, что они вместе упадут с пятиметровой высоты на сцену.
– Пришла сюда с желанием одним…
Несколько секунд она не могла найти в себе силы обернуться. Не может быть! Эрик на сцене! Сумасшедший Эрик! Как он решился? Пусть, пусть все слышат голос Ангела! Она медленно поднялась и повернула голову. Сцена, публика, изумленные лица в кулисах, танцоры балета – все исчезло. Их было двое, двое во всей вселенной – он, она… и его гениальная музыка. Петь вместе с ним снова, чувствовать прикосновения его рук, видеть его глаза… Сознание растворилось в потоке чувств, их слившиеся голоса возносились к небу, словно два ангела они парили над сценой…
Кристина открыла глаза. Внизу, в кулисах мелькнуло растерянное лицо полицейского. Эрик пел слова нежного признания, его дыхание ласкало завитки ее волос на виске… Боже! Он ничего не замечает! Они уже ждут его у лестницы…
Кристина освободилась из объятий Эрика и повернулась к нему лицом:
– Бегите, – прошептала она.
Но он как будто не слышал ее.
– Бегите же! – отчаянно глядя ему в глаза, громче повторила девушка.
Он пел вдохновенно и прекрасно, как ангел… или решившийся на самоубийство безумец. Кристина протянула руку к лицу маэстро – на секунду ее ладонь задержалась – и резко сорвала слетевшую вместе с париком маску.