Название: Измененная реальность Автор: Lupa Бета: Hell Рейтинг: Секс, наркотики и рок-н-ролл не обещаю, но мат и драки - куда ж без них.) Так что PG-13 (не исключаю и PG-15) Пейринг: Э/К (она же ОЖП - так получилось) Размер: макси Жанр: AU, POV, Pomance, иногда Angst Саммари: Пить надо меньше, надо меньше пить... Иначе еще не то привидится. Дисклеймер: ОЖП ментально моя, остальное нехай правообладатели забирают.
Вместо эпиграфа:
Я стираю горячим дыханьем Все года у тебя за плечами. И туманится жаром сознанье, И все демоны враз замолчали.
Я на чистой, как у младенца, На руке без купели и тризны Под мелодию тихую сердца Начертаю линию жизни.
Вот значок - небольшое наследство, Вот - любовь, красота и таланты, Вот - счастливые старость и детство... Пусть признание ждет музыканта.
Бьется вскачь частый пульс - не догонит: Я сама себе душу калечу, И последним штрихом на ладони Нарисую нашу невстречу.
05:30, 04.05.2010 год ____________________________ Вот, решила тут тоже вывесить...
Последним, что я увидела перед тем, как хмурая мадам Жири утащила меня со сцены, была мудацкая лыба виконта. Ему смешно! Смешно ему, видите ли! Урррод! Все сволочи.
Да уж, наша героиня научит Крис плохому! Буке получил по заслугам, а Рауль-таки жониццо надумал
Отправлено: 03.06.10 16:06. Заголовок: Глава 14, в которой ..
Глава 14, в которой героиня гуляет меж мирами, как у себя дома, выпадает в осадок от последних новостей, расписывает будущее Кристины яркими красками, обретает неожиданного защитника и записывается на курсы самообороны – а Призрак как в воду канул
Я открыла глаза. Надо мной был привычный сероватый потолок с желтоватыми потеками и люстра с тремя лампочками. С лампочками? Значит… Значит, я вернулась? Или проснулась… Но как же так! Мне еще столько нужно успеть сделать! А впереди Маскарад, «Дон Жуан», и… какой выбор сделает Кристина? И мне все-таки удалось сделать так, что Эрик не стал убийцей. Да, теперь, находясь вдалеке от всего этого, я смогла осознать, что изменила судьбу. Пусть совсем чуть-чуть, но лиха беда начало! Если удастся вернуться. Висок саднило. Я провела рукой по лицу и посмотрела на ладонь. Кровь. Выходит, я умудрилась-таки задеть столик. Неудивительно, что так раскалывается голова. Поднявшись на ноги и взглянув на монитор, я обнаружила, что он по-прежнему показывает открытые вкладки. Если не включился скринсейвер, значит, прошло меньше десяти минут. Ничего себе! Так сон это был или?.. Временно запретив себе ломать над этим и так больную голову, я сходила в ванную, смыла кровь, умылась – и почему-то успокоилась. Почему-то показалось, что все будет хорошо. Надо только как следует постараться… Заглянув в спальню и убедившись, что все мои беззастенчиво дрыхнут и совершенно не интересуются моей судьбой, я вернулась в гостиную. В первую очередь нужно стимулировать процесс. Интересно знать, каким образом? Я отодвинула кресло, плюхнулась на диван и, через силу дотянувшись до мышки, кликнула на проигрывателе, снимая его с паузы и разворачивая во весь экран. На крыше двое признавались друг другу в любви, а третий дежурил за лошадиным крупом. Ну, у нас этого уже нет. Правда, виконт успел сказать свое веское слово… Пускай обломается! Я наблюдала за происходящим на экране со скептической усмешкой. Легла для удобства на диван, положила руку под голову. Да, так лучше. - Белл! – донеслось из невообразимого далека. - Кто тут? – ответила я, не веря своим ушам. Это что, Кристина? - Возвращайся! Тут такое… С ума сойти! Легко сказать – возвращайся… А как? Не знай, не знай… Я прикрыла в изнеможении глаза – и мгновенно провалилась в глубокий черный колодец. Распахнула – вот он, родной потолок. Ага. Значит, нужно перекрыть наиболее широкий порт приема информации от внешнего мира. Я для верности перевернулась на живот, уткнулась в руку и крепко зажмурилась. Снова падаю в колодец… Ниже, ниже… - Белл, тут такое было – ты не поверишь!
Я открыла глаза. Надо мной был привычный сероватый потолок с желтоватыми потеками и… деревянными балками! И обитые зеленым бархатом стены! - С возвращением. - И тебе того же… Я на пробу вытянула перед собой руку и повертела ее перед собой. Значит, управление по-прежнему мое… Или не только мое? Ну-ка попробуем. - Прими управление. Мое сознание словно тускнеет. Со стороны я наблюдаю, как Кристина машет рукой перед глазами. - Я могу пускать тебя за руль! - Да, это из-за того, что мы упали, наверное. - И из-за… - Буке? - Тебе уже не страшно? - Нет. А тебе? - Да мне-то чего боятся? Сколько тут дней прошло? - Три. - Мама мия! И что было? Не томи, рассказывай! Кристина отошла в сторону, позволяя мне снова завладеть ее телом. Кстати, почему это? - А мне так удобнее. Пока. У тебя реакция быстрее, и ты за словом в карман не лезешь. И еще ты прикольная. - Ну, ты и наглая… постой-постой, что ты сейчас сказала? - Прикольная. А наглость – второе счастье. Я так и ахнула: - Ты грабанула мой словарный запас! Да ты представляешь, что начнется, если ты будешь так говорить? - Я только с тобой так разговариваю. - А вдруг забудешься? - Не забудусь, - мне показалось, или Кристина насупилась? – Так тебе рассказывать или что? Выучила на свою голову! Я вздохнула. - Давай, колись уже. И Крис поведала дивное. Оказывается, виконт, когда оправился от свалившегося в буквальном смысле ему в руки счастья, обратил внимание на растерзанный вид Кристины. И вполне естественно спросил, откуда она такая красивая. Пришлось рассказать про нападение Буке, конечно, с купюрами. Точнее, с одной – такой высокой купюрой в маске и плаще. По ее рассказу выходило, что она сумела отбиться от негодяя, он погнался за ней, потерял равновесие и навернулся с колосников. Рауль выпал в осадок и возжаждал крови злодея. По счастью, пока они неслись вниз, им встретилась мадам Жири, которая отняла у виконта Кристину, чтобы та хотя бы переоделась, и сообщила, что Буке в очень плохом состоянии, без сознания, увезли в больницу. Спектакль, что неудивительно, отменили, публике объявили, что произошел несчастный случай. Рауль ответил, что этого так не оставит, и если Буке выживет, его ждет гильотина. И велел как можно скорее подготовить Кристину и отдать ему порванное нижнее платье в качестве улики – они едут в полицию. Не сказать, чтобы Кристина была в восторге от этой идеи, но в мое отсутствие и без особой надежды на мое возвращение, бедная девочка совершенно растерялась. В итоге Рауль пробился аж к самому префекту полиции славного города Парижа, комиссару Жилю, сбивчиво изложил обвинения и в качестве доказательства предъявил истерзанное платье и Кристину. Девушке пришлось повторить историю, теперь уже шефу полиции, а потом еще подвергнуться осмотру медсестрой судебного врача, в том числе, и тому самому. Это не могло не сказаться на отношении ее к виконту, который все это заварил, но тот, похоже, и сам уже был не рад, потому что тяжелое колесо французского правосудия раскрутилось дальше, медленно, но неудержимо. Судебный врач со слов медсестры вынес вердикт, что Кристина на самом деле подверглась нападению, и, судя по следам на запястьях и вокруг рта, а также полуоткушенному кусочку уха, которое пришлось закреплять специальным зажимом, чтобы она не осталась карнаухой, синякам на руках и ногах и огромной шишке на затылке, ее связывали и, возможно, пытались изнасиловать. На следующий день в больнице пришел в себя Буке. Он оказался парализован ниже пояса и немного контужен, но мыслил, по всей видимости, ясно. Жиль послал к нему полицейских для допроса. Буке оказался не дурак и сочинил душераздирающую историю о Призраке Оперы, который чуть ранее третировал примадонну, а почти сразу же после этого похитил молодое дарование с явно зловещими целями. И только он, храбрый, но безрассудный Буке, смело вступился за честь дамы. Они сцепились, и Буке почти победил, но подлый Призрак сумел столкнуть его с колосников. К счастью, пока они дрались, Кристина успела убежать. Шеф полиции выразил некоторое недоумение такому несовпадению в показаниях. Особенно его смущало то, что с одной стороны Кристина стояла на том, что напал на нее Буке, и это совпадало с наличием на руке последнего нехилых размеров укуса. С другой стороны, вопреки заявлению Кристины об удачном побеге, на шее Буке имелись явные следы удушения. Было решено допросить тех, кто знал обоих участников драмы. Оперный люд показал, что Кристина – фантазерка, беседует с воображаемым Ангелом и часто молится. С другой стороны, те же свидетели уверяли, что Буке – старый извращенец, то и дело бывал застукан за подглядыванием и давно уже положил на Кристину глаз а, может, и что потяжелее. А с третьей – кто-то сболтнул про Призрака. И, несмотря на то, что историю постарались представить, как забавный анекдот, шеф полиции крайне заинтересовался личностью оного. Тут уже подсуетились директора, которые не желали платить по 20 000 франков ежемесячно, и Карлотта, которая не желала, чтобы на нее падали задники. Они отдали месье Жилю письма Призрака, он их тщательно изучил – и загорелся идеей поймать злого духа Оперы, как он его назвал. Так что теперь по зданию рыскали сыщики, иногда с собаками. Правда, после того, как Жиль заслал в подвалы на поиски «злого духа» отряд полицейских с обученными собаками, те потерялись после нападения полчища крыс, за которыми погналась одна половина псов, и от которых – другая... Через два дня их нашли усталыми и голодными во втором подвале, возле гигантских печей, причем они и понятия не имели, кто их вывел. Но и без собак полицейские неслабо действовали на нервы обитателям оперного театра. Апогеем же поголовного кретинизма послужило приставление к Кристине в качестве охранника одного из полицейских – здоровенного малого по фамилии Раппно, с коротким ежиком светлых волос на голове, проницательными глазами цвета стали и внешностью истинного арийца. Отныне он должен был всюду сопровождать Крис. Ночевал он, к счастью, не в ее комнате, хотя Кристина бы уже ничему не удивилась. Призрака она с той последней встречи не видела. Возможно, он опасался полиции. А еще, возможно, он узнал про реакцию виконта на ответ Крис… - Хммм, может, у меня слуховые галлюцинации? Ты ведь тогда сказала Раулю: «Я должна подумать», а не: «Да, я согласна»? – спросила я у Кристины, задумчиво разглядывая до боли знакомое кольцо, робко выглядывающее из бархатной коробочки. - Ну, да. Сказала, что должна подумать… И я, правда, хочу подумать! – воскликнула она. - Да я тебе верю. Дело не в этом, а в том, что перед тобой яркий пример поведения виконта де Шаньи. - Что ты имеешь в виду? - То, что он тебя не слышит и, самое главное, не слушает. Вот ты чего в этой жизни хочешь? Вообще, в целом? - Я… я хочу свободы, наверное. - Отлично. То есть, чтобы никто не указывал тебе, что делать, что правильно, а что – нет, так? - Так. - Очень хорошо. Продолжаем. Скажи, ты петь дальше собираешься? В смысле, начнут тебе давать роли там, не знаю… Ты хочешь выступать на сцене-то? - Хочу. Папа всегда… - К черту папу! Извини, вырвалось. Я спрашиваю, сама ты хочешь быть певицей и выступать в театре? Кристина надолго замолчала. Так надолго, что я даже испугалась, не обиделась ли она. - Хочу, - тихо, но твердо ответила она, наконец. - Ну, слава те яйца! А теперь смотри. Представь себе, что ты подходишь к своему жениху-виконту и заявляешь, что жаждешь петь. Он тебе: «Конечно, дорогая, ты будешь блистать в салонах Парижа!» Ты робко возражаешь, что вообще-то имела в виду блистание на сцене. Тогда он сморщивает лицо куриной гузкой, кривит губы и категорически заявляет, что виконтессе де Шаньи не к лицу такие вольности, и что он не позволит тебе позорить свой древний род. Представила? - Д-да. Безрадостная картина. - Не то слово. Дальше смотри. Решил он тебе в честь свадьбы дом подарить. Построить, так сказать, любовное гнездышко. Купил землю и повез тебя показывать. Стоите вы посреди этого участка, и тут он у тебя спрашивает: «Любимая, как ты относишься к стилю барокко?» И только ты собираешься ответить, что терпеть не можешь барокко, а обожаешь, к примеру, классику и готику, как он восклицает: «Отлично, я тоже люблю барокко! В таком стиле дом и построим!» и построит ведь. И тебе придется там жить. А сейчас ты будешь стоять и смотреть, как он восторженно носится по участку, спотыкаясь о кусты, и показывает, где у вас будет липовая аллея, где – розовые кусты, а где пруд с уточками. А ты, может, всю жизнь мечтала о колодце со щукой и бассейне с крокодилами! Кристина негромко рассмеялась: - Я поняла уже, что Рауль в качестве мужа – тиран и деспот. А Эрик, конечно, будет прекрасным мужем? - Не-ет, этого я не скажу. Эрик тоже тот еще подарочек на день рожденья. Но у него другие заморочки… в смысле, тараканы, в смысле… Сейчас объясню. Итак. Сидите вы дома… ну, пускай даже в его подземном «дворце». И тебе приходит приглашение на маскарад на два лица. А у тебя, как назло, голова болит, и посуда немытая, и ты решила не ходить, а вместо этого, к примеру, почитать Гомера в подлиннике. И говоришь ему что-то типа: «Давай проигнорируем этот маскарад, не хочу я туда идти». И начинается: «Ага, ты туда не хочешь идти со мной, потому что у меня такое лицо, и ты меня стыдишься! Ах, я несчастный!» - и ну зеркала бить. И вот стоишь ты, как дура, а тебе еще надо разбираться с головной болью, посудой и комплексами Эрика. - И Гоме-ером, - невразумительно прохрюкала давящаяся смехом Кристина. - Дальше еще смешнее будет, потому что Эрик тоже где-то тиран, только он сначала тебя выслушает, а потом скажет, что сделает все равно по-своему. И тут главное – выбрать хороший, качественный аргумент. Я лично рекомендую обувь и подушки. - Э… это почему? - Потому что осколки посуды все равно тебе убирать придется, а предметами интерьера ты его еще покалечишь. - Скажи, Белл, ты это серьезно? – спросила Кристина, когда продышалась. - Абсолютно. Я тебе живописала возможные проблемы, а уж кого ты выберешь – дело твое. Я-то, может, завтра исчезну, а тебе с ними жить. - Нет, Белл, не надо исчезать завтра! – испугалась Кристина. – Они меня тогда совсем запутают. - Ладно, и на нашей улице перевернется телега с анашой! А теперь пойдем-ка, в оружейную заглянем, - бодро ответила я. – Кстати, у нас сейчас утро или вечер? Оказалось, что нынче в Париже октябрьское утро. Кроме того, оказалось, что злосчастное «Il Muto» продолжат показывать вплоть до ноября, с Карлоттой в главной роли, потом его сменит «Фауст» - видимо, наш дорогой Рейе решил чередовать комедии и драмы, чтобы народ не забывался. Мне там светил исключительно Зибель. В декабре обещались поставить «Женитьбу Фигаро», и Карлотта буквально рвалась на части, не зная, какую роль хочет захапать себе – графиню или Сюзанну. Мне же предлагалось спеть в комической «Кошке, превращенной в женщину», чтобы дополнить веселье «Женитьбы». Ну, да, опера была не фонтан, хотя и сложновата – придется петь чуть ли не сорок минут без перерыва, но особо и выбирать-то не из чего – я пока не прима, чтобы придираться. Это означало, что в данный момент и еще в ближайшие недели полторы мне довольно присутствовать на генеральных репетициях – роль без слов не предполагала сверхотдачи. А отсутствие занятий в балетном классе открывало невероятные горизонты для самообразования. Третьим номером оказалось, что напротив моей двери дежурит, прислонившись спиной к стене и лениво перекатывая во рту зубочистку, высокий мужчина лет тридцати пяти-сорока со светло-серыми глазами, в широкополой шляпе и кожаном пальто, похожий на героя вестернов. Впечатляюще. Это и был мой телохранитель, Раппно. - Доброе утро, мадемуазель, - полицейский дотронулся до полей шляпы в знак приветствия. – Куда направляетесь? - В оружейную, - ответила я и мило улыбнулась. Похоже, Раппно онемел. Впрочем, Крис тоже было любопытно, что мы там забыли. А у меня, как всегда, был план. Оружейная представляла собой склад разнообразного оружия, находившийся возле кузни, в самой задней части Оперы. По большей части, на этом складе валялось всякое барахло, но попадались и недурственные вещички. Как я поняла, помимо ковки лошадей, здешние мастера занимались тем, что скупали всякое ржавое старье и собирали из него вполне приличный реквизит. Но иногда им в руки попадались настоящие сокровища, которые оружейники любовно реставрировали и хранили отдельно от бутафорских легких и дурных шпажек, ружей и пистолетов с погнутым стволом, кинжалов с убирающимся в рукоять лезвием и прочей фигни. И теперь я хотела научиться пользоваться этими сокровищами. На всякий случай. Полицейский следовал за мной, но сейчас мне это не мешало. Вот когда понадобится встретиться с Эриком – тогда да, придется поломать голову. А я, на самом деле, думала о том, что время, похоже, течет здесь нелинейно, иначе я должна была бы попасть как минимум в начало ноября. А прошло всего три дня. Может, все зависело от того, где я находилась: в своем мире или в этом? И стоило мне вернуться, как оно опять рвануло вскачь? Месье ла Вирм, старший оружейник, он же главный кузнец – кроме него здесь работало двое оружейников рангом попроще и мальчишка-подмастерье – был огромным, почти квадратным, суровым мужчиной лет пятидесяти с густыми темными волосами с проседью, умопомрачительными усами и глубоко посаженными черными разбойничьими глазами, вернее, левым глазом, потому что правый был прикрыт повязкой, придававшей ему еще большее сходство с бандитом. Но, несмотря на все это, несмотря на чудовищный разворот плеч, несмотря на громадные волосатые ручищи, которыми он как-то на спор поднял быка, месье ла Вирм был добрейшей души человеком. Хотя, глядя, как здоровенный кузнечный молот кажется в его ладони хрупким инструментом ювелира, или как он голыми руками закручивает прут для ограды тугой спиралью, поверить в это было почти невозможно. Поскольку от театра заказов поступало мало, и касались они, в основном, подков, кузница фактически находилась на самообеспечении. Они брались за любую работу – ограды, изголовья, дверные ручки, флюгера… Кузница не простаивала ни дня. Но в свободное время, мастера колдовали над совершенными старинными клинками и дуэльными пистолетами, попадавшими в их руки под видом хлама. У меня с месье ла Вирмом всегда были прекрасные отношения, еще с тех пор, как я… мы… Кристина в двенадцать лет попала в его царство и целый день просидела, как завороженная, наблюдая, как кусок железа прямо на глазах становится изящным подсвечником или ажурным элементом решетки. Дело дошло до того, что здоровяк сказал ей свое имя. Анж. У сурового и страшного на вид оружейника было нежное имя. Ангельское. Мало кто его знал: это было символом признания, допуском во внутренний круг. И поэтому я могла попросить у кузнеца практически все, что угодно. А я хотела попросить его научить меня фехтовать. Стрелять из пистолета. Обращаться с ножом. И чтобы никто больше не смог напасть на меня безнаказанно.
Отправлено: 04.06.10 17:00. Заголовок: Глава 15, длинная, в..
Глава 15, длинная, в которой героиня прокачивает силу и ловкость, сбегает из-под охраны на свидание, пикируется с Призраком в духе любовных романов, хвастается шрамами, гуляет по крыше – и ее все время пробивает на хи-хи
Нельзя сказать, что ла Вирм принял меня с распростертыми объятьями. Сначала было все, как полагается в таких случаях: недоуменный взгляд, недоверчиво нахмуренные брови, возгласы «Да зачем тебе это, девочка?» Ну, я объяснила, зачем. В подробностях. И только нахождение в больнице спасло Буке от суда Линча. После этого возражений не было. Я приходила в оружейную каждый день и занималась по несколько часов, до изнеможения. Первая позиция, вторая… восьмая, верхняя, батман, атака, захват, финты… Со стилетом, с кастетом, шпага в правой руке, в левой… Как-то я целую неделю возилась с клеймором – привыкала к его тяжести. После него шпага казалась легкой, как перышко. Раппно взялся учить меня стрелять и обращаться с ножом: его опыт работы в полиции оказался как нельзя кстати – теперь я орудовала ножом в стиле какого-нибудь бандита из далекого Сингапура. К счастью, некоторые приемы рукопашного боя я знала и сама. И с удовольствием продемонстрировала их почтеннейшей публике. Кроме того, я напросилась к Анжу иногда подменять подмастерье, чтобы качать меха кузнечной печи. Это здорово наращивало мышцы рук и грудной клетки. Раулю я не сказала ни слова. Пусть думает, что его милая Кристина отходит от «ужасного происшествия». Оказывается, попытка изнасилования – это «ужасное происшествие», фу-ты, ну-ты! Эрик же просто не давал о себе знать. Я вся извелась. В итоге, выкроив время после очередной репетиции, я смоталась в розовую гримерку. Проход за зеркалом оказался заблокирован. Ах, ты ж, царица полей! Хрен тебе! Неужели Призрак надеется, что я оставлю его в покое и позволю заниматься самоедством в одиночестве? Нет, мы не таковы. Однажды, во время одной из опостылевших прогулок с Раулем, который после своей выходки с кольцом и подставы с полицией воспринимался исключительно как неизбежное зло (не знаю, что испытывала к нему Кристина, а спрашивать не хотелось), я прикинулась больной и, воспользовавшись тем, что в промежутке между свиданиями с виконтом и входом в Оперу я была избавлена от надзора вездесущего и исполнительного Раппно, слиняла в оружейную. Там меня приняли с привычным добродушным почти-равнодушием. Я прошла на склад и скоренько скинула платье. Корсет снимать не стала – как я его потом затяну? Под платьем на мне были предусмотрительно надеты брюки и сапоги – я собиралась штурмовать жилище Эрика через тот проход, которым он меня вывел. Потому что его Эрик не закрыл – забыл или оставил специально – мне было уже неважно. Я соскучилась по нему. По этим глазам, по смеху, по язвительности и ранимости, по смущенному румянцу и кривящимся в надуманной или реальной обиде губам, по всему моему прекрасному Призраку. И я была готова пойти к нему по раскаленным угольям. Довольно пышные юбки я обмотала вокруг талии, сверху надела мешковатую куртку. Густые волосы спрятала под шапку. С зеркальной поверхности щита на меня глянул испуганный пузатый человечек с тоненькими ножками. Сойдет. Предусмотрительно захватив керосиновую лампу, я сдвинула фальшивую стенку и пролезла в проход. Тут было довольно сухо по сравнению с тоннелем за гримеркой, возможно, дело было в том, что этот ход вел не через озеро, а вода появлялась лишь под конец. Я старалась ступать тихо, на случай, если полицейские ищейки добрались и до этих лабиринтов. Пол коридора понижался, все глубже уходя под землю. Я неплохо запомнила дорогу - в памяти отпечатался каждый поворот. Вот я уже чувствовала сырость подземного озера… Внезапный рывок… меня отбрасывает назад… Да что ж так горло-то болит?! Лампа падает на пол, разбивается, лужица керосина мгновенно вспыхивает... Вскидываю руку – на шее грубая веревочная петля, она буквально режет тонкую кожу на шее. Но пока я еще могу протолкнуть воздух сквозь ставшие шершавыми, точно наждачная бумага, связки. - Эрик! Это я! Стой! Давление мгновенно ослабевает, секунда – и горло свободно. Машинально потирая шею, я оборачиваюсь: позади стоит Эрик, в руках – веревка, в глазах – потрясение. - Эрик… я пришла. Я хриплю. Кашляю. Беззастенчиво сплевываю вязкую слюну на каменистый пол. Кажется, все в порядке, потому что следующая фраза дается легче: - Эрик, что же ты молчишь? Я ведь пришла к тебе. И не смей убегать. Он уронил свое грозное оружие и подбежал ко мне. Обхватил своими ручищами, стиснул так, что ребра затрещали, и зарылся лицом в разметавшиеся по плечам волосы, которые вырвались из-под слетевшей с головы шапочки. - Кристина… Полустон-полурык. - Это я, я… здесь, с тобой. Я гладила его по голове, плечам, шепча все эти глупые бессвязные слова утешения, точно мать, убаюкивающая дитя. Наконец, он отстранился и посмотрел мне в лицо. - Почему ты пришла? Мои брови уползли под волосы. - Потому что хотела тебя увидеть. Глупый вопрос. - Но ты… - он оглянулся на веревку, свернувшуюся на полу дохлой гадюкой, - разве ты не считаешь меня чудовищем? Убийцей? - За что? – удивилась я. – За то, что спас меня от участи, худшей, чем смерть? Это я должна просить прощение. Я повела себя глупо, но и ситуация была… Мне не следовало так вести себя, я просто испугалась. Да что там – я просто дура. А Буке упал сам. Эрик вздохнул и вдруг встряхнулся, словно огромный пес. А я все смотрела на него. Как, оказывается, вновь разгоревшаяся надежда, меняет человека: плечи распрямились, жесты наполнились уверенностью, глаза засияли. Такой Призрак мне по душе. - Тогда… я приглашаю тебя почтить своим присутствием мое скромное жилище. И он галантно предложил мне руку. В этот момент я со всей ясностью осознала реальность выражения «пойти на край света». Ибо туда – и дальше - я могу прошагать, если меня поведет за собой этот самолюбивый, обидчивый, гордый, упрямый, немного взбалмошный… Если только… Кристина? Кристина, кого ты выберешь? - Я думаю, - брюзгливо отозвалась моя юная протеже. – Можно, я скажу ближе к Рождеству? Можно. В этом мире тебе все можно. Это я тут на птичьих правах.
И мы снова были на кухне. Я смотала с талии потерявшие всякую форму юбки и села за стол. Эрик, избавившись от плаща и фрака, ради разнообразия встал к плите. В меню нынче значились гренки с сыром и кофе. - Эрик. Эрииик, - позвала я, - давай, я чего-нибудь поделаю, а? А то скучно сидеть. Вот ведь! Даже не обернулся. Но я нутром почуяла, что он расплывается в улыбке. - Можешь смолоть кофе, - с деланным безразличием ответил Эрик. Это мы запросто. Уверенно направившись к буфету и выудив все необходимое, я спокойно вернулась на место, засыпала зерна в кофемолку и принялась сосредоточенно крутить ручку, крепко удерживая корпус меж колен. По кухне поплыл тонкий аромат свежемолотого кофе. Я наклонила голову, наблюдая, как ловко Призрак переворачивает кусочки хлеба, скидывая поджарившиеся на стоящую рядом тарелку и сразу же накрывая их ажурными ломтиками сыра. И сама не заметила, как начала напевать себе под нос… Et si tu n'existais pas Dis-moi pourquoi j'existerais?
Если б не было тебя, Скажи, зачем тогда мне жить? Эрик замер, глядя на меня, по лопатке, которую он держал в руке, вниз потекло масло… Минуту спустя от сковороды потянуло горелым, и Эрик, чертыхаясь, сдернул ее с плиты. Пока он устранял последствия, я допела песенку, домолола кофе и подошла к плите. Кофейник вовсю бурлил, разбрызгивая во все стороны обжигающие капельки. Я мужественно сняла его на подставку, вынула из кофемолки деревянный ящичек с мелким порошком и постепенно высыпала его в воду, не забывая помешивать длинной ложкой. Сверху образовалась аппетитная пенка. Я грохнула кофейник обратно на плиту, придерживая его за ручку и напряженно глядя внутрь. Поднялось один раз… другой… третий… Теперь можно и снять окончательно. Все это время Эрик не спускал с меня глаз, но молчал. Только когда мы сели за стол и отпили по глотку изумительного кофе, он решился спросить. - Это еще одна из… тех песен? Я кивнула. - Тебе понравилось? - Да… необычная. И слова… Ты можешь их записать? - Могу, конечно… Кажется, я подсадила Призрака на эстрадное искусство. Дальше мы ели молча, но это молчание было… уютным. Словно между нами натянули оптоволокно, которое напрямик передает эмоции и чувства, и слова оказываются лишними. Наконец, минут через пятнадцать, я со вздохом поднялась. - Надо идти, а то меня хватятся. Этот полицейский, он цербер похлеще мадам Жири. – Я натянула шапчонку, ухватила юбки, скрутила их в подобие узла и направилась к выходу из кухни. Эрик поспешил за мной, на ходу отнимая узелок и учтиво открывая передо мной дверь. - Хочешь, с ним произойдет несчастный случай? – предложил он. – Ничего серьезного, но в больнице проваляется с неделю. - Ты с ума сошел? – Я остановилась и ткнула пальцем Призраку в грудь. – Даже не думай. Тебе мало сыщиков, которые едва ли не в нужнике у нас тебя ищут? - Думаю, это последнее место, где меня можно найти, - с нарочитой серьезностью ответил он. Мы прошли сквозь спальню к озеру. - Эрик, я не шучу. Мне виконта хватило, который… Эрик потемнел лицом. - Что сделал этот мальчишка?! Я закатила глаза. - Мне - ничего. Просто это же из-за него тебя ищут. Если бы не он, шеф полиции не заинтересовался бы тобой. Если бы ты знал, как я на него зла! - Правда, зла? – самодовольно улыбнулся Призрак. Я не буду с ним ссориться, я не буду с ним ссориться… - Короче. Пообещай мне не лезть на рожон. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Чтобы ты попался по собственной глупости. - Так тебе небезразлична моя судьба? – мне показалось, или он затаил дыхание? - Ты, ты мне небезразличен. Разве не заметно? Эрик прикрыл на секунду глаза, точно боясь не удержать то, что творится у него в душе. - А де Шаньи? Я слышал, вы обручились? Я провела рукой по лицу. - Слухи о нашей помолвке сильно преувеличены. Не стану скрывать, он сделал мне предложение, но я ответила на него стандартным «мне надо подумать», дабы не огорчать столь быстрым отказом. - То есть, ты намерена ему отказать? – уточнил Эрик, помогая мне сесть в лодку. Мне как-то поднадоела его ирония, и я решила его подначить. - Даже и не знаю… Такой шанс выпадает раз в жизни. Богатый, знатный, молодой, умный. Красивый, - особо выделила я. – Мечта любой девушки. Глупо было бы отказаться. Он заскрипел зубами, и я поспешила добавить: - А ты? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Эрик посмотрел куда-то в сторону. - Я хочу, чтобы ты осталась со мной. - В подвале? – делано удивилась я. – Нет уж, ешьте сами, а я люблю свежий воздух. - Если ты останешься, я… я выйду. Куплю дом рядом с Оперой, чтобы тебе не пришлось далеко ходить на репетиции. Стану встречать тебя каждый вечер, стану ходить на твои спектакли… Я даже начну покупать билет, как обычный человек! И… Кристина, ты разучиваешь свои партии в следующих спектаклях? Завороженная мечтами Призрака о нормальной жизни, я вздрогнула от такого резкого перехода - и покраснела. Честно говоря, увлекшись физической подготовкой, я почти забросила вокал – так, просмотрела либретто. И то по настоянию Кристины. Поэтому на репетициях "Фауста" не блистала, хотя партию помнила - Эрик когда-то разучивал ее с Кристиной. - Увы мне. Каюсь, совсем не разучиваю. Да и как прикажешь это делать, если мой дорогой учитель и носа не кажет ко мне? - К счастью, твой охранник по ночам спит, - Эрик фыркнул. - Я буду приходить ночью, и заниматься с тобой. - А когда спать? – возразила я. – Да и окружающим не понравится мое пение среди ночи. Он задумался. - Тогда будем заниматься у меня. - Ну, тогда и не нужно за мной заходить, я сама приду – так быстрее получится. Мы добрались до сухого тоннеля. Какая-то мысль не давала покоя. Ах, вот она: - Ты говоришь, что купишь дом. А откуда возьмешь деньги, если новые директора тебе не платят? - Директора? Да не нужны мне их деньги! – засмеялся Эрик. – Во-первых, у меня есть кое-какие сбережения, а во-вторых, в местной бухгалтерии я числюсь помощником Рейе, и жалованье мне передает Антуанетта. И, наконец, в-третьих, когда ты успела стать такой меркантильной, Кристина? Что за неподобающие юной девушке вопросы? Я пожала плечами. - По-моему, очень подобающие. Должна же я определить свои предпочтения! Про виконта мне все понятно, зато ты – темная лошадка. На мгновение по лицу Эрика пробежала тень, но тут же пропала. Он криво улыбнулся. - Ты просто издеваешься надо мной, вредная девчонка?! Мне не удалось удержать смех. В качестве платы за свое поведение я едва не схлопотала подзатыльник, но вовремя увернулась. Эрик, внезапно смутившись своей смелости, остановился. - Что? – я подошла почти вплотную. Чтобы заглянуть ему в глаза пришлось запрокинуть голову. Приятно иногда побыть маленькой и слабой разнообразия ради. - Почему мне так легко с тобой? – Эрик нежно отвел от моего лица выбившуюся из-под шапки прядку. - Я думал, что мне придется наизнанку вывернуться, чтобы ты только смотрела на меня без страха. А ты сама ищешь встреч, мы шутим, смеемся, подтруниваем друг над другом, ты готовишь мне пасту, я варю тебе кофе, мы даже ссоримся иногда, как будто не ты совсем недавно считала меня Ангелом Музыки. - Я и сейчас так считаю, потому что именно ты научил меня петь, - возразила я и вдруг предложила, - пойдем на крышу! - А твой цербер? – лукаво улыбнулся Эрик. – И ты так и не ответила на мой вопрос. - Да ну его, цербера этого. Он, в конце концов, телохранитель, а не тюремщик мне. Пусть поволнуется. Идем. А по дороге я тебе отвечу. Может, и сама спрошу чего-нибудь. – Я ухватила его за руку и потянула к выходу из тоннеля. Мы пробрались по лабиринту рабочих помещений, прячась в ниши и темные углы всякий раз, когда в коридоре или комнатке мелькал чей-нибудь силуэт. Эрик обычно вталкивал меня в такую нишу и укрывал плащом, чтобы я не светилась – сам он, казалось, обладал способностью настоящего призрака становиться невидимкой. А меня пробивало на хи-хи, как я ни старалась зажать рот ладонями. В итоге во время очередной такой остановки Эрик накрыл мои губы своей широкой дланью. Когда человек – я не поняла, был это рабочий или полицейский, - ушел, я не утерпела и куснула Эрика за ладонь. Он охнул от неожиданности и отдернул руку. Я наконец-то захихикала открыто. - Думаешь, насквозь прогрызла? – заливалась я, глядя, как грозный Призрак трясет укушенной кистью, - дай посмотрю. Я поймала его пальцы и повернула руку ладонью вверх. На смуглой коже проступили красноватые отпечатки зубов. Ничего особенного. - Ничего особенного, - так и заявила я. – И вообще, шрамы украшают мужчину. И украдкой бросила взгляд на Эрика. Он уставился на свою руку, но, подозреваю, ее не видел. На открытой половине его лица недоверие боролось с колебанием и робкой надеждой, что, может быть, если дать мне еще время, если мы будем чаще видеться, и все будет идти, как идет, то однажды он снимет маску, и я не отвернусь в ужасе, не убегу с криком, не рассмеюсь в лицо созданию тьмы, осмелившемуся мечтать о любви… Я читала это так ясно, словно голос Эрика звучал в моих ушах. Надо было его отвлечь, а то скатится в меланхолию. - А у меня тоже шрам появился! – я поднесла его руку к своему левому уху. – Чувствуешь? Кусочек поставили на место, но врач сказал, что небольшое искривление останется, и шрамик. Так что я теперь меченая. Вот. Рука Эрика замерла, коснувшись моей кожи. Он очнулся от внутреннего монолога и посмотрел на меня. Осторожно обведя кончиками пальцев контур уха, он дотронулся до чуть саднящей полосы на шее – памятке о его «радушном приветствии». - Жаль, что я не убил эту мразь… Но ты хотела, чтобы его судили… И он все еще жив… Ты прости меня за тот фокус с удавкой – если бы я знал, что это ты… - закончил он довольно неожиданно. - Я не хотела, чтобы ты стал убийцей, только и всего. И с удавкой – то была случайность. Но прошу, больше так не делай, иначе в следующий раз, правда, кого-нибудь придушишь. Мы выбрались, наконец, на крышу. Я тут же подбежала к самому краю и облокотилась об ограждение. Над Парижем пламенел закат, окрашивая черепицу окружающих домов в кроваво-красный цвет. Далеко внизу отливали золотом и медью кроны деревьев, растущих на бульваре. Мир был прекрасен, ветер свеж и холоден, а на востоке проступали первые звезды и бледный серп месяца. И посреди этого великолепия, подобно утесу, возвышалось здание Оперы. Эрик подошел сзади, накинул мне на плечи плащ и встал рядом, зажав узел подмышкой и скрестив руки на груди. Сразу вспомнился Рауль и путешествие на барже. Но куда там было виконту тягаться с Призраком! Эрик не решился обнять меня, однако тяжелый плащ казался его частью. И мне было тепло, а от плотной ткани исходил еле уловимый, но приятный аромат. Прекрасное завершение прекрасного дня. - Кристина, ты хотела бы… спеть в моей опере? - вдруг спросил он. Я едва не кувыркнулась вниз. Эрик – Эрик! – спрашивает у Кристины, хочет ли она петь в его опере! Хочет, кстати? - Хочу, наверное, - отозвалась Кристина. - Что значит, наверное? - Хочу. Только как он собирается ее продвигать, оперу свою? Директора его, мягко говоря, не жалуют. - Сейчас и узнаем. Я ответила согласием и повторила вопрос Кристины, хоть и не в таких выражениях. Призрак расхохотался. - Не волнуйся, им придется ее поставить. Я умею уговаривать. Я решила не заострять на этом внимание – в конце-то концов, директора дяди взрослые, сами, чай, разберутся. - Ладно. И когда ее должны поставить? - В этом году, конечно, не получится, - Эрик в задумчивости потер подбородок, - в следующем - да, скорее всего, в феврале. Я повернулась спиной к закату. - Спрашивай. - Что? – удивился Эрик. - Ты хотел узнать, почему тебе со мной легко, - терпеливо пояснила я, - спрашивай. Он внимательно на меня посмотрел. - Знаешь, я не стану тебя ни о чем спрашивать. Если ты захочешь, сама расскажешь все, что сочтешь нужным. Может, это шанс? Может, Эрик поверит, что его Кристина не рехнулась, и что второе сознание в ее теле – не демон, и просто примет как данность, что ему досталась такая необычная во всех смыслах возлюбленная? Нет. В другой раз. Пожалуй, после Маскарада. О! - Эрик, а ты идешь на маскарад перед Рождеством? - Полагаешь, мне прислали приглашение? – его губы изогнулись в горько-ироничной усмешке. - Зато у меня оно на два лица, - заулыбалась я. – и я тебя приглашаю. Призрак покачал головой. - Всякий раз, когда я думаю, что ты уже ничем не сможешь меня удивить, ты делаешь это снова. Мне очень повезло, что десять лет назад в часовне оказалась именно ты. Он, едва касаясь, провел рукой по моим волосам. - Ты тоже хотела что-то спросить. Я собралась с духом. - Сколько тебе лет? - Точно не знаю, тридцать три или тридцать пять… Это имеет значение? - Да нет, просто любопытно. И когда у тебя день рождения? - Не знаю. - Хм. Жаль, я бы с удовольствием делала тебе подарки. А в качестве кого ты просил меня остаться? Там, у себя, помнишь? - Я пока еще помню все, что сказал тебе, - раздраженно ответил Эрик, но тут же осадил себя, - извини. Я… - он прикрыл глаза, – я… Внезапно он весь вскинулся. - Кто-то идет! Скорее за мной! Эрик стянул с меня плащ, закутал нас обоих и укрылся за статуей лошади. На крышу вышел Раппно, огляделся, подошел зачем-то к парапету, заглянул за него… А меня от комичности ситуации и от потрясающе наглядной иллюстрации того, что, история повторяется дважды – причем комедия разыгрывалась прямо в данный момент, опять разобрал смех. Эрик сверкнул на меня глазами в сумраке и потащил куда-то. Оказалось, что на крышу вела еще одна дверца, но ей, очевидно, почти не пользовались – настолько в проходе за ней оказалось пыльно и темно – свет просачивался лишь через щель под дверью. - Тихо! – прошипел Эрик мне в ухо, - что с тобой случилось? Подожди хотя бы, пока твой цербер уйдет. Но мне никак не удавалось затолкнуть смешинку обратно. И тогда Эрик сделал единственное, что ему оставалось в такой ситуации. Он меня поцеловал. Куча умных людей утверждает, что второй поцелуй, мол, это совсем не то, что первый… Люди, вы ничего не понимаете в колбасных обрезках. От второго поцелуя у меня закружилась голова, и пропал дар речи. Теперь Эрик уже знал, как это происходит, и сам исследовал мой рот, а я только покорно принимала его, не смея открыть глаза и мечтая, чтобы поцелуй длился и длился… Нам стало не хватать дыхания, и пришлось с сожалением оторваться друг от друга. Я смотрела на Эрика снизу вверх. - У тебя в глазах такие лукавые искорки… - тепло прошептал он. - А у тебя – такие звезды… - в тон ответила я. Я протянула руку к маске. - Можно? Я все равно ничего не увижу в этой темноте. Эрик перехватил меня за запястье. - Не сегодня. Когда-нибудь… - Обещаешь? Негромкий смех. - Ты все время требуешь от меня обещаний. Кажется, я тебя разбаловал. Обещаю. Когда-нибудь я покажу тебе… то, что под маской. Когда ты будешь готова. - А сейчас я не готова? – обиделась я. Эрик погрустнел. - Я неверно выразился. Когда я буду готов. Пора возвращаться. Он проводил меня почти до комнаты - Раппно нам так и не встретился. Мы остановились на пороге, в очередной раз не имея слов, чтобы попрощаться. Эрик отдал мне растрепанный и испачканный в паутине узел из юбок. Торопясь, пока кто-нибудь нас не застукал и заодно не засек Кристину, расхаживающую по Опере в брюках, я стремительно поцеловала Эрика в губы – и тут же отстранилась, не давая ему углубить поцелуй. Он усмехнулся и опустил глаза, принимая правила игры - Я жду тебя послезавтра, мой Ангел, встретимся в тоннеле, и не удаляйся от входа, - раздался его шепот почти у самого уха. Я моргнула – и снова прозевала момент, когда коридор опустел.
Отправлено: 05.06.10 12:29. Заголовок: по ходу так занятная..
по ходу так занятная история... только многоопытная тридцатилетняя скво совершает ту же дебильную ошибку, что и ее юная сожительница (не подумайте дурного, я о сосуществовании в одном теле двух сознаний) - подает надежду тому и другому... до добра такие игры с нами, пусть хворыми и калечными, не доводят... мужчина тоже человек!!!
по ходу так занятная история... только многоопытная тридцатилетняя скво совершает ту же дебильную ошибку, что и ее юная сожительница (не подумайте дурного, я о сосуществовании в одном теле двух сознаний) - подает надежду тому и другому... до добра такие игры с нами, пусть хворыми и калечными, не доводят... мужчина тоже человек!!!
Просто ОЖП хочет, чтобы все было по справедливости, как решит Кристина. А для этого надо, чтобы она, как минимум, на одно свидание с каждым кандидатом сходила. Открою страшный секрет: девушки время от времени так поступают. Не все, не всегда. Но бывает.
Отправлено: 05.06.10 17:58. Заголовок: Глава 16, в которой ..
Глава 16, в которой витает дух будущего Рождества, командует Рауль и царствует мадам Веллинье - а героиня… прошла соседним коридором
Неумолимо приближалось Рождество. Сезон катился к середине не шатко не валко, спектакли шли своим чередом. Не сказать, что я воссияла на небосклоне Опера Популер, но публика принимала меня благосклонно, так что синьоре Гуидичелли пришлось в итоге поубавить спесь и перестать задевать «юную выскочку» при каждом удобном случае. Директора были довольны, убив сразу всех зайцев: скандалов стало меньше, Призрак был доволен, а у них появилась еще одна звезда. Впрочем, скандалов мне было немного жаль – окрыленная успехами, я начала отвечать Карлотте ее же оружием, и многие из обитателей театра специально приходили на репетиции, чтобы послушать наши искрометные диалоги. Нет-нет, мы не выходили за рамки благопристойности, но того количества яда, которое мы выливали на сцене, хватило бы на приличный серпентарий. На мой взгляд, ставящиеся оперы от этого только выиграли – между нами летали такие искры, что особо чувствительные дамы едва не теряли сознание от накала эмоций. А бедный Пьянджи то и дело попадал меж двух огней – к концу ноября у него выработался рефлекс: как только начиналась перепалка, он уходил за кулисы и возвращался, лишь услышав стук дирижерской палочки по пюпитру, означающий продолжение репетиции. Не скрою, для многих «зубастая» Кристина оказалась полной неожиданностью. Теперь со мной старались дружить, и так я набирала силу и авторитет, несвойственные юной романтичной девушке. Рауль, который часто бывал в театре, тоже заметил мое преображение и, по-моему, оно ему не понравилось. В начале декабря он поймал меня по пути с очередного прогона и утащил в пустующую мастерскую по изготовлению париков. - Кристина, мне нужно с тобой серьезно поговорить, - заявил он, прикрыв за собой дверь. - Да, Рауль? Я слушаю тебя. - Твое поведение в последнее время… Мне кажется, ты держишься излишне вызывающе. Это не подобает невесте аристократа. - Извини, но о чем ты говоришь? – перебила его я. – Я не давала согласия! - Ты приняла обручальное кольцо, - возразил виконт. - Я не принимала, ты его просто-напросто всучил! – адреналин потихоньку начал свой отравляющий разбег по венам. – Если хочешь, я его верну! - Постой, Кристина, не надо поспешных решений, - резко пошел Рауль на попятную. – Ты можешь пожалеть о неосторожных словах. Это все из-за полиции, да? Я совершил ошибку, но не стоит дуться так долго. И отыгрываться в ссорах с Карлоттой. - Рауль, ты меня совсем не знаешь, - я с сожалением покачала головой. – Иногда мне кажется, что мы с тобой разделены стеной, и ты меня не слышишь. И не видишь. Ты хоть понимаешь, что за ужас мне довелось пережить? - Я понимаю! – вскричал Рауль. – Этот негодяй Буке поплатится за свое преступление. Я лично поговорю с месье Жилем, чтобы он прекращал бесплодные поиски Призрака и сделал все, чтобы отправить Буке на гильотину. Я заинтересовалась. Если виконт сумеет убрать полицию из театра, я, пожалуй, пересмотрю свое к нему отношение. - Это было бы прекрасно! – с воодушевлением подхватила я, - и этого настырного Раппно тоже следует убрать – из-за него у меня мигрени. - Нет, ни в коем случае. Раппно останется – я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, - отрезал Рауль. Про себя я скривилась, но на безрыбье, как говорится… - Пусть остается, - согласилась я, - но все эти полицейские… пусть их не будет, пожалуйста! - Не будет, - самоуверенно заявил он. – Кстати, ты уже заказала платье для маскарада? Я хочу, чтобы моя невеста была самой красивой. Я поняла, что Рауль так и будет упорствовать в своем заблуждении, наверное, пока не увидит меня у алтаря с кем-нибудь другим. Ну и упертый же, мать его непорочную! Продолжать спор не имело смысла. - Мы с Мег завтра собираемся к мадам Веллинье именно за этим, - терпеливо ответила я. - Чудесно! Я пойду с тобой – нужно будет подобрать тебе цветовую гамму, совпадающую с гаммой моего костюма. Я вскинула левую бровь. Рауль был совершенно очарователен непоколебимой уверенностью в правильности своих поступков. И избирательной глухотой. - Хорошо, - кивнула я, - но теперь мне нужно идти. Я сделала выразительное лицо. Рауль спохватился и выпустил меня из мастерской. - Ну и гусь… - скептически протянула Кристина, - а я думала, что ты преувеличиваешь, когда про бассейн с крокодилами рассказывала. - Теперь я уже думаю, что преуменьшила, - хмыкнула я в ответ. - С кольцом надо что-то делать… по-хорошему, его бы вернуть, но Рауль может еще и не взять. Что ты думаешь? - Официально мы помолвку не объявляли, - принялась рассуждать Крис, - но по логике, он должен объявить ее на Маскараде. И моим мнением интересоваться не будет. Ты надеешься выкрутиться? - Посмотрим, какое платье он выберет для меня. Хотя у меня есть кое-какие подозрения. И если они оправдаются, то лучше я пойду голой. - Не надо! – испугалась Кристина. - Я что, выгляжу как человек, способный придти голым на бал? – обиделась я, - мы сделаем себе костюм сами. Так нарядимся – родная мама не узнает! Кстати, ты отвергаешь помолвку совсем или временно? - Я же обещала сказать на Рождество. Осталось немного – я хочу еще понаблюдать. - Ты садистка, - убежденно заявила я, - треплешь нервы половине нашего многоугольника… - И лучшей половине, смею предположить! – фыркнула Кристина. – Это ведь серьезное решение. Пусть лучше сейчас мы все немного потерпим, чем потом всю жизнь раскаиваться в содеянном. - А еще есть поговорка: лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть… Ладно, я умолкаю. До Рождества. На следующий день мы с Мег направились к мадам Веллинье. Рауль, как и обещал, увязался следом. - Проходите, дорогие мои, - радушно приветствовала нас портниха – добродушная полноватая женщина лет пятидесяти с круглым лицом в обрамлении туго закрученных седых локонов, носом-пуговкой и круглыми голубыми глазами, от которых расходились к вискам лучики морщинок. – Готовитесь к маскараду? Ну и задала ваша сестра работенку моим девочкам! – и она кивнула на стенку, за которой раздавался мерный стрекот швейных машинок. - Добрый день, мадам, - вежливо поздоровалась Мег. Я повторила за ней: - Добрый день, мадам. А Рауль небрежно кивнул. Мадам Веллинье усадила нас в удобные креслица и пристроилась напротив, у столика, заваленного ворохом лент, раскрытыми коробочками с нитками, пуговицами, искусственными цветами, перьями и прочими причудливыми вещицами, которым в скором будущем суждено было оказаться на платье очередной модницы. - Итак, - она оглядела нас, - кем вы хотите быть на маскараде? У меня есть список уже занятых костюмов, - мадам протянула Мег три листа бумаги, исписанных с обеих сторон. – Заняты кошка, разнообразные Коломбины, маркизы и графини, дама пик, феи и принцессы всех мастей – какая бедная фантазия – костюм кицунэ, эээ… какая-то японская лиса… или демон… - Это мама, - кивнула Мег. – Я хочу быть голубкой. - То есть все белое? – уточнила Веллинье, - примерно так? Она быстрыми штрихами набросала что-то на листке и повернула его к нам. Сотворенный на скорую руку эскиз на удивление точно отражал основные детали костюма: оторочка пухом по краю декольте и верхней юбки, маленькие крылышки за спиной и такие же – в прическе, длинный шлейф… - Это чудесно! – всплеснула руками Мег, - мадам Веллинье, вы просто волшебница! Именно так я его себе и представляла. - Что ж, тогда решено – придешь денька через два, я проверю твои размеры и сделаю предварительную примерку. Думаю, двух дней мне хватит, чтобы придумать детали. Портниха повернулась ко мне. - А ты у меня нечастая гостья. Какой костюм требуется тебе? Я даже рот раскрыть не успела, как Рауль громко сказал: - Кристина будет розовым бутоном. Мадам и Мег озадаченно посмотрели на меня. А я сидела, как оплеванная и чувствовала, что заливаюсь краской стыда. Чтобы не выглядеть полной дурой, я кивнула, точно мы с виконтом давно уже все решили. - Да-да, таким, знаете, воплощением нежности и невинности. Облегченно вздохнув от не случившейся неловкости, Веллинье повторила процедуру рисования эскиза и протянула его мне. И опять виконт опередил меня. - Да, это то, что нужно! – обрадованно воскликнул он. – Но я бы еще добавил вот сюда кружево, а сзади драпировки, украшенные цветами. Да, любимая? – Рауль неожиданно вспомнил, что я сижу рядом. Я снова кивнула с глубокомысленным видом. Мадам Веллинье нахмурилась, глядя на рисунок. - Можно и так сделать. Но не будет ли слишком… помпезно для юной девушки? - Кристина должна выглядеть торжественно. Ведь мы собираемся объявить о своей помолвке! – с непередаваемым пафосом сказал Рауль. Я зажмурилась. Хотелось вместе с креслом провалиться до самого пятого подвала, отобрать у Призрака удавку и маленько придушить эту самоуверенную ошибку природу. - Помолвке? – удивилась Мег, - Кристина, почему ты мне ничего не сказала? Я же твоя лучшая подруга! Я промычала нечто невразумительное, со значением кивнув на виконта, и выразительно закатила глаза. Мег прикусила губу, чтобы не рассмеяться. - Мы не хотели афишировать раньше времени, - вещал виконт с воодушевлением. – Это была тайная помолвка во избежание сплетен и кривотолков. Спасибо тебе, Рауль. Теперь-то слухи уж точно пойдут гулять по всему театру. Эрик меня убьет – он решит, что я ему врала все это время. Ну, виконт! Вот же сука. Ничего, я ему все припомню… Я поднялась из кресла и прошла к столику. Мое внимание привлек один набросок, я бы даже сказала, почти готовый эскиз костюма. Костюма Красной Смерти. - Мадам Веллинье, это тоже ваша работа? – я показала на рисунок. - Какая, девонька? Ах, эта… Нет, этот эскиз принесла Антуанетта, уж с неделю тому, просила сшить костюм для ее друга. Мерки принесла – прекрасная фигура… Да. Так, о чем я? Да. И сказала, что ее друг сам придумал и нарисовал все. Хотела бы я с ним встретиться – у него талант придумывать необычные и красивые костюмы, он мог бы озолотиться. Парижская публика обожает удивляться. Портниха повертела рисунок в руке и с сожалением положила обратно. - Когда мне приходить? – вернула я ее мысли в конструктивное русло. - Денька через три, милая. Как закончится репетиция, так и приходи. Поблагодарив на прощание добрую женщину, мы вернулись в жилую часть Оперы. Отказавшись от прогулки с виконтом под предлогом страшной усталости, я завалилась в свою комнату и упала на кровать. - И как тебе? – устало спросила я Кристину. – По-прежнему будешь считать это милой непосредственностью мужчины-ребенка-в-душе? Да он тебе вздохнуть без разрешения не даст. Не мужчина, а ночной кошмар. Ужас, летящий на крыльях ночи. - Последнее – скорее про Эрика, - сострила Крис. - Ты прекрасно поняла, о чем я, - мне шутить не хотелось. - Да поняла, поняла… Как мне? Честно – не нравится. Я подозреваю, что даже если еще не выбрала Эрика, то уже не выбрала Рауля. Никогда не думала, что он вырастет таким… таким… - Засранцем, - подсказала я. Кристина смущенно хмыкнула. - Я не совсем это имела в виду, но ты права – Рауль – засранец и перевоспитанию не поддается. - Ну, при желании, можно и зайца научить курить, - философски заметила я, - вот только зачем? Кристина помолчала, но надолго ее не хватило. - Так что ты задумала на маскарад? Что за костюм? Как мы избежим необходимости одеваться розовым бутоном? - Сейчас покажу, - я мысленно коварно улыбнулась. - Ого! А мы справимся? - Должны. Подготовка костюма отняла почти все свободное время, которого оказалось больше, чем я предполагала, учитывая репетиции, фехтование и примерки костюма розы – потому что Эрик, действительно, услышал мигом разлетевшиеся сплетни про нашу с виконтом помолвку и кольцо, в котором к концу цепочки рассказчиков бриллиантов оказалось больше, чем в короне Российской империи. Услышал – и перекрыл второй известный мне ход. Я расстроилась, конечно, но ненадолго – слишком уж большие надежды я возлагала на предстоящий маскарад, на который обещала придти сама Красная Смерть. Накануне бала мне принесли платье. - И куда мы его денем? – спросила Кристина скептически. - Отдадим, - легко ответила я. - Как отдадим? - Не как, а кому. Смотри. Я заявилась в общую спальню, нашла Камиллу и предложила отойти в сторонку. - Камилла, - начала я, проникновенно глядя ей в лицо, - ты ведь хочешь попасть на маскарад? - Конечно! – воскликнула та, - правда, у меня платья нет. Отлично. Я и не сомневалась. - Я дам тебе платье, - светским тоном отозвалась я, - у меня как раз оказалось лишнее. Камилла едва не захлопала в ладоши, но тут же подозрительно переспросила: - Это не шутка? То есть, ты, на самом деле, отдаешь мне платье? - Отдаю. Пойдем, посмотришь на него. Понравится – заберешь. Только обещай, что если тебя спросят, откуда оно – говори правду, что Кристина отдала. Камилла, как сомнамбула дошла до моей комнаты, ошалело посмотрела на платье, так же ошалело сгребла его в руки и, ошалевшая, выскочила за дверь, точно боялась, что я передумаю. А я разложила наш собственный костюм, чтобы еще раз проверить, не упустила ли я чего? Он был безупречен. Берегись, виконт! Берегись, Призрак! Берегись, Опера! Иду на вы.
Отправлено: 06.06.10 16:54. Заголовок: Глава 17, в которой ..
Глава 17, в которой героиня занимается косплеем, является на маскарад инкогнито, танцует вальс с Призраком, приносит страшные клятвы и рассказывает страшные истории
Настал час Х. Поскольку я все равно собиралась выждать, пока соберется побольше народу, чтобы затеряться в толпе, переодеваться в костюм я не спешила: ограничилась тем, что позвала Мег, чтобы она помогла мне с прической. Конечно, ей пришлось все рассказать. Ну, почти – кем конкретно я оденусь, она не знала. - Крис, а ты уверена, что твоя прическа должна выглядеть именно так? – удивленно спросила Мег, заплетая десятую по счету косу и туго обматывая ее коричневой лентой в цвет волос. - Уверена. Не забудь про бусины и монетки. Мег пожала плечами с видом «хозяин – барин» и продолжила колдовать над моей головой. При виде кожаного шнура с висящей на нем длинной косточкой она только сморщила нос, но вопросов не задавала – спокойно собрала волосы с макушки в хвост, сдвинула его ближе к правой стороне и обмотала шнуром. Волосы на затылке, не вошедшие в многочисленные косы, свисающие с боком, она также завязала шнурком в хвост. Напоследок Мег заплела две тонкие косички по бокам от моего лица и увешала их особенно густо. - Так? – Мег скептически оглядела результат. - То, что надо, спасибо. Я чмокнула ее в нос и мягко выпроводила, попросив напоследок сказать виконту, что я задержусь. Итак… Замотать грудь, чтобы не выглядеть излишне экзотически. Видавшая виды белая рубаха с обтрепанными манжетами и глубоким треугольным вырезом – пришлось долго разыскивать ее в костюмерной; рукава не застегиваем. Чулки, серо-коричневые брюки до колена, светлые замшевые ботфорты – голенища подвернуть. На рубашку – короткий – до середины бедра - синий камзол без рукавов с железными пуговицами, опять же не застегиваем. Две полосы ткани – красная с золотым шитьем – на голову и длинная белая в узкую розовую полоску – кушак, его концы свисают едва ли не до колен. Поверх кушака – два широких кожаных пояса с красивыми бляхами, на них можно повесить разную чепуху. Теперь грим. Сделаем цвет кожи потемнее, щедро подведем глаза черным. Усы – не слишком густые, но и не узенькие, подобие эспаньолки под нижнюю губу и козлиную бородку на подбородок – ее мы тоже заплетем в две коски и украсим бусинами. Шикарно. Осталось совсем чуть-чуть. Я уже слышу отголоски веселья, творящегося в холле и окрестностях, а также того буйства, которое началось в рабочих коридорах еще раньше. Красивая кожаная перевязь, на ней - ножны для шпаги, которую подарил на Рождество ла Вирм. И не только шпагу, но и стилет с ножнами для левой руки, выпрыгивающий в ладонь, повинуясь особому жесту, два дуэльных пистолета, один оставим, второй – за пояс, удобный кастет, его положим в карман второго камзола – в цвет брюк, длинного, до колен, с широкими рукавами и позументом. Последние штрихи – многочисленные перстни на пальцы, на запястья – браслеты из кожи и кружева, один такой браслет – на правой руке – переходит на ладонь и крепится на большом и безымянном пальцах кожаными кольцами. На самом деле, это не что иное, как защита от мозолей и подобие митенки, не позволяющей эфесу шпаги скользить в руке. Чуть не забыла: кольцо Рауля, висящее на дешевенькой цепочке в окружении бусин и монеток, отправляется на головную повязку. Теперь она. Кожаная треуголка, заказанная в шляпной мастерской в нашей Опере, специально хорошенько помятая, потертая щеткой с проволочной щетиной и несколько раз намоченная и высушенная. Я вышла из комнаты и закоулками пробралась к холлу, за версту обходя полицейских – Рауль так и не сумел убедить Жиля отказаться от поисков Призрака. Хорошо хоть Раппно куда-то запропастился, а то бы мне не выбраться. Перед входом в холл стояло зеркало во весь рост – в нем отразилось диво дивное и чудо чудное. Кристина восторженно ахнула: - Нас никто не узнает! Это же невероятно! Как этого персонажа зовут? Джек-Воробей? - Капитан Джек-Воробей, - автоматически поправила я, пробуя перед зеркалом повторить знаменитую пластику легендарного капитана. Получилось не очень похоже, но сойдет. Справедливо рассудив, что в таком виде маска мне не понадобится, я ограничилась тем, что прихватила черную повязку на глаз, на тот случай, если кто-нибудь все же признает во мне восходящую звезду Опера Популер. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, я вошла в холл походкой покорителя океанов. Продефилировав через весь зал и выяснив, что узнавать меня не узнают, но внимание мой экстравагантный вид привлекает, причем, в основном, женское, я скрылась на одном из балкончиков галереи, опоясывавшей холл по второму этажу. Отсюда открывался прекрасный обзор. Вот Камилла в «розовом бутоне» вовсю флиртует с каким-то молодчиком в костюме испанского гранда. Вот директора в образах петуха и барана, как нельзя лучше отражающих их внутреннюю сущность. Карлотта и Убальдо – чета правителей Востока. Рауль – офицерский мундир ему очень идет – прислонился к стене и явно скучает. Ага. Увидел Камиллу, направился к ней. Не зря я выбрала ее – мы похожи фигурой и цветом волос. Жаль, отсюда ничего не будет слышно, а рисковать, и оказаться узнанной не хотелось. Рауль подошел к Камилле, по-хозяйски положил ей руку на плечо и развернул к себе. Последовала немая сцена. Я от души веселилась, наблюдая за отвисшей челюстью и обширной гаммой эмоций на лице виконта. Вот он что-то выдавил – наверное, спрашивает, откуда у Камиллы это платье. Та, умница, ответила, надеюсь, что именно то, что я просила. Рауль отполз в полнейшем шоке, поймал мадам Жири возле столика с напитками. Нет, она со мной не разговаривает, попробуйте спросить Мег, читала я по губам. Мег в своем чудном платье как раз закончила танцевать и шла к ним в сопровождении своего кавалера. Виконт подскочил к ней, но она тоже ничего не знала. И про мою прическу не сказала, спасибо ей. Настоящий друг. Рауль еще немного поболтался в зале и куда-то скрылся. Ну и черт с ним. Теперь-то ему не удастся объявить о помолвке, хе-хе… Как это сделаешь, если невеста – тю-тю? Остро хочется скандала, но, видимо, с ним придется подождать до завтра. Ладно, хорошего помаленьку, надо спускаться, а то пропущу явление Призрака народу. Заодно покажусь Мег, пусть оценит мой видец, она это заслужила. - Мадемуазель, не откажите мне в удовольствии танцевать с вами, - промурлыкала я, подкравшись к подруге. Та порывисто обернулась. Ее глаза расширились в изумлении. - Я… я не… - Тут она обратила внимание на волосы, и я почти услышала щелчок у нее в голове. - Кри… Я поднесла палец к ее губам. - Чшш, не выдавай меня. Пойдем танцевать, и я постараюсь тебе объяснить все, что смогу. Зазвучала музыка, и мы начали танцевать. Кажется, это была полька – не самый подходящий для разговора танец, но я все равно обрисовала Мег ситуацию с виконтом, с его колечком и с нашей как будто помолвкой, существующей лишь в его воспаленном воображении. Я не просила сохранить это в тайне – наоборот, мне была бы на руку новая волна противоречивых слухов. Внезапно музыка оборвалась. Я стояла спиной к лестнице, но не было нужды оборачиваться – и без того было понятно, что, вернее, кто мог заставить музыкантов замереть в суеверном ужасе. И все-таки я обернулась – не могла отказать себе в удовольствии полюбоваться Эриком в красном. Он был великолепен. Там, на лестнице, один среди всех этих искаженных страхом физиономий, среди отпрянувших с его пути зевак, чьи лица стали похожи на маски. О, да. Эта толпа боялась его до колик. Целая толпа стремилась укрыться от одного-единственного человека. Нет. От Призрака. - Что притихли, господа? Думали, что избавились от меня? Вы всерьез полагали, что полиция способна испугать меня или поймать? Как же вы самонадеянны, милейшие мои директора! Вы заслуживаете наказания! Эрик спустился еще на несколько ступенек. - Я написал оперу, вот ее законченная партитура. «Дон Жуан Торжествующий»! – и он швырнул оземь кожаную папку. Эффектно. Дальше все шло по тексту. Я не особо вслушивалась - мне было жутко интересно, что тут начнется, когда Призрак поймет, что Кристины Даае в зале нет. И я дождалась. На свою беду Камилла стояла около лестницы. Она закрыла лицо маской, наверное, надеялась, что так она менее заметна. Напрасно. - Что же касается нашей звезды, мисс Кристины Даае... – Эрик развернулся к Камилле. Та оцепенела. - Без сомнения, она великолепна, ее голос очень хорош… Рука Камиллы безвольно разжалась, и маска спланировала на пол. - Хотя, если… В этот момент Эрик, наконец, разглядел, к кому обращается. Я наивно думала, что удивиться сильнее, чем Рауль, уже невозможно. Как я ошибалась. Эрик весь был – воплощенное изумление. Мне на ум пришел знаменитый диалог: «А где бабуля? – Я за нее!», но это было еще выразительнее. - Откуда у вас это платье? – прошипел Призрак. - К-кристина отдала, - пролепетала Камилла. – сказала, забирай, и все. Тут раздался топот множества ног, и в зал влетела куча полицейских во главе с Раппно. Следом вбежал Рауль. - Хватайте его! – истошно завопил Фермен. Эрик не растерялся: в тот же момент, когда появились копы, он отскочил на то место, где был скрытый люк, и не успел директор умолкнуть, как Призрак в громе и фейерверке провалился сквозь землю. - Прыгай! Давай! – крикнула Кристина. Я прыгнула. А что еще мне оставалось? Лепестки люка сошлись над моей головой, и я огляделась. Зеркальная комната, надо же, кто бы мог подумать? В зеркалах отражались Джек-Воробей и Красная Смерть. Очаровательная компашка. - Кто вы? – требовательно прогремело со всех сторон. Удавку, что отрадно, он не достал. - Йо-хо-хо, и бутылка рома! – пропела я. - Кристина? Ты? – неверяще проговорил Эрик, и его рука опустилась мне на плечо. Секунда – и я уже упиралась взглядом в алый мундир. - А кого еще ты ожидал увидеть? – я искоса поглядела ему в лицо. – Кто еще такой смелый? - Скорее безрассудный… Итак, мадемуазель Даае, чем обязан столь повышенным вниманием с вашей стороны? - Мы уже на «вы»? – удивилась я, - почему так? - Вы не догадываетесь? – Эрик почти шипел, словно состоял в родстве со всеми пресмыкающимися земного шара, по преимуществу ядовитыми. – Ваша ложь… эта помолвка с виконтом… если бы я не… Как ты могла, Кристина?! За что?! – сорвался он на крик. – За что ты так со мной! - Как – так? – практически взмолилась я, - ну, как? Я сказала тебе правду! Чем хочешь поклянусь! - Какую правду? – Призрак ссутулился и отвернулся. - Правду о том, что я не помолвлена с виконтом. Эрик, посмотри на меня, пожалуйста. Он посмотрел – по краю сознания мазнуло отраженной болью, и я едва не рухнула на пол – так она была сильна, - но удержалась, запретив себе чувствовать и выказывать жалость: мне нужно быть убедительной. - Эрик, я клянусь тебе памятью своего отца, что не помолвлена с виконтом. Но он, очевидно, счел, что ему довольно сделать девушке предложение – и дело в шляпе. Он подарил мне кольцо, опозорил меня перед портнихой с этим дурацким платьем, решил объявить о помолвке на балу – и ни разу не поинтересовался, согласна ли я. - А ты…? – едва слышно спросил Эрик. - А я… Видишь ли, Рауль, как и ты обознался, приняв за меня другую девушку. Это его огорчило, я полагаю. Так что завтра нам предстоит объясниться, наконец. Я надеюсь, в этот раз он меня услышит, иначе я уж и не знаю, что должна сделать… - И я ему откажу… - прошелестела Кристина. - Откажешь? Точно? - Да. Мне это надоело. - А Эрик? Что с ним? - Для начала надо решить, откроемся мы ему или нет… - Мне надоело лгать. Он должен знать, что нас двое. - Твое право. Не боишься? - Боюсь. - А потом… я ему откажу, - уверенно закончила я. Эрик спрятал лицо в ладонях; до меня доносилось его прерывистое дыхание. В конце концов, он справился с собой и выпрямился. - Я хочу тебе верить, Кристина. Видит бог, я безумно этого хочу! Не обмани меня теперь, не обмани, прошу тебя… - Я поклялась памятью отца. Хочешь, жизнью поклянусь? Он покачал головой. - Не нужно. Довольно клятв. Я улыбнулась. - Тогда – мир? Слабая улыбка прокралась на лицо Призрака Оперы. А мое сердце сжималось в страхе от того, что я собиралась ему поведать. Накануне я нашла множество аргументов, доказывающих мою правоту, но теперь они все испарились, и я не знала, с чего начать. До моего слуха донеслась музыка – наверху возобновился прерванный появлением Красной Смерти бал. - Не согласишься ли потанцевать со мной? – Эрик тоже прислушался к звукам вальса. - С удовольствием. Мы были странной парой – мужчина в красном мундире и маске в виде черепа и женщина в костюме пирата. Подумав, что это выглядит нелепо, я сорвала накладные усы и бородку. Выяснилось, что Эрик прекрасно танцует – я успела мимоходом удивиться этому факту – казалось бы, подземелье – не самое подходящее место, чтобы научиться танцевать. Не прерывая вальс, он вывел меня за зеркала, и мы оказались в небольшой комнате, переходящей затем в коридорчик, оканчивающийся лестницей. Она освещалась тремя факелами. Мы кружились в этом неверном свете, и за нами следовали причудливые тени. Надо признаваться. Ну? Ну? Перед смертью не надышишься… Я зажмурилась на секунду, собираясь с духом. - Эрик, мне нужно тебе кое-что рассказать. Его рука сжала мои пальцы чуть сильнее, чем следует. - Я слушаю, - ровно ответил Эрик. - Ты все удивляешься, как я изменилась, говоришь, что не узнаешь меня. Это все неспроста. Я… Скажи, ты веришь в сверхъестественное? - Ты спрашиваешь у Призрака Оперы, верит ли он в сверхъестественное? – Эрик усмехнулся. - Я серьезно. Эрик закусил губу. - Да, наверное… - То есть ты веришь, что иногда могут происходить необъяснимые вещи? – уточнила я. - К чему эти вопросы? - Скажи, - я умею быть очень настойчивой. - Хорошо. Я – верю. Довольна? Так, ладно. Собраться с мыслями, собраться… - Понимаешь, в начале сентября произошло кое-что необычное… Я не могла продолжать, кружась в легкомысленном танце, поэтому вывернулась из объятий Призрака и отошла к стене. Глядя на факел, говорить было легче. Куда легче говорить глупости, когда не видишь собеседника. - Дело в том, что я – не совсем я. - Не понимаю тебя, Кристина, - Эрик приблизился: я ощущала это всей кожей. - Нас двое в этом теле. Так случилось, что я попала сюда из другого мира, который обгоняет этот более чем на сто лет. Нас двое. Я долго думала, как доказать тебе… Есть вещи, о которых Кристина знать не может. К примеру, я могу рассказать тебе закон Бойля-Мариотта, описать строение сердца и кровеносной системы, допустим, собаки. Могу рассказать про Лавуазье – замечательнейшая личность, даром что химик, был еще поэтом и ловеласом, и революционером, и кончил жизнь на плахе… С другой стороны, я не знаю многих реалий этого века – их мне подсказывает Кристина. Погоди, Эрик, - предупредила я, чувствуя, что он собирается что-то возразить. – Я и сама собьюсь, трудно держать в мыслях столько всего… Я не демон, - для убедительности я покачала головой, - я обычный человек, просто из другого места и времени. Я не знаю, как попала сюда, была ли это шутка бога или Сатаны, но я здесь. Вот тебе еще одно доказательство – те песни, помнишь? Кристина их не знает, их напишут через сто лет. Еще… я левша, и могу написать тебе что-нибудь на языке, который Кристина знать никак не может… Ты ведь не веришь мне? – я повернулась к Эрику. Он весь был воплощенный скептицизм. Я его понимала. Если бы мой муж выступил с подобным заявлением, я бы посоветовала ему принять успокоительное и выспаться хорошенько, чтобы всякая мура не лезла в голову. Что ж, в таком случае остается последний аргумент… - Эрик, думаю, ты догадываешься, что мадам Жири не обсуждала тебя со мной? Он кивнул, по-видимому, не вполне понимая, что я имею в виду. - И ты знаешь, что мы не разговариваем с ней вот уже три месяца. Опять кивок. - Что ж… тогда я расскажу тебе кое-что… Тебе и Кристине. Я расскажу тебе историю об одном ребенке. О маленьком мальчике, который неведомыми мне путями очутился в цирке, которого держали в клетке и называли Дитя Дьявола. Которого выставляли напоказ, как диковинное животное, и избивали за непокорность. Пока однажды он не взбунтовался и не поднял руку на своего мучителя. О мальчике, в котором увидела человека юная балерина, пришедшая в тот вечер в балаган. О мальчике, которого она укрыла в часовне оперного театра, и который остался в Опере на долгие годы, став ее негласным хозяином. Откуда, по-твоему, я могу знать эту историю? Все то время, что я говорила, Эрик не сводил с меня расширившихся глаз. Он был мертвенно бледен. А где-то в глубине моего сознания горько плакала Кристина Даае.
Отправлено: 07.06.10 15:46. Заголовок: Глава 18, в которой ..
Глава 18, в которой героиня переживает потрясение за потрясением и объяснение за объяснением, ездит на кладбище, применяет шпагу по назначению, и, кажется, наконец-то, расторгает помолвку
Он мне не поверил. Этот чертов непрошибаемый, упрямый, самонадеянный сукин сын мне не поверил. Я по глазам видела – он решил, что это проговорилась Жири, несмотря на мои заверения в обратном. Да что ж такое! Вру напропалую, такую лапшу вешаю, что только держись – и все верят, сидят, развесив уши, чтоб ничего мимо не упало. Стоит один раз сказать правду любимому человеку – и вот вам, пожалуйста! Я мгновенно вскипела, не хуже чайника. - Ты все-таки не веришь мне! – я не спрашивала, я утверждала. Эрик вдруг отвернулся. - И давно ты знаешь? – ровным голосом спросил он. И я сдалась. Не хочет слышать правду – и хрен с ним. Главное – я сказала, а там хоть потоп. Значит, буду валять дурака и дальше, и пусть дурак не обижается. - Давно, - дерзко ответила я, - мадам Жири рассказала мне как раз во время ссоры. Надеюсь, он не так тесно общается с мадам, чтобы она пересказывала ему все подробности. Впрочем, если он и тут подловит меня на лжи – плевать. Надоело все время оправдываться, все время быть виноватой! Я – я меняю его судьбу к лучшему, оберегаю его, выколупываю из вековечной брони, которую он вокруг себя возвел со своими комплексами и шрамами. Да он за эти четыре месяца испытал больше счастья, чем за предыдущие тридцать с гаком лет! И уж точно больше, чем в оригинале. И я опять - Мировое Зло? За-дол-ба-ло. - И ты знаешь, что скрывает маска? Я задрожала. Что сказать? - Скажи «да», - все еще неверным от слез голосом подсказала Кристина. - И что это даст? - Ну, может, он не будет так страшиться ее снять? - Есть в твоих словах зерно истины, - мысленно вздохнула я, а вслух произнесла с вызовом: - Да. И что? Тут я увидела, что Эрик успокоился на самом деле. Наверное, так успокаиваются перед смертью неизлечимо больные. Нестерпимо захотелось прикоснуться к нему, утешить, сказать, что все не так плохо, как он себе думает… но я не стала. - Ты очень способная ученица, - негромко произнес Эрик. У меня в ушах его слова отдались набатом. - Каков учитель, таков и ученик! – в запальчивости воскликнула я. - Я понимаю, - он повернулся с кривой усмешкой, - как-никак, я обманывал тебя целых десять лет. Ты не могла не отплатить мне той же монетой. Я бы на твоем месте сделал так же... если бы… Эрик поднял глаза, и я услышала отголосок недавнего крика: «За что ты так со мной?!» Я не выдержала, и первая отвела взгляд. А он продолжал терзать мое бедное сердце своей горечью и болью. - Но приводить под видом доказательства… это… эту историю… Это нечестно! Подло! – его голос сорвался в сипение. Ну, все. Не вынесла душа поэта… Я стиснула зубы и, прищурившись, уставилась на Эрика. В моей груди плескалось чистое, незамутненное лишними эмоциями бешенство. Подумать только, и я еще хотела его пожалеть! - Знаешь что?! А не пошел бы ты к черту!!! – заорала я. – Все вы идите к черту со своими чувствами, желаниями, мнениями! Собственники хреновы! Я вас уже видеть всех не могу! Я устала! Каждый раз – как по тонкому льду! Этому не скажи – обидится, этому не скажи – не поймет. Одному все время что-то кажется, другому мнится, третья готова подложить под любимого учителя… Я больше не могу! Если тебе нравится считать меня лгуньей – вперед и с песней! Только оставь меня в покое!!! И я позорно разрыдалась. Не знаю, что из этого бреда дошло до Призрака, но, кажется, он растерялся. - Кристина… - он потянулся ко мне. Утешить? Успокоить? Что бы ни было, но это значилось в его базовых потребностях. Как там? Служить и защищать? А мне было плохо. И уже даже не хотелось, чтобы все стало хорошо. - Иди ты к черту! Я оттолкнула его, проскочила мимо и рванулась вверх по лестнице. Вверх, вверх… снова вверх… Оказавшись в знакомом коридоре, я побежала к себе в комнату, ничего не замечая вокруг. И плевать, как я выглядела, плевать, если меня видели. Я устала. Ворвавшись в комнату и заперевшись, я упала на кровать. Под ребра впилось нечто угловатое. Я сунула руку, извлекла из-под себя пистолет и аккуратно положила на пол. В дверь постучали. - Кристина! Прости за бестактность, но я очень волнуюсь… Ты там? Это был виконт. - Пошел к черту! – вежливо отозвалась я. - Кристина, ты там? Какое счастье! - Убирайся к черту! – взрыкнула я в лучших традициях Призрака Оперы и швырнула в дверь первое, что попалось под руку – баночку с гримом. Баночка предсказуемо брызнула в стороны осколками. За дверью послышался знакомый смешок. Раппно, с-сволочь. Кажется, Рауль, наконец, понял, что ему не рады, и убрался подобру-поздорову. - А еще говорила посудой не швыряться, - укорила меня Кристина. - И ты иди к черту. Завтра, все завтра. И я провалилась в тревожный сон. Утро было ранним и недобрым. - Белл, просыпайся! - А? Что? Который час? - Семь. У меня к тебе просьба… Я перевернулась на спину и потянулась, захрустев суставами. - Ну? Излагай. - Я хочу побывать на могиле отца. - Ой, блииин. А можно через часик-другой? Такая рань несусветная… После бала-то… А? И все кучера, наверное, еще дрыхнут. - А мы Раппно попросим. Спорим, он за дверью дежурит – после наших побегов он с нас больше глаз не спустит. - Это, вообще-то, хреново, конечно. Но ты права, его можно попросить, тем более что по службе ему пить было не положено. Поскольку накануне я задрыхла, не потрудившись снять грим, результат был налицо. Точнее, на лице. Ругаясь вполголоса, я взялась оттирать его с кожи, особенно стараясь с глазами, а то Кристина стала похожей на панду. Запихнув в себя, за неимением завтрака, завалявшееся с последней прогулки с виконтом яблоко и набросив шерстяную накидку, я вышла в коридор. Раппно сидел на полу, прислонившись к стене, надвинув на лицо шляпу и обернув длинные ноги полами плаща. Я подошла к нему и осторожно потрясла за плечо. В следующую секунду мне между глаз уперлось дуло пистолета. Одновременно с этим полицейский поднял голову и открыл глаза. - Доброе утро, - спокойно поздоровалась я. – Вы не могли бы отвезти меня на кладбище? - Странное желание для юной девушки, - насмешливо отозвался он, отводя пистолет от моего лица, - так и поедете в этом? И Раппно выразительно обвел рукой мой пиратский костюм. Я отрезала: - Так и поеду. - Между прочим, ваш жених дежурит где-то поблизости. - Он мне не жених. Пусть дежурит, сколько влезет. Так вы отвезете меня? Раппно пожал плечами. - У меня есть выбор? Я сделала вид, будто задумалась. - Полагаю, нет. Экипаж катил по дороге, слегка раскачиваясь и поскрипывая рессорами. - Кристина, ты так и будешь молчать? Я же чувствую, как тебя распирает. - Белл, я… Это правда – то, что ты вчера рассказала? И то, что я увидела у тебя в памяти? - А ты сама как думаешь? По-твоему, Эрик просто так психанул? Кристина вздохнула. - Я себе даже представить не могла… Как он это пережил… - Ну, судя по тому, что из него выросло – пережил так себе. - А ты на него еще и наорала. - Ну, извини, не выдержала. У меня, действительно нет сил с ними со всеми сражаться. И с судьбой заодно. - Нас же двое, не забыла? - Теперь – да. А раньше? Кто к виконту на ужин умотал, так что я потом Эрика еле успокоила? Пушкин? Ответом послужило виноватое сопение. - Ладно, проехали. Лучше скажи, что ты об этом думаешь. - Не знаю, правильно ли это, но мне ужасно жалко того мальчика. И, наверное, поэтому я не могу не думать о сегодняшнем мужчине. Эрик, он такой… Я только сейчас поняла, как тебе было тяжело. Ты прости, мне казалось, тебе все легко дается. Раз – и помирилась с Призраком, два – и поставила мадам на место, три – и директора несут контракт. А ведь я бы так не смогла… Я видела в твоей памяти те кадры… - Кадры?!! - Ой… Ну, да, я догадалась, что это было… как его? Кино. Как про Джека-Воробья. Но ведь то, что это не происходило в твоем мире, не означает, что это не происходило вообще. Разве этот мир похож на кино? Здесь все реально. Я чувствую себя живой. Разве нам не холодно в тонкой накидке? Разве у нас нет шрама на ухе? - Сдаюсь… - я рассмеялась. - Так вот. Мой разум отказывается понимать, как после всех горестей, выпавших на его долю, после унижения и издевательств, он сумел подняться. Как он всего этого добился – сам, один? Обустроил дом, перенес туда все эти вещи… Бел, он же знает четыре языка! Или пять? А как он рисует! А как поет! А какую музыку пишет… - Так, я не поняла, ты мне его продаешь, что ли? – фыркнула я. – Обо всех его достоинствах я знаю не хуже тебя. Но в одном ты не права. Он не сумел подняться, на самом-то деле. Все это его поведение, холодная уверенность – это такая же маска. А внутри остался тот же несчастный подросток, которому слишком долго внушали, что он – чудовище. Так долго, что он и сам в это поверил. И до сих пор верит. Поэтому боится любить тебя. Он готов отдать за тебя жизнь, но не в состоянии произнести три простых слова. Если ты видела… кадры, то знаешь, что должно было произойти, чтобы он, наконец, их сказал. И опоздал… - Нас, Белл. Он любит нас. Если бы не ты, он бы меня не разглядел за тем образом, что нарисовал в воображении. А теперь он любит живую девушку, которая не боится с ним спорить и иметь на все свое мнение, которая готовит спагетти, до умопомрачения ругается с Карлоттой и поет странные песни. Все это – ты, не я. И он любит тебя. И меня, немножко. Знаешь, иногда я тебе так завидую. И ревную. Ты делаешь то, на что у меня никогда не хватает смелости. Да, я знаю, как часто ты дрожишь от страха. Но все равно ведь делаешь. А это и есть настоящая храбрость. И еще… Я верю, что ты все изменила. В этот раз Эрик не опоздает. Он еще скажет тебе… нам: «Я люблю тебя». Я верю. У меня не было слов. - Кристина… - Молчи. Лучше молчи. Мы почти приехали. Пустишь меня? - Конечно. Мне определенно нужно было перевести дух после такой исповеди. Со стороны я наблюдала, как Кристина, опираясь на руку Раппно, вышла из кареты и прошла в полуоткрытые ворота кладбища. Вот и склеп – построен на средства, собранные поклонниками таланта Густвав Даае, нашла я в памяти Крис. В качестве компенсации за отстранение от управления, ее сознание предоставляло мне весь багаж знаний и памяти, накопившийся в нем. Насколько я могла судить, это появилось не сразу, а когда мы начали… сотрудничать – и чем дальше, тем полнее. Кажется, это и называют симбиозом. Я старалась не слушать, о чем Кристина рассказывает отцу – это неприлично, да и что она такого может рассказать, чего я не знаю? Она говорила очень тихо, почти беззвучно, словно опасаясь, что нас подслушивают. Хотя, кому там подслушивать – Раппно дремал на козлах, а Призрак с Раулем, небось, видели десятый сон. Хотя, Эрик, скорее, терзался в подземелье и терзал ни в чем не повинный орган. Или… К ногам Кристины упал камешек, обернутый клочком бумаги. Она подняла его и развернула – это была записка. «Заверни за склеп, чтобы тебя не было видно от ворот. П.О.» - значилось в ней. Прямо Майн Рид какой-то! - Пойдем? – спросила Крис. - А куда деваться? Придется. Ты пойдешь или я? - Давай я, разнообразия ради. - Тогда двигай. Кристина послушно зашла за угол, предварительно оглянувшись на Раппно – тот безмятежно спал, уронив голову на грудь. За углом нас поджидал Эрик при полном параде. Похоже, предстоял серьезный разговор. А впереди еще объяснение с виконтом… - Здравствуй, Кристина. Ого! Такое впечатление, что он всю ночь готовился, репетировал. Что же такое он имеет нам сказать? - Здравствуй, Эрик, - в тон ответила Крис. - Чудесное утро, не так ли? И погода прекрасная, - продолжал разводить политес Призрак. Я недоумевала. - Эрик, ты хочешь поговорить о погоде или просто тянешь время? Кристина! Ты растешь в моих глазах! Эрик на мгновение отвел взгляд – и тут же вновь с упорством все для себя решившего человека посмотрел нам в глаза. - Кристина, прости меня. Охохонюшки-хо-хо… Воистину, если женщина неправа – попроси у нее прощение. А ведь я была неправа, когда орала на него вчера. В конце концов, никто не обязан верить во всякую чушь про другой мир и постороннее сознание. А я ударила его по больному, использовав сокровенную тайну его жизни в качестве банального аргумента. - Белл, присоединяйся. Одна… я не могу. - Что? Как присоединяться? - Я потеснюсь. И она, в самом деле, потеснилась, и я ощущаю ее сознание рядом, и наши мысли – одно, и чувства – одно, и я вижу в глубине ее маленькой души искру зародившегося чувства. Она тлела долго, но разгорелась лишь вчера, там, в маленькой комнатке под холлом Опера Популер. - Эрик, не надо… - Дай мне закончить, Кристина. – Эрик серьезен и настойчив. – Я уже не один раз говорил, что ты изменилась. Это так, и я уже давно не понимаю, как себя вести с тобой. Может быть, ты повзрослела, а может, я никогда не знал тебя. Я не в состоянии предугадать твои поступки, как бывало раньше. Иногда я думаю, может, мне все это пригрезилось: ты, наши уроки, твои светлые и наивные молитвы, твоя вера в Ангела Музыки. Ты непостижима. Ты даришь мне надежду одной рукой – и отнимаешь ее другой. Ты возносишь меня в небо – и низвергаешь в пучину самого глубокого отчаяния. Я не знаю, чем заслужил эту пытку, но я больше не выдержу. Еще одного раза я не выдержу. Поэтому я хочу сказать тебе… И будь что будет. Ты, наверное, знаешь теперь обо мне все или почти все. Да, меня держали в клетке, как животное, как чудовищное порождение ада. Так оно и есть – я порождение ада. Но лишь снаружи. А в груди моей бьется человеческое сердце. И оно страдает. Оно страдает, Кристина. Из-за тебя страдает… - Эрик! – перебиваем мы. – Ты не чудовище. Ты – человек. И ты самый храбрый человек, которого я когда-либо знала. Это я должна просить прощения. Я не должна была так поступать с тобой, это было глупо и жестоко. Дурацкая мистификация в духе Призрака Оперы. Ты ничем не заслужил подобного отношения. Я была неправа. И пускай эта ложь про мистификацию, пускай. Зачем настаивать на правде, если она не несет в себе ничего, кроме вреда? Мы… Я подхожу к нему все в том же нелепом маскарадном костюме с болтающимися по бокам косицами. Я протягиваю руку, все как во сне… Вот сейчас он скажет… сейчас… - Продолжай, Эрик, - просим, нет, умоляем мы. Эрик берет мою руку в свои, легонько касается ее губами. Он проникновенно смотрит на меня и… - Кристина, остановись! Отойди от него! Виконт. Главное, вовремя. Будто знал. Вот гад. Я обернулась: так и есть – скачет на лихом коне в белой рубашке на босу грудь, как дешевый романтический герой, и мнит себя, по меньшей мере, спасителем человечества. - Это Призрак, Кристина! – вопит он, словно это – самая потрясающая сенсация. – Он опасен! Я защищу тебя! Азохн вей! Только этого мне и не хватало. Эрик отодвинул меня в сторону, скинул плащ и фрак и кровожадно оскалился, потянув из ножен шпагу - Рауль уже соскочил с лошади и несся к нему со шпагой наперевес. Памятуя о том, как активно они сражались в фильме, я сочла за благо отступить подальше. И началось… Сначала я ничего не могла разобрать в этом человеческом вихре, мечущемся среди надгробий. Но постепенно отдельные фрагменты боя проступили сквозь бесконечный звон и лязг, сквозь тяжелое дыхание и скрежет зубов, сквозь прямые и обратные выпады, обманки и удары плашмя. И я заметила одну странность: Рауль наседал на Эрика с завидным упорством, стремясь достать противника, а Эрик – он ушел в глухую оборону. Он лишь парировал удары, лишь защищался, не пытаясь перейти в контратаку. Почему? Я недоумевала, но недолго. Клятва. Призрак поклялся, что не тронет виконта и пальцем, и, похоже, готов был сдержать обещание даже ценой собственной жизни. Этого нельзя было допустить! В этот миг Эрик споткнулся о корень и упал навзничь. Рауль прижал его шпагу своей – и, выбив из рук, отшвырнул подальше. Затем мгновенно выбросил руку со шпагой вперед, намереваясь проткнуть Эрика насквозь, но тот успел откатиться в сторону, так что лезвие лишь прорезало рукав. Рауль снова ткнул шпагой, на этот раз удачно: на плече Эрика начало расплываться алое пятно. Я поняла, что он слишком устал, и третий раз станет для него роковым. - Что же делать? - А шпага тебе на что? - Точно! - Стой! Стой, Рауль! Остановись! – закричала я, на ходу вынимая шпагу – спасибо дядюшке ла Вирму. Я бросилась между ними, принимая на себя удар, и сильным горизонтальным ударом отбивая его шпагу далеко в сторону. Лезвие заскользило по лезвию, выбивая голубые искры, и вонзилось в землю. Рауль явно не ожидал такого от своей скромной невесты. Впрочем, Призрак тоже. Как учил ла Вирм? Надо же, тело все помнит. Мы оттерли виконта от Эрика – выяснилось, что сдвоенное сознание позволяет телу двигаться куда быстрее. Но все же… что стоят наши жалкие два месяца по сравнению с годами тренировок? А виконт настолько в шоке, что автоматически продолжает сражаться… Толкнув его назад, я оглянулась на то место, где лежал Эрик – его не было, только красное пятно осталось на снегу. Дзыннь! Оказывается, пока мы с виконтом были заняты друг другом, Эрик успел поднять шпагу. И теперь нас было двое против одного. Воистину, мы спина к спине у мачты… И даже мой костюм к месту, потому что я вдруг подумала, что эта сцена мне напоминает ту, из фильма про пиратов. В глазах Рауля вспыхнуло недоумение. - Кристина, что ты делаешь? Ты же моя невеста! - Я! Не! Твоя! Невеста! – завизжала я, сопровождая каждое слово ударом. - Ты приняла кольцо – значит, согласна! Я аж задохнулась. - Да забирай ты его! Н-на, подавись! – я сдернула треуголку и, рванув с банданы цепочку с кольцом, что было силы швырнула ее в виконта. Замерев, мы оба, как завороженные, следили за ее полетом… Эрик одним резким движением перехватил цепочку в воздухе - Пожалуй, я возьму это! Чтобы больше ни у кого не возникло соблазна. Кристина – моя! О, как! Уже и его! А ведь еще и не признался… - Я пока еще своя собственная, - пробрюзжала я. Резкий звук выстрела. Я вздрогнула и обернулась: к нам спешил Раппно, держа в руке револьвер. - Всем оставаться на местах! Над ухом раздался смешок. - Пожалуй, мне следует откланяться. Благодарю за чудесно проведенное время, - и Эрик отступил назад. Секунда – и он уже возле склепа, другая – и он испарился, точно утренний туман. Раппно, видимо, так и не решивший, в кого следует целиться в первую очередь, навел пистолет на меня и виконта. - Бросайте оружие! Ну? Мы послушно уронили шпаги. - Кристина, ты с ума сошла? – возмутился Рауль. - Ты хоть представляешь, кого защищала? Это же Призрак! Преступник! Моей невесте… якшаться с преступниками… Все. Этот тоже дождался. Я резко развернулась и от души вмазала ему по роже. Раздался хруст, и из носа виконта потекла кровь. - Считай, это отказом! – рявкнула я. - Так, молодые люди, личные отношения выясните позже, а теперь прошу следовать за мной, - полицейский поднял наши шпаги и махнул револьвером в сторону экипажа. Пришлось повиноваться. В карете я ехала, отодвинувшись от Рауля на всю длину сидения. Всю дорогу он угрюмо молчал, прижимая платок к носу. Кажется, помолвка расторгнута.
Отправлено: 08.06.10 15:59. Заголовок: Глава 19, криминальн..
Глава 19, криминальная, в которой героиню допрашивают, шьют дело и берут на понт, а еще она вспоминает полузабытые навыки и раздувает пожар революции в отдельно взятой Опере
Сразу по приезду в Оперу Раппно, не говоря ни слова, потащил нас с виконтом в кабинет директоров. Неприятным сюрпризом оказалось то, что вместо Фермена и Андре за столом сидел комиссар Жиль и смотрел на нас своими колючими глазками. - Значит, так… - его взгляд остановился на мне. Стало как-то неуютно. Я поежилась, подспудно вспоминая, что по-прежнему похожа на Джека-Воробья, только вот сейчас это не казалось ни остроумным, ни уместным. Раппно подошел к нему и начал что-то быстро шептать, время от времени указывая на меня и Рауля. Видимо, пересказывал происшествие на кладбище – что успел застать. Радовало, что застал он немногое. - Мадемуазель Даае, - обратился ко мне шеф полиции, когда Раппно закончил свой рассказ. – Потрудитесь-ка объяснить, почему вы прыгнули в люк вслед за Призраком Оперы вчера на балу? И почему сегодня вы участвовали в этой двойной дуэли на кладбище? Вы скрыли от следствия факт знакомства с Призраком? Надо было срочно выкручиваться. - Кристина, не отвечай ничего! – высокомерно заявил вдруг виконт. - Видите ли, мадемуазель Даае, моя невеста, нездо… - Знаете, месье виконт, даже того, что услышал я, достаточно, чтобы понять, что девушка вам отказала. И ваша расквашенная физиономия, простите – лучшее тому доказательство, - бесцеремонно перебил его Раппно. – и поверьте моему опыту, она здоровее многих. Немного эксцентрична, но таковы издержки актерской профессии, вы должны это понимать. Рауль с сожалением отвернулся. Я мысленно поаплодировала своему телохранителю. Но мне по-прежнему нужно было что-то отвечать. - Господин комиссар, прошу вас понять меня. Когда вы допрашивали меня, вы еще не допросили Буке. А я боялась, что меня примут за сумасшедшую, если я скажу, что меня спас сам Призрак Оперы. Ну, а когда об этом заявил Буке, было уже поздно менять показания, и я сочла за благо промолчать. В люк прыгнула, потому что хотела поблагодарить Призрака, как ни удивительно. Я считаю, что многим обязана ему – если бы не он, Буке бы меня обесчестил и, возможно, убил. Мне до сих пор страшно… - Что ж, мадемуазель, - выдавил из себя Жиль, - вам больше нечего опасаться – месье Буке скончался этой ночью в больнице. - Скончался?! – воскликнули мы с Раулем в один голос. Кто как, а я испытала облегчение – теперь он не сможет выступить в суде по поводу Призрака. А с другой стороны – от судьбы не уйдешь… - Да, мадемуазель, - комиссар по-прежнему словно бы не замечал виконта. – Но я хотел бы получить объяснения по поводу происшествия на кладбище. - А что особенное произошло на кладбище? – делано удивилась я. – Моя поездка к отцу никак не связана с этой глупой дуэлью. Призрак и виконт появились внезапно, я в это время молилась. Я постаралась им помешать осквернять святое место, а потом вмешался месье Раппно. Конечно, мой рассказ был шит белыми нитками, но ничего более связного за столь малый промежуток времени не придумалось. - Однако Раппно утверждает, что вы были целиком на стороне Призрака, и даже ударили виконта. - Ваш Раппно – баран, - проворчала я. - Не забывайтесь, мадемуазель! – пригрозил Жиль. - Вам грозит срок за пособничество преступнику, не усугубляйте его оскорблением офицера при исполнении долга. Вот засада! Об этом я не подумала… Эрик взбесится, когда узнает, что меня могут посадить. Черт, он Париж разнесет по камешку, они будут Коммуну вспоминать с меньшим ужасом. Я испытывала некоторую досаду на свою непредусмотрительность, но страха не было – наоборот, во мне кипела веселая злость. Я припомнила Астрид Линдгрен – есть все же некая прелесть в знании того, что этим людям только предстояло узнать. - Значит, - спросила я с невинным видом, - если я назову Раппно бараном, это будет оскорблением? А если я барана назову Раппно, это ведь оскорблением не считается? - Н-нет, - удивленно ответил Жиль. - Отлично, - я повернулась к полицейскому, скучавшему возле двери. – Раппно ты, настоящий Раппно, вот кто ты такой. Тот побагровел так сильно, что я, было, подумала – его удар хватит. Аж уши заполыхали. Интересно, Эрик слышит наш разговор? Должен слышать, или я ничего не понимаю в Призраках Оперы. Надеюсь, его повеселило мое хулиганство. - Мадемуазель, не отвлекайтесь! – прикрикнул комиссар. – Мне нужны подробности. Я вздохнула. - Простите, месье, но я рассказала все, что знала. Если месье Раппно померещилось нечто другое, то это не моя вина. И я настаиваю, что не знакома с Призраком Оперы. Я признаю, что он спас меня от посягательств Буке и прошу прощения за сокрытие этой информации от правосудия. Что касается того, что я прыгнула вслед за ним на маскараде, то я могу проводить вас на это место – уверяю, там ничего нет, обычная комната, набитая старым хламом. Когда я туда спрыгнула, месье Призрак как раз скрылся за дверью – я успела заметить только кусок алого плаща. Я побежала следом со словами благодарности, но в коридоре, в котором я очутилась, было пусто. Возможно, там где-то есть потайной ход, как и в любом другом закоулке здания. Кажется, теперь моя выдумка звучала более убедительно. - Что ж, - Жиль уставился на свои сложенные вместе пальцы. – Видимо, вы все же говорите правду. Думаю, вы не обидитесь, если я прикажу усилить вашу охрану: помимо месье Раппно, вас будут всюду сопровождать еще двое полицейских. Надеюсь, они не помешают вашей работе, и заранее извиняюсь за возможные неудобства. Однако, исходя из показаний свидетелей, Призрак неравнодушен к вам. Мадемуазель Камилла показала, что платье, в котором она была на балу, отдали ей вы. Из каких соображений вы это сделали – ваше личное дело, но Призрак назвал ее вашим именем, то есть, он знал, что вы будете на балу, и знал, вернее, предполагал, что вы будете в розовом платье. Также у меня есть показания синьоры Гуидичелли, - произнося эту фамилию, комиссар страдальчески поморщился, наверное, общение с примой далось ему нелегко. – Она утверждает, что последние три года с ней все время происходят странные несчастные случаи, а в последнее время все они неразрывно связаны с вами, будто та неведомая сила, которая управляет случайностями, жаждет сделать новой примадонной вас. Падение задника, потеря голоса – все это звенья одной цепи. А теперь вот новая опера, – и он ткнул пальцем в кожаную папку, лежащую перед ним на столе. Я только сейчас разглядела на ней до боли знакомую надпись. Интересно, когда Рауль подаст голос? А то мне кажется, что монолог комиссара несколько подзатянулся. Но нет, виконт молчал, иногда тихонько пошмыгивая и по-прежнему прижимая к носу платок, теперь уже весь пропитанный кровью. Где-то в глубине души шевельнулось легкое сострадание, а, может, эта все та же потребность помогать, подбирать бездомных кошек и покалеченных птиц, которая привела меня когда-то под сень ветеринарной академии? Как бы то ни было, я вытянула из кармана камзола свежий носовой платок и протянула Раулю. - Запрокинь голову, - посоветовала я. – А лучше иди на кухню и набери льда. И не медли с обращением к врачу, а то останешься кривоносым. Стоило мне сказать слово «врач», как я вспомнила, что Эрик тоже был ранен в той схватке, но ему идти не к кому. И ровное пламя души Кристины, горевшее рядом с моим, отозвалось такой же тревогой. …Мы должны пойти к нему, найти его… А еще понадобятся игла, шелк, возможно, скальпель, марля, бинт, и из чего сделать дренаж, и что-нибудь против лихорадки, а пенициллин еще не открыли… Как хорошо, что мы знаем так много! Придется чуть выждать, затаиться, хотя бы на день, у него сильный организм, может, все обойдется, и мы знаем, где взять медицинские инструменты, потому что в Опере есть свой доктор, и нам ничего не стоит пробраться к нему, и так мы и сделаем, как только отделаемся от комиссара и убежим от полицейских. Нет ничего невозможного… - Благодарю, - довольно холодно отозвался Рауль, но платок принял. – Прошу прощения. Жиль, с легким недовольством наблюдавший за нами, кивнул и продолжил: - Итак, Призрак хочет, чтобы его оперу поставили на сцене. И чтобы главную партию исполняли вы, мадемуазель Даае. Я говорил с директорами, они не против. Более того, они рассчитывают на аншлаг, так как благодаря эффектному появлению Призрака на маскараде, а также его не менее эффектному исчезновению, весь Париж только о нем и судачит. А у меня свой интерес. Я уверен – комиссар выдержал паузу, - уверен, что Призрак явится, дабы насладиться своим триумфом и полюбоваться на вас. И тогда мы его схватим. Ему не удастся скрыться. В зале будут только проверенные люди, в штатском, вооруженные до зубов. Конечно, я договорился с месье Андре и Ферменом, что не начну операцию, пока люди не выйдут из зала. Однако артистам придется рискнуть. Особенно вам, мадемуазель Даае. – Его сухой и узловатый указательный палец вытянулся по направлению ко мне. - Ни в коем случае! Я не позволю, - вскочил Рауль. Бедняга. Даже несмотря на незавидную роль отвергнутого жениха, он оставался джентльменом… - А вас и не спрашивают, - усмехнулся Жиль. - Как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне! Моя семья покровительствует этому театру, и я запрещаю вам… - Мной уже получено разрешение от вашего брата, - холодно проговорил комиссар. – Вот, можете взглянуть. Стандартная бумага. И советую впредь быть разборчивее… в знакомствах. Рауль рванулся вперед, явно намереваясь дать Жилю пощечину, но Раппно, который, как оказалось, все это время был начеку, поймал его за локти и скрутил в один миг. - Выведи его и возвращайся, - приказал комиссар. – Тебе еще предстоит проводить мадемуазель в ее комнату. Когда возмущенные крики виконта затихли за дверью, Жиль удовлетворенно улыбнулся. - Знаете, сейчас мне, как никогда, хочется назвать одного ублюдка Жилем. Вы – настоящий Жиль! – выплюнула я. - Не отвлекайся, девочка! – рявкнул комиссар. Светский лоск, который он, очевидно, поддерживал только для Рауля, осыпался с него. - Я слушаю, - а что мне еще оставалось, кроме смирения? - Вот и отлично, - комиссар удовлетворенно улыбнулся. – Итак. Ты будешь на сцене во время спектакля, будешь петь или что там тебе положено по роли, и будешь делать это с чувством, чтобы месье Призраку понравилось. И если увидишь его во время представления, советую как можно быстрее открыть его местоположение моим людям. Тогда никто не пострадает, и ты – в первую очередь. - Я так понимаю, что отказаться я не могу? – мрачно поинтересовалась я. - Почему? Можешь. Но в этом случае сядешь в тюрьму за соучастие. Ты, твоя опекунша Антуанетта Жири и ее дочь, Мег Жири. Согласно свидетельствам, именно ваши имена чаще всего упоминаются в связи с Призраком. - У вас нет доказательств! – я вскочила на ноги. - Сядь!!! – громыхнул Жиль. – В этом городе я – царь и бог! И если это поможет мне изловить знаменитого Призрака Оперы, я могу отправить вас на гильотину – всех троих. Или на каторгу. Там вырвут твои прелестные точеные ноздри, отрежут язык и разорвут твою нежную кожу кнутом – и поглядим тогда, будет ли ваше штатное привидение по-прежнему восхищаться своей юной дивой! Я без сил упала в кресло. Каторга. Глядя на брызжущего слюной комиссара, я верила: этот – может. Засунет меня в какую-нибудь жуткую тюрягу, и даже всех способностей Эрика не хватит, чтобы помочь мне выбраться оттуда. Да о чем я говорю! От «Дон Жуана» мне не отвертеться в любом случае, какого черта я еще трепыхаюсь?! - Я согласна. - И замечательно, и очень хорошо, - пропел комиссар, точно не он только что показал себя во всей красе. – Если будешь паинькой, тебе позволят уйти со сцены невредимой. И никого из труппы не покалечат. Помни – их жизни в твоих маленьких ручках. Так что советую забыть про свою благодарность этому злодею и вести себя хорошо. Ты ведь не будешь мешать правосудию, правда? Раппно, проводи мадемуазель до ее спальни, - велел Жиль вернувшемуся полицейскому и бросил мне, - репетиции начнутся послезавтра. Метр Рейе утверждает, что на постановку уйдет около пяти недель. Искренне рекомендую стараться, как следует, чтобы премьера состоялась не позднее начала февраля. Вы свободны, мадемуазель Даае. На выходе меня поджидали двое молодчиков в полицейской форме. Они пошли за мной и Раппно, чуть поодаль, но ни на секунду не теряя из виду. Мда. К Раппно я уже привыкла, он был даже где-то мне симпатичен, но еще и эти… По пути мне попалась Мег. Я тронула Раппно за рукав. Он остановился. - Кристина, где ты была? – кинулась ко мне подруга. – Знаешь, какая паника поднялась! Восходящая звезда Оперы опять пропала! Директора себе все волосы повыдергивали. - Мег, я сейчас не могу всего рассказать, это долгая история. Если у тебя есть время, заходи через полчасика, выпьем чаю, обменяемся свежими сплетнями. – Я взглянула на Раппно. – Надеюсь, это не запрещено? Тот помотал головой. - Не запрещено. Мадемуазель Жири может спокойно проведать свою подругу. Вот наоборот было бы сложнее. - Хорошо. Я приду, - пообещала Мег. Отлично! Ее-то я и попрошу раздобыть медицинские принадлежности! Войдя в комнату и тщательно заперев за собой дверь, я принялась разоблачаться. И все-таки костюм имел поистине оглушительный успех… Жаль с ним расставаться. Но ведь никто не заставляет его выкидывать… оставлю, пожалуй. Сложу куда-нибудь, чтобы можно было достать в случае чего – уж больно удобно в нем оказалось драться, прыгать и бегать. Куда лучше, чем в призраковых обносках, к примеру. Или призрачных? Да… Призрачные обноски – это звучит круто! Теперь оружие. Чертовски обидно, что шпагу отняли. Фиг ее теперь обратно выцепишь, скажут, что мне по рангу не положено. Ладно хоть не обыскали – а то хана была бы стилету и кастету. И пистолеты со мной. С пулями, правда, беда, ну да ничего, я ж не в Рэмбо тут играть собираюсь. В сопровождении своего почетного караула я прошествовала на завтрак, а на обратном пути захватила Мег и потащила к себе «пить чай». Нет, чай, действительно, имел место быть, все чин чином, не прикопаешься. Но помимо чая я поведала подружке все захватывающие повороты сюжета того приключенческого боевика, в который превратилась за последние сутки моя жизнь. Естественно, без таких интимностей, как мое «раздвоение личности» и Эриково «золотое детство». Мег, как и полагается, в нужных местах охала, ахала, округляла глаза и прижимала ладони к щекам. - А поскольку для Призраков врачи не предусмотрены, - сказала в заключение я, - то я хотела попросить тебя принести мне вот эти вещи. И я протянула ей список, который набросала перед завтраком. - Карболовая кислота, эфир, шелковая нить… - прочла Мег. - Кристина, ты что, собираешься сама его лечить? - Ну, да. А что такого? – я постаралась принять независимый вид. - Но ты же не умеешь? - Кое-что умею, - заявила я. – Не сомневайся. Просто добудь мне вещи из списка и не задавай лишних вопросов. А я век тебе буду благодарна. Мег задумчиво сложила листок вчетверо и спрятала за корсаж. - Я попробую. Но не уверена, что смогу принести все это до завтра. А завтра утром пройдет уже двадцать четыре часа. Рана успеет загноиться, если, конечно, Эрик ее не промыл и не наложил нормальную повязку. Но выбора у меня нет – либо так, либо никак. Надеюсь, у Эрика есть некоторые навыки оказания себе первой помощи. А сейчас нужно было заронить среди театрального люда искру народного гнева. Дело в том, что полицейские своей привычкой всюду совать нос достали даже самых стойких и жаждущих выцарапать Призраку глаза – да-да, я говорю о Карлотте. Пора было ковать железо, не отходя от кассы. И я зашла с козыря. - Кстати, Мег, а ты в курсе, что Призрак числится в нашем штате? – невинно поинтересовалась я. Мег поперхнулась и едва не проглотила ложечку. - Как это? - Элементарно. Он числится помощником нашего Рейе, они ведут деловую переписку, и последние лет пятнадцать все мизансцены они продумывают вместе. Правда, Рейе не в курсе, с кем он общается. Кажется, твоя мама сочинила какую-то историю про талантливого мизантропа. Как она была права в этом определении. А разве люди его любили? За что же он должен любить людей? …Не отвлекаемся… - О-о-о, - только и выдавила Мег. - Это еще не конец. Он придумывает костюмы, декорации и прочее, иногда сам делает образцы, по которым в мастерских изготовляют остальные. Лефевр его очень ценил, и если бы не ситуация с Карлоттой, он бы не устроил эту маленькую месть. - Я не понимаю, - Мег нахмурилась. - Ну, он не объяснил новым директорам, какую роль в жизни театра играет ее привидение. Те письма с угрозами, указание насчет ложи № 5 – это же внешний антураж, для привлечения публики. И теперь эти идиоты с помощью полиции хотят отобрать у Оперы ее главный аттракцион и одновременно самого ценного работника, ты понимаешь? Мег закивала, и я видела в ее глазах, что уже к вечеру театр забурлит от этой новости. Ну что ж, месье Жиль, попробуйте сыграть на моем поле… А я устрою вам вторую Фронду.
Отправлено: 08.06.10 23:41. Заголовок: Стоп! А можно по пун..
Стоп! А можно по пунктам? Почему гад Раулька обзывает Призрака преступником? В чем обвиняет Призрака полиция? Ему все же приписывают убийство мерзавца Буке? Или вымогательство денег у дирекции? В этой измененной реальности Эрик вообще чист аки агнец божий, даже задник на Карлотту не свалился благодаря героине, а уж фокус с флакончиком и потерей голоса вообще не докажешь - выдают певцы "жабу" порой, очень даже случается. Ниччего не понимаю...
Отправлено: 09.06.10 02:31. Заголовок: Так директора ж отне..
Так директора ж отнесли Жилю письма. И Карлотта понарассказывала. Плюс расспросы работников театра. Можно вообразить, чего они там наворотили. Плюс явление Христа народу на маскараде с размахиванием шпагой чего стоило. И с Буке неясно было. Пусть в конце и стало понятно, что это он - маньяк, но, как говориться, ложки нашлись, а осадок остался. А Рауль повторяет за полицией. Ему сказали - преступник, он и поверил. С чего бы ему сомневаться в словах префекта Парижа?
Отправлено: 09.06.10 10:03. Заголовок: Все это чепуха, когд..
Все это чепуха, когда жертв нет. Директора тупицы - Призрак на пять ставок работает, так что какое может быть вымогательство? Если разобраться, они ему еще должны останутся!
Отправлено: 09.06.10 15:46. Заголовок: Глава 20, душераздир..
Глава 20, душераздирающая, в которой героиня, наконец, остается с Призраком наедине (но лучше бы не оставалась), работает в режиме эмердженси и слушает… слушает
Ночью я почти не спала, проводя время в тревожных размышлениях о собственном безрадостном будущем. То есть, в фильме Кристине угрожала опасность схватить пулю или что-то в этом духе, но там я точно знала, что ей это уже не грозит. А тут… Учитывая, какое деятельное участие принимает во всем этом полиция, становилось весьма не по себе. И Эрик… в этой реальности его ранило, а я помнила, что в то время из-за отсутствия асептики многие раны очень быстро превращались в смертельные. На кладбище они здорово тыкали шпагами в ограду, землю и деревья. И вообще, неизвестно еще, во что виконт втыкал свою шпагу до этого? Может, в труп какой-нибудь… Мало ли какая там зараза? Утро облегчения не принесло. Нет, умница Мег исправно принесла в клювике почти полный список, да и я расстаралась, прихватив из столовой пару солонок, но… Впереди был целый день, потому что уйти я могла только вечером, притворившись, что собираюсь лечь спать. Запрись я в своей комнате днем – и эти молодчики не остановились бы ни перед чем, и дверь бы выбили без сожалений. Что ж… Я разложила инструменты, проверила притертые пробки на флаконах, бинты и прочее, замочила нитки в спирте. Не было уверенности, что шелк обезжирен, но тратить то немногое количество эфира, которое удалось добыть Мег, я не решилась. Чтобы хоть как-то успокоиться, я прогулялась по зданию, стараясь уловить общее течение сплетен. Мои конвоиры здорово мешали в этом, так как при их появлении всякие разговоры смолкали. Но я видела: они, эти разговоры – были. Возможно, я еще смогу склонить труппу на свою сторону, свою и Призрака. И все закончится хорошо. Надо только дожить до начала репетиции, а потом с помощью Мег выбрать время и место для стачки. Листовок печатать не будем, хотя пара ласковых для комиссара у меня нашлась бы. Но зачем давать ему лишнее оружие против себя? Зато все остальное, вплоть до саботажа работы французской полиции, я ему гарантирую. Нет люда более сведущего и талантливого в деле совершения гадостей ближнему своему, чем театральная труппа. А уж объединится против внешнего врага, защищая, пусть и вредного, но своего родного Призрака – это святое. Во время прогулки удалось утянуть тонкую веревку – благо, под нынешними платьями можно было спрятать роту солдат. А веревка была мне ох, как нужна. Чтобы выбраться из комнаты через окно. Ну, да, другого пути, учитывая дежурившую под дверью компанию, не было. Наконец, невыносимо долгий день закончился, я с легким сердцем пожелала Раппно спокойной ночи, показала его приятелям язык и закрылась у себя. Пора. Уже привычно надев брючный костюм, я повесила наискосок через плечо сумку с медицинскими принадлежностями, проверила ее на гремучесть и, привязав один конец веревки к ножке массивного шкафа, сделала на другом конце петлю и положила веревку на подоконник. Это будет страховка на случай, если я сорвусь с карниза, перебираясь до окна соседней – по счастью пустой – комнаты. Я забралась на стол и раздвинула шторы. За окном сидел Призрак. От неожиданности я отшатнулась и едва не грохнулась на пол. Каким-то немыслимым образом Эрик полностью убрался на наружный подоконник и теперь сидел там, прислонившись к стеклу и закрыв глаза. Чтобы не напугать его, я тихонько постучала по раме. Его глаза мигом распахнулись, он слегка повернулся и прижался к стеклу лбом. - Привет, - беззвучно проговорил он, - откроешь? Я торопливо закивала, откидывая крючок и распахивая раму. - Вот и славно, - неожиданно улыбнулся Эрик, - а то я тут уже четыре часа сижу. - Зачем? – сдавленно выговорила я. - Ну, как же? Там, на кладбище, мы не договорили. Нам помешал виконт… Хотя, оно того стоило. То, как ты разбила ему нос – клянусь, такого необычного расторжения помолвки мир еще не видел. - Так ты не сразу ушел? – почему-то меня это обрадовало. - Как я мог бросить свою певчую птичку под дулом пистолета? – Эрик пожал плечами и поморщился. Я опомнилась. - Эрик, какого черта ты сидишь за окном и разглагольствуешь? Немедленно забирайся внутрь! - Погоди, я еще хотел сказать, что ты прекрасно держалась на допросе. Я рад, что смог быть с тобой, пусть и недолго… Звезда моя… Призрак закрыл глаза. - Эй-эй! Эрик, что с тобой?! Происходило нечто странное и пугающее. Я тронула Эрика за плечо – и он начал на меня заваливаться. Памятуя о караулящих за дверью стражах, я уцепилась одной рукой за окно, другой за Эрика и практически без грохота затащила его в комнату. Хотя, честнее было бы сказать, что он свалился на меня, и я выступила в роли амортизатора. Потому и грохота почти не было. Ё-мое, какие же завтра будут синячищи! - Что там у вас? – немедленно среагировал на шум Раппно. - Птица в окно ударилась, - как можно более безразличным тоном отозвалась я, - здесь это часто бывает. - Хорошо. Спокойной ночи. - Спокойной… Да уж, ночка будет та еще! Кое-как выкарабкавшись из-под тяжелого Призрака, я слезла со стола и перевернула его на спину. Он по-прежнему лежал, закрыв глаза: бледный, потный, дыхание частое и поверхностное. Я сразу смекнула, в чем дело, но на всякий случай потрогала лоб. Эрик горел огнем. Проклиная про себя его ослиное упрямство и полное пренебрежение здоровьем, я принялась стаскивать с него плащ, фрак, ботинки и всю остальную одежду. Надо было дотащить его до кровати, и каждый лишний килограмм был весьма некстати. Так что в итоге Эрик остался в одних кальсонах. Повязку он себе сделал. Но выглядела она сомнительно – пропитанная кровью, заскорузлая, хотя и крепко примотанная к плечу. Я осторожно приподняла ее и отшатнулась от запаха. Отлично. Значит, пошло нагноение. Вот только сепсиса мне и не доставало для полного счастья. Трогать повязку пока не стала: не хватало еще, чтобы Эрик мне весь пол кровью залил. Ухватив его подмышки и напрягая все мышцы, я поволокла своего непутевого Призрака к кровати. Пришлось несколько раз останавливаться перевести дух, и все равно под конец устала, как собака. А его еще надо было поднять на кровать. Я присела рядом с Эриком и утерла пот. Что же он в себя никак не придет? В испуге нащупала пульс… нет, наполнение хорошее, должен справиться. Едва не надорвавшись, за два захода я закинула его на свою кровать. Какие же мы легкие, так жить нельзя, надо поработать над мускулатурой… Нам страшно и неуютно… Этот запах, и как выглядит рана… мы не привыкли… Пора начать привыкать… Ничего, пускай это было крайний раз почти семь лет назад, и пациентом была собака, но это ведь как с велосипедом – один раз научился, никогда не забудешь… Справимся. Все равно ничего другого не остается. Теперь нужно было подготовить инструменты и операционное поле. И ни пуха мне, ни пера. К черту. Так… с чего начать? Успокоиться, успокоиться… обычная плановая операция, мы не первый год замужем, все помним, все знаем… Подготовить операционное поле, подготовить инструменты, дать наркоз, провести ревизию раны, первичную отсроченную или вторичную хирургическую обработку, тампонировать, может, наложить провизорные швы… И ждать. Кажется, все. Я глубоко вдохнула и медленно выпустила воздух. Сознание стало кристально чистым. Никаких лишних эмоций и переживаний. Все это будет потом. Когда оно еще будет, это потом? Перетащить все поближе к кровати. Сначала инструменты на стерилизацию. Разжечь керосинку, налить в миску воды, обмотать скальпель марлей. Вода закипела, туда все железо на десять минут, больше нельзя – острие скальпеля затупится. На кровати тихо и как-то безнадежно застонал Эрик. Я метнулась туда. Ну, какого черта он еще не в сознании? Рана не настолько серьезна, чтобы вырубить здорового мужика. Если только… Я опять приподнимаю повязку. Все правильно, здесь идет подключичная вена с кучей капилляров. Поэтому и повязка заскорузла от крови. Вторичное кровотечение – тромб оторвался. Эрик, ну на кой хер ты поперся наверх вместо того, чтобы отлежаться в своем подземелье? Да еще просидел четыре часа на холоде… Господи, ну почему мне всегда достаются клинические идиоты, а? Или у мужчин этот баг в подкорке зашит, и его нельзя удалить без того, чтобы переписать все базовые установки? Меня сейчас вырвет… Не расслабляться. Привыкай, жизнь – не пряничный домик… Я боюсь… Я тоже… Мы все помним, а если забыли, всегда найдем, не зря же нас теперь двое? Навсегда двое, навсегда… Всегда вместе, рядом… Все, теперь хотя бы примерно ясно, что делать и чего ждать. Прослушала сердце – пока бьется ровно. Эх, не сильна я в общем наркозе, но учиться уже поздно. Нужно накипятить еще воды, а до этого придется обходиться салицилкой и карболкой. Ядовитые, зараза, но хлоргексидина еще нет. Как же трудно, ни новокаина, ни кровоостанавливающих зажимов… Чем я буду сосуды пережимать, если до первого наложения лигатуры ждать лет пятьдесят? Ладно, тампонада – наше все. Я вытащила из шкафа две простыни. У одной вырезала отверстие ближе к середине, это для Эрика, у другой – к краю, это мне вместо пижамы. Кусок ткани на рот и нос, вместо повязки. Третью простыню рву на части для обмывания, марлю буду экономить. Как хорошо, что есть пластырь! Может, им я и ограничусь, потому что ушивать рану – выше всех моих сил. Одна ошибка может стоить Эрику руки и самой жизни. Ну, почему меня угораздило попасть в эпоху до открытия пенициллина?!! Успокойся. У тебя все получится. Нет ничего невозможного для уверенного в себе человека… Нет ничего невозможного. Обойдусь обычной водой. Растворяю немного соли, окунаю в получившийся раствор тряпку и принимаюсь размягчать кровяную корку, чтобы отделить повязку от кожи. Вот и рана. Узкая и явно глубокая – шпагу могла остановить только лопаточная кость, а это означает воспаление надкостницы вдобавок ко всему. Рука левая, это хорошо, Эрик правша, а, значит, левой рукой двигает меньше. Еще, что еще… Десять минут прошло, надо ставить кипятиться воду. А инструменты – в спирт. Как же время тянется… Обливаю руки карболкой, принимаюсь готовить марлевые тампоны. Эрик что-то пробормотал. - Ты меня слышишь? – я мгновенно оказалась у кровати. – Ты слышишь? Я здесь, Эрик, я тебя не брошу. - Кристина… - вырвалось имя со вздохом, что легче пуха. Ну, да, Кристина, кто ж еще… Вот и не забывай об этом. Я просунула голову сквозь отверстие в простыне, концы ее завязала сзади. Почти фартук. Другую простыню – на Эрика, отверстие аккурат напротив раны. В руках – допотопная маска. Решительно вложила в нее тампон, пропитанный эфиром. Лишь бы все кончилось хорошо. Сняла полумаску. Как просто. Все так просто, когда речь идет о жизни и смерти. И ничего ты мне не сделаешь за это самоволие… Дыхание Эрика замедлилось, значит, наркоз подействовал. Я снова облила руки карболкой, мельком глянула на закипающую воду и выудила из спирта скальпель. В мозгу назойливым рефреном бьется «я тебя никогда не увижу…», и я грубовато мычу мелодию, делая первый разрез, расширяющий доступ к ране. Да, много сгустков. Иссечение тканей делать поздно, удивительно быстрое нагноение, надо просто удалить эти сгустки крови… В глубине раны видно кость. Лопатка. Наверное, надкостницу все-таки повредили. Крупная вена, чего я больше всего опасалась, не задета. Всему виной капилляры и чье-то ослиное упрямство. Что-то будто толкает меня под руку, я роняю скальпель на простыню и тянусь проверить пульс. Его нет. Переборщила с наркозом. Сдергиваю с Эрика маску, снова проверяю пульс. Пусто. Прикладываю ухо к груди – ничего. Все нормально, штатная ситуация… Решительно отодвигаю стул с миской, в которой плавают инструменты, и стаскиваю Эрика на пол. Искусственное дыхание изо рта в рот. Четыре раза. Теперь надавить на грудную клетку пятнадцать раз. Еще два вдоха. Дыши, Эрик, дыши. Не смей умирать у меня на руках, слышишь! Не смей! Ты же здоровый кабаняра! Ты не можешь умереть, ты не посмеешь! Слабый вдох звучит небесной музыкой. Какой там «Дон Жуан»? Самое прекрасное, что я слышала в жизни – этот долгожданный вдох, а размеренное движение грудной клетки… это такая эротика… Кажется, у меня эйфория. Сейчас пройдет. А пока я сижу, привалившись к кровати, а ты лежишь у моих ног. И дышишь. Дышишь, сволочь! Дышишь, любовь моя… Любовь моя… Жизнь моя… Мы его любим, ведь правда? Ведь верно? Пусть он живет… Наркоз больше нельзя давать. А как же болевой шок? Мне еще нужно промыть рану… Время вновь растянулось пиявкой по ноге мирозданья. Если нельзя дать наркоз, обойдется так. Я заметалась по комнате в поисках подходящей деревяшки. Откуда у юной звезды сцены в комнате может оказаться деревяшка? Стоп. Вешалки. Схватив одну такую, я ретировалась в ванную. Может, мои сторожа не услышат. Со всей силы я шарахнула вешалкой о край ванны, и в руке у меня осталась отломанная перекладина. Мда, придется завернуть ее в кусок простыни, а то такие занозы… Вода на керосинке давно кипит, надо снять и тоже добавить соли… Из последних сил я втащила Эрика обратно на кровать. Устроилась на нем верхом. А он все еще без сознания, дррррянь! - Очнись, сука, давай, ну, приходи в себя, - плакала я и била его по щекам. Несколько секунд спустя он открыл глаза. Чудно. - Что… Что происходит, Кристина… - чуть слышно пробормотал Эрик. – Где мы? - На! – Я сунула ему в зубы деревяшку. – Придется немного потерпеть, ладно? Я стиснула зубы и полила в рану салициловой кислоты. Пусть она токсична, но это лучше, чем ничего. Рану надо промыть. Эрик захрипел, его тело выгнулось дугой. Больно, я знаю, нужно просто подождать. Чувствую себя ковбоем, объезжающим дикого жеребца… Того гляди упаду под копыта… Полила еще раз, раздвинула пошире края раны, вон посеревшие участки. Быстро, скальпель в спирт, потом поджечь, срезать лишнее. Вроде бы, чисто. Крови тоже нет. Теперь очередь марлевых тампонов. Раствор – на пол-литра пятьдесят граммов соли, гипертонический раствор, пусть неточно. Рыхло набила рану тампонами, пропитанными солевым раствором. Эрик все хрипит, но почти не дергается. Терпит. Если бы ты знал, как мне больно. Не так, как тебе. Больнее. Твоя боль пройдет завтра, а я буду всю жизнь мучиться, сделала ли я все, от меня зависящее, или можно было постараться получше. Можно ли было обойтись без твоей боли… Сверху – слой марли, пропитанной салициловой кислотой, прибинтовать ее к плечу. Все. Совсем все. Следующая перевязка утром. А сейчас – убраться и сидеть возле кровати, слушая неровное дыхание. И это – самая совершенная музыка ночи. Эрик метался в бреду, звал меня, а у меня не было ничего, кроме ледяных компрессов, чтобы облегчить его участь. Какая же я молодец, что добилась ремонта в ванной! - Кристина… Кристина… не уходи… Я не могу без тебя… Ты… Ты жизнь, глоток воздуха… Ты – моя свобода… - бормочет Эрик. А я слушаю… - Вся моя музыка – тебе. Все, что у меня есть – тебе… Только будь со мной… Не оставь меня… А я слушаю. - Услышь меня… Никто, кроме тебя, не слышит мой голос… я кричу… а ты слышишь? Ты слышишь, Кристина? Плачь обо мне… Пой обо мне… Люби меня… Немного… Немного любви… Я прошу так мало… А я слушаю. - Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь… А я слушаю. Ибо крепка, как смерть, любовь.
Отправлено: 10.06.10 05:50. Заголовок: говорил же, что флир..
говорил же, что флирт такой до добра не доводит... одно-два свидания еще простительно ветреной женской натуре, вполне можно было определиться в симпатиях... так нет! она четыре месяца мужиков морочила!!! - вот и результат: у кого на лице, у кого на плече... короче, сама виновата... не спасет Призрака, что делать будет? повесится на собственной косе?
Отправлено: 10.06.10 12:16. Заголовок: Вот уж действительно..
Вот уж действительно Душещипательная. Прииизрака жалко!!! А героине прямо-таки не помешала бы сила двенадцати богатырей: ночка безумная и бессонная, а там еще день наступит...
Отправлено: 10.06.10 16:18. Заголовок: Глава 21, в которой ..
Глава 21, в которой героиня ухаживает за раненым партизаном, уверенно несет знамя революции в массы и ведет себя на удивление глупо, не видя дальше своего носа
Меня выбросило в реальность, как щенка в холодную воду. Открыв глаза, я сразу поняла - что-то изменилось. И не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Эрик проснулся. Чуть изменилось дыхание, и тишина в комнате… она перестала быть сонной и превратилась в тревожную. Я скосила глаза в сторону массивных бронзовых часов на бюро – половина восьмого. Так, я закончила операцию около полуночи, перевязка через двенадцать часов, значит, часа четыре у меня есть. Успею одеться, позавтракать и смотаться на первую репетицию. И нужно чем-то кормить Эрика. И неведомым образом удержать его в постели ближайшие дня два. Задачка… Ладно, хватит тянуть время, надо просто повернуться и поздороваться, как ни в чем не бывало. А заодно сказать свое «фи» сидению на камне в мороз и приползанию посреди ночи в невменяемом состоянии. Вот что бы я делала, если бы он умер? И как объясняла бы этот казус полиции? Наверняка он об этом и не подумал, эгоист чертов! Я приподняла голову, но повернуть уже не смогла – вдоль позвоночника прокатилась волна боли. С шипением схватилась за шею. Как же все затекло, мама мия! И синяки на руках – ой, сколько их… А на ноги мне заранее страшно смотреть. Вот я дура! Вместо того чтобы спать, нужно было хоть свинцовые примочки сделать, все лучше, чем ничего. А я от радости, что операция кончилась, и Эрик живой, совсем позабыла про его «полет навигатора» с приземлением на меня. Пришлось разворачиваться всем корпусом. Первое, на что я натолкнулась, был недоуменный взгляд заспанных серо-зеленых глаз. - Где я? – спросил Эрик и попытался приподняться на локтях. Но это ему не удалось – больное плечо дало о себе знать, и он с приглушенными ругательствами упал обратно. - Ш-ш-ш… - я положила руку ему на грудь, - Доброе утро, во-первых. Ты у меня в комнате. Ты явился ко мне вчера вечером, помнишь? - Н-нет. – Эрик огляделся. – Но почему я… в твоей постели? - Ты потерял сознание, рана кровоточила, и мне пришлось тащить тебя сюда и промывать ее заново, - про остановку сердца я тактично умолчала. - А-а-а… Такое странное ощущение… - он снова обвел комнату взглядом и вдруг замер. Я проследила направление взгляда. Маска. Ну да, ну да. Сейчас начнется… Эрик отвернулся так резко, что я думала, у него голова отвалится, и, вскинув руку, закрыл растопыренными пальцами правую половину лица. Я деликатно кашлянула. - Эрик, тебе не кажется, что уже несколько поздновато прикрываться? За то время, что ты тут провалялся, я могла бы твой портрет написать, а не то, что разглядеть, что там к чему и почему. Он посмотрел на меня. Господи, сколько же муки было в этих глазах! Мука, любовь, печаль, застарелый страх, что ему рассмеются в лицо, недоумение, почему я все еще сижу на полу возле кровати, а не убегаю в ужасе от того, что это я целовала на колосниках, с этим танцевала на балу, к этому спускалась в мрачное подземное логово. - Зачем? Зачем, Кристина? – простонал он. Я вздохнула. - Как я уже говорила, ты был без сознания, тебе нужен был воздух. А она мешала. Вот и все. Я бы не сделала этого без твоего разрешения, если бы не обстоятельства. Извини. Эрик опустил глаза, словно примеряясь, достаточно ли веские у меня аргументы. Наконец, снова посмотрел на меня сквозь растопыренные пальцы и выговорил: - Дай мне ее, пожалуйста. Я покачала головой. - Не сейчас. Ты все еще нуждаешься в воздухе, пока твоя рана заживает. Ох, и заставил же ты меня поволноваться! И о чем ты только думал, когда явился сюда? Взгляд Эрика внезапно стал обиженным. Как же, как же, мы снова пропускаем все слова через призму собственной мнительности. - О чем ты думал, когда явился сюда, - повторила я с нажимом, - вместо того, чтобы отлежаться у себя дома после такой раны? О чем ты, черт тебя возьми, думал, когда торчал за окном? А если бы ты умер? - Ты бы огорчилась, – осторожно не спросил Эрик. - Огорчилась?! Да я бы с ума сошла! Эрик, ты издеваешься, да? Это если бы собачка Карлотты умерла, я бы огорчилась, потому что животных люблю, а ты мне не чужой человек, в конце концов, я тебя знаю десять лет! Он явно не это хотел услышать, но первая я ему не признаюсь. А то молодец такой, взял моду признаваться в любви с риском для жизни, а я его откачивай. И каждый раз что-то мешает: то виконт, а то и собственная упертость. Особенно в вопросе своей внешности и моего гипотетического к ней отношения. Может, если он увидит, что для меня это не имеет такого значения, как он навоображал, то решится быстрее. Но тогда нужно как можно дольше не отдавать ему маску. - И какими бы словами я объясняла бы твой труп на своем ковре этому противному Жилю? – продолжила я. - Он бы меня точно посадил как соучастницу. Мне бы уже было все равно, я бы, как уже сказала, с ума сошла, но сам факт! Эрик, ты просто эгоист! Эх, я! Наехала на больного человека… Хотя, когда он здоровый, ты еще попробуй, наедь на него. - Извини, Кристина, я не подумал… - убито проговорил Призрак. - А о чем ты вообще подумал? – взъерепенилась я. - О тебе, - грустно ответил Эрик, - о… нас, - это слово он произнес так… бережно, будто боялся разбить неосторожным движением. – О том, что не успел сказать на кладбище. А потом тебя повели в кабинет, мне стало интересно, я наскоро перевязал рану и побежал в то крыло, где можно было подслушать, что творится у вас. Вечером все было отлично. А утром я почувствовал себя хуже. Меня лихорадило, показалось, будто я умираю, и тогда я решил, во что бы то ни стало увидеть тебя… в последний раз. Я сидел там, за окном, ждал тебя и умирал. Больше всего я боялся, что умру, так и не увидев тебя, так и не сказав… И ты не узнаешь… Но ты пришла… Что ты сделала, Кристина? Я ничего не помню. - Ты бредил, - устало ответила я, - а я всего лишь обработала, как следует, твою рану. В полдень я сделаю перевязку и постараюсь подтянуть пластырем концы раны друг к другу. Я снова бросила взгляд на часы. - Ох, я уже опаздываю. Так, Эрик, не вздумай вставать, пока я тебе не разрешу, иначе кровотечение снова откроется. Сейчас я уйду на завтрак и попробую тебе тоже принести что-нибудь поесть, может, с помощью Мег. А чтобы ты не волновался, что она тебя увидит, я поставлю ширму. - Мег знает… обо мне? – удивился Эрик. - Зачем ты ей рассказала? - Она моя подруга, да и помощник не помешает. И, на случай, если ты не заметил – «народные волнения» - ее рук дело. - Да, - Эрик заулыбался, - это прекрасно, теперь они все меня защищают, хотя совсем недавно считали воплощением зла… - Ну, тебя они давно знают, а полицейских первый раз видят. – Я поднялась с колен и, сходив до бюро и обратно, принесла несколько книжек. – Это чтобы ты не скучал. В этот момент Эрик наконец-то обратил внимание на то, что он несколько… неодет. Судорожно попытался левой рукой натянуть повыше одеяло, продолжая закрывать лицо правой, но скривился от боли и бессильной ярости на собственную беспомощность. Я положила книги на стул и укрыла его одеялом до шеи, откинув уголок над левым плечом. - Так лучше? – я ласково улыбнулась. - Где моя одежда? - Я ее спрятала. От полицейских, и чтобы ты не вздумал сбежать, а то знаю я вашего брата: почувствуете себя чуть лучше и давай носиться, а нам потом вас опять откачивать. Придется тебе побыть моим пленником для разнообразия. Или порадовать всю Оперу дивным зрелищем Призрака в кальсонах. Тут я, не сдержавшись, хихикнула, представив себе эту феерическую картину. Эрик насупился. - Не хмурься, а то морщины останутся, - задорно сказала я и, взяв его за подбородок, легонько поцеловала в губы. Глаза Эрика удивленно распахнулись. Похоже, он не верил, что его можно целовать вот так, без плаща, без всех этих элегантных атрибутов Призрака Оперы. И без маски. Можно целовать – и не кривиться от отвращения, и не делать над собой нечеловеческих усилий. А я смотрела на него – и улыбалась. Эрик на мгновение опустил взгляд. - А знаешь… это – не настоящие волосы… - и он снова посмотрел на меня, как мне показалось, испытующе, будто проверял реакцию, и с какой-то непонятной мне надеждой. Я пожала плечами. - Я знаю. Тебе парик мешает? Снять? Эрик помотал головой. Он успокоился, но и надежда словно бы потухла. К сожалению, у меня уже не оставалось времени, чтобы разобраться в его поведении – часы показывали без десяти восемь. Так, а теперь умываться-одеваться и марш на завтрак. Носясь по своим апартаментам подобно дорожному бегуну, я уложилась в десять минут. Последним штрихом я приволокла из ванной видавшую виды дырявую ширму с поблекшим рисунком и развернула ее, так чтобы кровати не было видно от двери и стола. - Ну, все, я побежала. Скоро вернусь, - бросила я Эрику, все это время следившему за моими телодвижениями. - Кристина, подожди, - позвал он. Я подошла. - Помоги мне, пожалуйста… Я хочу сесть повыше. Беззлобно поругиваясь на некоторых здоровяков, которых не пристало таскать на себе юным девам, я помогла Эрику сесть и подложила под спину побольше подушек. - Так лучше? – мысленно я уже была за дверью, где меня наверняка поджидала Мег и караулили трое полицейских. - Да, спасибо, - Эрик поймал мою руку и легонько сжал ее, - большая удача – иметь такого друга, как ты. - Угу, я просто Матушка Мидоус, - рассеянно ответила я. Окинув напоследок комнату придирчивым взглядом и посмотрев на Эрика, который уже потянулся за книгой, я подошла к двери и, приоткрыв ее так, чтобы нельзя было заглянуть внутрь, выскользнула в коридор. Завтрак прошел успешно. Пока я отвлекала полицейских, Мег сунула к себе в кошель несколько вареных яиц, булочку и яблоко. Потом мы поменялись, и моим уловом стали вторая булочка, кусок масла, который пришлось завернуть в обрывок нотной бумаги, и апельсин. К счастью, кофе и джем у меня водились. Сама я от волнения с трудом смогла проглотить несколько кусочков. - Кристина, как поживает ваша птица? – внезапно спросил Раппно. - Какая птица? – опешила я. - Ну, та, что билась в окно. Молнией пронеслось в мозгу: он знает. Знает сука, но почему-то не спешит доносить своему боссу. Интересно, почему? Может, метит на его место, поэтому и саботирует операцию? А может, я становлюсь параноиком… - Спасибо, прекрасно, - ответила я будто бы невпопад, - передавала вам привет. - Кристина! – умница Мег подыграла мне, достоверно изобразив возмущение, - о чем ты опять мечтаешь? - О, простите, - словно очнулась я, - задумалась об этой опере. Она такая… странная… - Довольно, - со смехом взмолился Раппно, - лекцию на музыкальную тему мои бедные уши, и так истерзанные вашими бесконечными репетициями, не вынесут. - Так и шли бы домой, - едко заметила я. - Увы, мадемуазель, долг - прежде всего, - печально ответил полицейский. После завтрака мы с Мег со всех ног кинулись ко мне – до начала репетиции оставалось минут десять. Скользнув в комнату и захлопнув дверь перед носом Раппно, мы устремились к столу. - Это мы, - предупреждающе прошептала я, чтобы Эрик не наделал глупостей. - Доброе утро, месье, - пискнула Мег, старательно не глядя в сторону ширмы. С рекордной скоростью мы в четыре руки приготовили кофе, разрезали булочки пополам и намазали их маслом, выложили клубничный джем в розетку и нарезали ломтиками фрукты. - Я быстро, Мег, подожди меня снаружи, пожалуйста – надо поговорить. Я выпроводила Мег за дверь, подхватила груженый вкусностями поднос и поскакала к Эрику. Тот успел отложить книгу и теперь осторожно прикасался к повязке на плече. - Не трогай, что ты как ребенок, в самом деле? Хочешь, чтобы тебе руку отрезали? Пусть заживает. Я взгромоздила поднос ему на колени. - Вот. Доешь – поставишь на стул, ладно? – И я сняла книги на край кровати. – Я вернусь около полудня. Эрик нехорошо сощурился. Каким-то макаром он все же дотянулся до маски, и явно почувствовал себя гораздо увереннее. - По-моему, тебе нравится, что я такой… - Беспомощный, - подсказала я, - конечно. Нам, женщинам, только дай повод пожалеть кого-нибудь – и мы залюбим его до смерти, окружим такой заботой, что бедолага взвоет и поспешит сбежать из-под нашего крыла, пусть даже и на костылях. - Откуда у тебя дар оборачивать в шутку самый серьезный разговор? – Эрик взглянул на меня исподлобья. - От мамы с папой, - хмыкнула я. – Эрик, если ты хочешь поговорить серьезно, то дождись, когда я вернусь с репетиции. У меня все мысли уже там, а здесь одни глупости остались, вот я их и болтаю. - А зачем тебе идти на репетицию? – вдруг спросил Эрик. – Почему бы тебе не позаниматься со мной? Я скептически приподняла левую бровь. - И как ты себе это представляешь? В частности, как я объясню свое отсутствие Раппно? И комиссару? «Извините, месье, но я буду разучивать партию Аминты со своим личным концертмейстером, Призраком Оперы, который совершенно случайно сидит в моих апартаментах в неглиже»? Так, что ли? Призрак стушевался. - Ты права… Тогда иди и… не задерживайся. -Буду лететь, как на крыльях. Жди, я мигом. - Я дождусь, - пообещал Эрик. За дверью меня поджидали Мег и трое служителей закона. - Могу я поговорить с подругой без свидетелей? – зло спросила я, - или для этого мне каждый раз придется уединяться с ней в своей комнате? Раппно внимательно посмотрел на меня и сделал знак своим товарищам чуть отстать. Я удовлетворенно кивнула и подхватила Мег под локоть. - Слушай подруга, у меня есть кое-какой план. Это по поводу операции, которую готовит Жиль. Здорово, что он мне про нее рассказал, конечно, это многое говорит о его умственных способностях. Но не в этом дело. Мне нужно встретиться с теми из труппы, у кого нет личного повода не любить Призрака, и кто одновременно с этим склонен к различным авантюрам, ну, там, нечист на руку и все такое… - Почему ты думаешь, что я вожусь с теми, кто нечист на руку? – шепотом возмутилась Мег. - Я так не думаю. Но у тебя, в отличие от меня, всегда было здесь много друзей и знакомых. Тебе проще их уговорить. И если они заартачатся, намекни, что полицейские будут вооружены, и в случае чего запросто могут перестрелять полтруппы. - Ты серьезно? – Мег выглядела испуганной. - Как никогда. Мне комиссар сам сказал, что дождется, когда публика выйдет из зала и даст отмашку. На нас ему плевать. - Я не понимаю одного, - немного подумав, сказала Мег, - чем ему так досадил Призрак, что он ловит его, как одержимый? Нагнал полицейских, собирается устроить засаду… Какое ему дело до Призрака? Тот вымогал деньги – таких вымогателей пол-Парижа, тот напал на Буке – тебя защищал. А что задник на Карлотту он свалил, и вовсе не докажешь. Запутанная история. - Да уж. Сама того не замечая, Мег озвучила почти все мои сомнения. Я подозревала, что комиссар ведет какую-то свою игру, но не понимала, какую. Мы подошли к репетиционному залу, где меня ждал штатный концертмейстер – личного мне пока по рангу не полагалось, да и зачем он мне, когда есть Эрик? Но не вписывать же его в штат еще и на эту должность, в самом-то деле? Мег попрощалась со мной, пообещав зайти ближе к вечеру, и побежала к матери, которая стояла возле танцкласса. Из-за двери зала показалась Карлотта в окружении свиты и пуделей. Среди пуделей затерялся и монументальный Пьянджи, очевидно, ждавший, пока дама сердца закончит со своей партией. - Ах, вот и наша новая знаменитость! – театрально возвестила прима. Я отвесила ей шутливый поклон. - И где же твой покровитель, Кристина? – продолжала глумиться Карлотта. – Затаился? Наверное, трудно ему теперь управлять своей Оперой? Может, Призраку следует снять с себя полномочия и передать их тебе? - Непременно передам ему ваши соображения, когда вновь увижу, - парировала я. - Благо, это нетрудно. - Вот как? Сам комиссар полиции не знает, где прячется неуловимый Призрак Оперы, а ты знаешь? - Знаю, - невозмутимо отозвалась я. - И где же? – поинтересовалась Карлотта с издевкой. - В моей постели, - ответила я с впечатляющим хладнокровием. Мадам Жири, которой была прекрасно слышна вся наша перепалка, побелела, Мег в ужасе округлила рот. Карлотта потеряла дар речи, Пьянджи, кажется, впервые в жизни, глянул на меня с интересом, а остальные… Остальные улыбались и ржали. Разумеется, они мне не поверили, следовательно, отныне моя комната – это последнее место, где станут искать Призрака Оперы. Получив накануне в руки свою партитуру «Дон Жуана», я в нее даже не заглянула – как-то не то настроение было. Впрочем, по меньшей мере, одну арию я знала на пять. Так я и сказала старичку за пианино. Я врала Эрику, когда говорила, что мысленно уже на репетиции. На самом деле я все время думала о нем. Но вести серьезные разговоры на бегу было, и в самом деле, довольно глупо. И все же… И все же я считала минуты до полудня. Освободившись, я зайцем помчалась к себе. Но не тут-то было. Почти у финиша меня выловил Рейе. - О, моя дорогая, вас-то я и искал! – он приобнял меня за плечи и оглянулся на полицейских, по-прежнему державших довольно приличную дистанцию. – Понимаете, у меня не выстраивается одна мизансцена… Вы не могли бы передать… моему помощнику эту записку? - Да, конечно, как только увижу, - беспечно отозвалась я. Похоже, все считают меня личным секретарем нашего оперного привидения. - Отлично. Вот, держите. Он сунул мне в руку листок, испещренный трудночитаемыми каракулями, и растворился где-то в бесконечных переходах Оперы. Раппно для проформы сунул в записку нос, но ничего не понял. - Это шпаргалка для солистов, - соврала я на всякий случай. Больше никто по дороге не попался. В пять минут первого я уже захлопывала дверь своей комнаты. Я спешила так, что аж закололо в боку. - Эрик, все в порядке? – спросила я больше для проформы. Ну, и чтобы просто услышать, как он ответит. - Все прекрасно. О, а мы уже демонстрируем сарказм и скверный характер? Чудненько. Значит, больной будет жить, невзирая на усилия врачей. И правду говорят, что даже самый добродушный мужчина, заболев, превращается в ночной кошмар. Я ради приличия постучала по ширме и заглянула за нее. Завтрак был съеден начисто, а мой пациент снова читал. - Рейе просил передать тебе это, - я протянула ему записку. – Ты чего-то там намудрил с расстановкой хора и выходом кордебалета. Получается, что Аминта торчит как дура посреди балерин и поет, то и дело уклоняясь от проносящихся над нею ног. Эрик скептически хмыкнул и углубился в изучение дирижерских каракулей. А я, прихватив поднос, пошла собирать все необходимое для перевязки. Для начала поставила кипятиться воду для солевого раствора. Потом долго думала, наложить швы или ограничиться пластырем, в итоге решила действовать по ситуации. Составив с подноса посуду и застелив его чистой тканью, выложила на него марлевые тампоны, флаконы с антисептиками и залитые спиртом инструменты. Отнесла поднос на стул возле кровати и сбегала за «грязным» тазиком для отходов. Эрик с интересом следил за моими приготовлениями, но молчал. А я во время очередного рейда со всей очевидностью поняла, что он вставал и осматривал мою комнату. Да, дурные привычки совать всюду нос неискоренимы. Наконец, вода закипела. Выждав минуту, я сняла чайник с огня и, ополоснув миску, налила в нее необходимое количество воды. Теперь соль. Замечательно. - Я собираюсь снять повязку, вынуть тампоны и проверить состояние твоей раны, потом промою ее и перевяжу заново, - пояснила я свои будущие действия. – Будет больно, поэтому если хочешь, можешь взять в зубы деревянный брусок. – Я внимательно посмотрела на Эрика. – И придется снять маску, тебе нужен воздух, да и если ты вдруг снова потеряешь сознание, она будет мешать мне. Ну? Я протянула руку. Эрик медлил. Я уже было решила, что он не станет, и смирилась с его упрямством, как вдруг… - Держи. Только отложи ее… подальше. Чтобы не было соблазна, - пояснил он в ответ на мой изумленный взгляд. Он все так же прикрывал лицо ладонью – наверное, должно было пройти гораздо больше времени, чтобы он перестал бояться взглядов окружающих. Я не стала прикасаться к нему, чтобы не волновать еще больше. От деревяшки Эрик высокомерно отказался. Его право. Аккуратно размотав повязку и сняв кусок марли, я увидела, что тампоны приобрели желтовато-розоватый оттенок. Это значит, что экссудат выходит из раны, что она очищается. Пожалуй, вечером можно будет обойтись и без тампонады. И уже тогда зашить. Когда я принялась пинцетом вытаскивать из раны марлю, Эрик зашипел и отвернулся. А я предупреждала. То ли еще будет, когда я полью салицилкой… Я осмотрела рану – хорошее состояние, признаков нагноения нет, точно вечером можно будет… зашить, пожалуй, а то рубец останется некрасивый. - Сейчас будет больно, - предупредила я, открывая флакон с кислотой. – Очень. Эрик стиснул зубы, но без толку: когда я плеснула в рану антисептик, он все равно выгнулся и застонал. - Тише, полицейские услышат, - зашептала я, навалившись на ставшее твердым, как камень, тело и лихорадочно зажимая ему рот. – Ну, все, сейчас закончу. Потерпи, пожалуйста. Я промокнула рану сухой марлей, удаляя остатки салицилки, и повторила процедуру вчерашней перевязки. - Все, теперь до вечера, - устало выдохнула я, утирая пот со лба. Эрик был бледен, дыхание вырывалось из его груди со свистом, но глаза оказались неожиданно внимательными, хотя и затуманенными следами перенесенной только что боли. - Где ты этому научилась? – требовательно спросил он. - Там же, где и готовить пасту, - вызывающе ответила я. Пусть ломает голову, может, тогда до него дойдет, что все, рассказанное на балу – правда. Эрик завозился, устраиваясь поудобнее. - И что дальше? Сколько ты меня продержишь в «плену»? - Наилучшим вариантом было бы оставить тебя тут дней на пять, но, учитывая твою свободолюбивую натуру, отпущу послезавтра, - пообещала я. Потом был обед, и снова репетиция. Зашла Мег, сообщила радостные вести – почти вся труппа горит желанием досадить полиции, и подала идею заказать у Дюрана двойные порции блюд, но чтобы их принесли как для одного человека. А после ужина я вернулась к Эрику окончательно и все ждала, ждала признания… Он молчал. Вернее, не совсем молчал: мы болтали о каких-то пустяках, обсуждали какие-то арии – все, кроме «Дон Жуана», - посмеивались над нерасторопными полицейскими, но о самом главном Эрик и не заикался. Ну и хрен с ним. Я обиделась. После полночной – последней, как я надеялась – перевязки, завершившейся стягиванием краев раны пластырем – все-таки пластырем, а не швами, - остро встал вопрос ночлега. Как показал прошлый опыт, спать сидя возле кровати для моего организма неполезно. Я придумала вытереть насухо ванну и завалиться в нее, постелив на дно подушки, плащ Призрака и завернувшись в свою накидку. Не слишком удобно, но и выбор невелик. - Ни за что! – шепотом закричал Эрик. – Я не позволю тебе спать в ванне! Там лягу я. - Во-первых, ты там не поместишься! – яростно зашептала я в ответ, - и у тебя плечо… Ты там не заснешь. - Тогда я лягу на полу! - Там сквозняки! - Тогда… Ну? Остается ведь лишь один вариант, на самом-то деле. Осмелишься ли ты его озвучить, Эрик? Он знал, что остается только этот вариант. И молчал, предоставляя выкручиваться мне. Зараза ты, хоть и любимая. Только и я не лыком шита, и на таких подставах крокодила съела и медведом закусила. - Что, предлагаешь нам лечь в одну постель? Как Тристану и Изольде? Эх, жаль, мою шпагу конфисковали, придется обойтись стилетом. Он вскинул на меня отчаянные глаза. - Кристина, клянусь, я никогда… - Успокойся, Эрик, нам некому доказывать чистоту наших помыслов, кроме самих себя. Так что двигайся. Обещаю, приставать не буду. Сильно. Правда, второго одеяла у меня нет. Кажется, мой дорогой Призрак только что испытал самое серьезное потрясение в своей жизни. Но мне так надоело с ним нянчиться… Чай, не развалится от близости любимой девушки, может, наоборот, наконец-то откроет мне, так сказать, всю глубину своей высоты. Хотя кровать и была широкой, Эрик отодвинулся так далеко к стене, практически вжавшись в нее, что я, грешным делом, подумала, что он сквозь нее просочится. Я бесцеремонно откинула одеяло, села на свою половину и потянулась потушить свечу. Все мои синяки торжественно отозвались на прикосновение края стула. Уй! - Что случилось? – спросил Эрик дрожащим от волнения голосом, - это из-за меня? - Ну, в общем, да… Я закатала рукав ночнушки и продемонстрировала ему всю палитру, расцветшую на предплечье. - Ты вчера на меня упал, а я забыла их намазать. Теперь вот хожу вся пятнистая, как жирафа. На ногах то же самое. Показать? – поддела я этого недотрогу. - Не надо! – Эрик залился краской, являя чудный контраст с белой маской. - Как хочешь… хотя зря, конечно, отказываешься. Эрик, я пошутила! – не выдержав, я откинулась на подушку и залилась смехом, стараясь, впрочем, делать это потише. – Просто пошутила, по-дружески, можно сказать. - По-дружески… - странным голосом отозвался Эрик. – Ладно. Тогда… спокойной ночи. - Спокойной… А свою маскировку снимать не будешь? Неудобно, наверное? - Сначала потуши свет. - Сейчас. Я дунула на свечку и забралась под одеяло. Ощутила движение воздуха – это Эрик протянул надо мной руку и положил на стул парик и маску. Как-то он внезапно раскрепостился… И почему мне кажется, что это не к добру? С этой трезвой мыслью я и уснула.
Отправлено: 11.06.10 14:36. Заголовок: Lupa Сегодня наконе..
Lupa Сегодня наконец прочитала главы, которые пропустила. Ух ты, какой разворот сюжета! Раульке по роже съездили!!! Так ему и надо, оболтусу!!! За Эрика вся душа изболелась, такой трогательный, такой несчастный, такой...маленький большой мальчик!!! КристоБелл просто суперская!!! Н-да... чем же закончится эта безумная история?
Отправлено: 11.06.10 16:20. Заголовок: Глава 22, в которой ..
Глава 22, в которой есть только мужчина и женщина и слова между ними, свеча на столе, хороший коньяк, снег, ночь и Бог, который есть Любовь
Выспаться в эту ночь мне так и не удалось. Где-то через час-полтора меня словно толкнуло: не то ощущение пустоты за спиной, не то слабый свет, пробивающийся сквозь ширму. Я открыла глаза. Парик и маска были на месте, и, тем не менее, Призрак бродил по моей комнате. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, зачем. Искал одежду. А может, не надо вставать?.. Надо. Посмотрю, что он делает… Оставь человека в покое… А если он решит сбежать?.. Так, это надолго. Я иду спать… Иди-иди, тогда я буду спать завтра на репетиции… Договорились… Я облачилась в пеньюар и тихо заглянула за ширму. Эрик шарил у меня в шкафу. Похоже, ему вполне хватало света одинокой свечи на столе. Я несколько минут полюбовалась видом широкой, безупречной формы, мужской спины, испещренной заметными даже в полумраке узкими белыми полосками шрамов. Наглядевшись, я кашлянула, обозначая свое присутствие. Эрик едва не подпрыгнул и весьма резво обернулся. Я вышла из-за ширмы. - И не стыдно рыться в чужих вещах? Эрик побагровел, схватил с кресла мою накидку и замотался в нее по уши. - Я искал свою одежду, - глухо пробормотал он. - Как ни странно, я и сама догадалась. Непонятно только, за каким лешим она тебе понадобилась в два часа ночи. Сбежать решил? И каков план: сигать в окно или с боем прорываться через дверь? - Я не собирался сбегать. Я хотел… почитать, - неумело соврал Эрик. Я усмехнулась. - Днем не начитался? В любом случае, копаться в дамском белье неприлично. Да и мало ли, вдруг там бы оказались компрометирующие меня письма? Эрик оживился. - А у тебя есть такие письма? – мне кажется или в его тоне прозвучала угроза? - Увы мне, - с притворной грустью призналась я, - нечем бедной девушке похвастаться. Разве что твои розы… - Ты… ты хранишь мои розы? – прерывающимся голосом спросил Эрик. - Да, и можешь счесть меня сентиментальной дурочкой. Это было так романтично… одинокая роза цвета крови с лентой черного шелка, - последние слова я почти прошептала, вся во власти нахлынувших воспоминаний – мадам Жири, «Он доволен тобой сегодня», белая маска, брошенная на пристани… - Кристина… я не знал. Не могу выразить, что это значит для меня… - Эрик сорвался в сип. Я потупилась… и уперлась взглядом в босые ступни, беспокойно переминавшиеся на холодном полу. Каким бы инфернальным не воображал себя Призрак, сейчас он банально мерз. Я вздохнула. - Не могу на тебя смотреть в этой накидке. – Я прошла мимо него к шкафу и выудила из глубины брюки и рубашку. Сунула их Эрику в руки. – Держи. Извини, не успела рубашку постирать, придется тебе походить раненым поэтом. – Нагнувшись, я достала из-под груды своих туфелек тщательно зарытые ботинки Призрака Оперы. – Вот. Остальное – в другом месте, и оттуда ничего нельзя достать без того, чтобы не устроить страшный грохот. Так что зря ты тут бродишь, вместо того чтобы спать и набираться сил. Эрик прижимал к себе ворох одежды и глядел на меня с нечитаемым выражением лица. Он не прикрывал шрамы, поскольку тусклого огонька свечи хватало лишь на то, чтобы едва осветить левую половину его лица, а правая оказалась скрыта в глубокой тени. Спохватившись, что не стоит на него пялиться, пока он одевается, я отвернулась к ширме и принялась считать в ней дырки. - Кристина, а почему именно раненым поэтом? – вдруг спросил Эрик. - Что? Ах, это… Ну, как Пушкин. Погиб поэт, невольник чести… - Ты знаешь Пушкина? Как же мы удивились-то… - Знаю. Правда цитировала я сейчас Лермонтова. Пора тебе уже привыкнуть к тому, что твоя Кристина – кладезь энциклопедических познаний. Тут сзади раздалось приглушенное чертыханье, и я невольно обернулась. Эрик успел натянуть брюки и пытался надеть рубашку, но из-за плеча это было, видимо, довольно болезненно. - Дай я помогу. Я подошла и, взяв его за левую руку, направила ее в рукав. - Теперь вторую… Он был так близко, что я могла рассмотреть каждый волосок у него на груди. Нестерпимо захотелось прикоснуться к ней, проверить, так ли хороша его кожа наощупь. Да, я уже и видела и трогала его накануне, но тогда мне было не до фривольных мыслей. Если честно, тогда я вообще ничего не чувствовала, кроме страха. А сейчас… Нечестно было пользоваться тем, что Крис спит, но я уже не контролировала себя. Бесцеремонно отведя руку Эрика, я сама застегнула манжеты. Не в силах сопротивляться неосознанной эротичности этого момента, я встала совсем близко и потянулась заправить рубашку в брюки… Руки Эрика перехватили мои, когда я уже почти упиралась ладонями ему в живот. Он дышал прерывисто – так же как я. И, так же, как мне, наверное, ему было трудно остановиться… - Не надо… - прошептал Эрик куда-то мне в волосы. Медленно-медленно я запрокинула голову и посмотрела ему в лицо. Пламя свечи придавало его чертам то животную чувственность Диониса, то жестокое коварство Локи, то неистовую ярость Марса. У меня пересохло в горле и до того захотелось поцеловать это изменчиво-прекрасное божество… Я приподнялась на цыпочки и легонько тронула губами его губы. - Не надо, - хрипло повторил Эрик и отстранил меня. Я моргнула. Волшебство развеялось. Эрик стоял передо мной, ссутулившись, и держался рукой за грудь. - Больно? – встревожилась я. - Больно… Я посмотрела на него виновато. - Это из-за меня. Как же я могла забыть – я ведь вчера здорово давила ему на ребра! - Из-за тебя, - согласился Эрик и согнулся, упираясь другой рукой в колено - Извини, я не сказала, - зачастила я, - но ты вчера вдруг перестал дышать, и сердце не билось, и я так испугалась, господи, мне было так страшно, ты не поверишь, я думала, что потеряла тебя, и, наверное, давила слишком сильно, чтобы вернуть тебя, но я проверяла – ребра не сломаны… По-моему, он имел в виду не ребра… Я думала, ты спишь… Уснешь тут, пожалуй… Я больше не буду. Пока… Ты делаешь только хуже, ему не нужна похоть… Это не похоть, это… момент такой… подходящий… Успокой его, пусть поспит, пусть соберется с мыслями, и скажет все, что хочет сказать, завтра… Да будет так. - Ты… вернула меня? Что значит – сердце не билось? – Эрик смотрел на меня в изумлении. Он даже выпрямился. - То и значит, - я вздохнула, заново погружаясь в тот ужас вчерашних минут, когда я не нащупала пульс ни на запястье, ни на шее, где сейчас трепетала голубая жилка. – Ты умер. На несколько секунд. А я тебя оживила. И думала, что умру, если ты не вернешься. Что возьму скальпель и вскрою вены, и плевать, что будет потом… Внезапно меня повело, и я едва не налетела на стол, но сильные руки подхватили меня в последний момент и усадили в кресло. - Успокойся, Кристина, - Эрик оперся о подлокотники и внимательно посмотрел на меня. – Ты такая бледная. У тебя есть нюхательные соли? - У меня есть коньяк, там, в буфете, - вяло ответила я, - директора перед Рождеством расщедрились. Не самый пристойный подарок для молодой девушки – подозреваю, его хотели подарить Пьянджи, но тот отчего-то отказался. Я отказываться не стала. Хороший коньяк. Эрик достал пузатую бутыль и два бокала, плеснул в оба коньяк на донышко. Один протянул мне, другой забрал себе и сел в кресло напротив. - Я правильно понял: ты спасла мне жизнь? - Наверное. Это называют долгом жизни. Но ты можешь не отдавать – я всегда буду спасать тебя. Я зажала бокал в ладонях и покатала золотистый напиток по его стенкам, любуясь цветом на просвет пламени свечи. Комната заискрилась радужными разводами. - Ты всегда спасаешь меня, - странным эхом откликнулся Эрик и залпом осушил свой бокал. – Ты всю жизнь спасаешь меня. От этих стен, от одиночества, от меня самого. Мой собственный бескорыстный ангел-хранитель… Это самое большее, на что я могу рассчитывать, и как я смел предполагать… - Тебе не кажется, что коньяк похож на расплавленный янтарь? – перебила я. – Люблю янтарь. Самый живой камень. Да и не камень вовсе… Застывшие слезы деревьев, рассыпавшихся прахом миллионы лет назад… Я отхлебнула из бокала, покатала во рту обжигающую жидкость и проглотила, разослав импульс тепла до кончиков пальцев на ногах. - Хочешь, я подарю тебе янтарь? Серьги, колье – все, что попросишь. Эрик снова наполнил свой бокал – не более чем на четверть. Я поднялась из кресла и подошла к окну. - Нет, не хочу. Я бы хотела огромный кулон, длиной с мой большой палец, но как я его буду носить – это же слишком вульгарно. - Носи его при мне, - в голосе Эрика прозвучала улыбка, - для меня ты в любом украшении не будешь вульгарной. - Что ты там говорил про ангелов? Извини, я перебила. – Я смотрела в темноту за стеклом. - Ничего… ничего важного. – Мне показалось или Эрик вздохнул только что? Я вгляделась в ночь. - Эрик, Эрик, смотри – снег… И действительно, за окном медленно сыпались с неба огромные хлопья. Кружились в воздухе в дивном медленном танце и покрывали своей белой фантазией удручающую серую действительность. Эрик подошел сзади, я оперлась на него спиной. Его руки обвились вокруг моей талии, и мы смотрели, смотрели… Я тихонько засмеялась. - Удивительно. Сколько здесь живу, но на Рождество обязательно выпадает снег… И пускай он тает поутру, но все равно - это самый настоящий снег. Здесь, где люди и не знают, что такое настоящая зима. Своеобразный привет от бога. Я вывернулась из его объятий и вернулась на место. Эрик тоже опустился было в свое кресло, но внезапно скользнул на пол и сел у моих ног, положив голову мне на колени. Я тронула его за плечо. - Не беспокоит? - Рядом с тобой проходит всякая боль, кроме сердечной, - тихонько рассмеялся Эрик. – Ты – единственный яд для меня и единственное лекарство. - Двести двадцать сантиметров… - пробормотала я. Даже не вздумай испортить момент своей идиотской шуткой про терапию и свои длинный ноги!.. Я и не собиралась, тем более, что это твои ноги… Наши ноги… Наши. Я молчу… Эрик удивился. - Что ты имеешь в виду? - Ничего. Старая шутка. Давай я лучше расскажу тебе про снег. - Расскажи. - Если ты всю жизнь прожил в Париже, заверяю тебя - ты не видел настоящего снега. Там, где я родилась, снег лежал по нескольку месяцев. Все реки замерзали. Наметало сугробы в рост человека. А на стеклах намерзали удивительные неповторимые узоры. И во время снегопада хлопья падали так же, как сейчас за окном – медленно и неспешно, точно в такт неведомой музыке. И отец подыгрывал снегу на скрипке. А бывало, начиналась буря, и снег летел параллельно земле, а иногда казалось даже, что он поднимается обратно в небо. Я задумалась: что еще можно рассказать? - Продолжай, Кристина, - сухим листом прошелестел голос Призрака. - Хорошо. Слушай. Зима – это всегда было время игр. Дети расчищали лед на реке и катались на коньках. Я никогда не каталась – считала себя слишком неуклюжей для этого, - снизу донесся легкий смешок. – Ну, да, я была достаточно ловкой, чтобы лазить по деревьям, но держать равновесие на льду – это же совсем другое. Еще были горки. Такое удивительное чувство: катишься вниз с огромной скоростью, а кажется, будто летишь. И совсем не страшно. Еще делали ледяные горки. Особым шиком считалось прокатиться до самого низа на ногах и не упасть. Помню, однажды я все-таки упала и разбила лицо. Меня привели домой соседские мальчишки. Мама сразу запричитала, что меня теперь никто замуж не возьмет – еще бы: вся в крови, нос распух, губы – как блины. А папа увидел и засмеялся. Сказал, что я превратилась в обезьянку. Я сразу перестала плакать – до этого обезьян видела только на картинке, а тут папа говорит. Я поверила и побежала к зеркалу проверять… Действительно, было очень похоже… Потом, конечно, все прошло… - И ты не боялась, что над тобой будут смеяться? – Эрик замер в ожидании ответа. - Нет… Наоборот гордилась, думала, буду не такая, как все, пусть завидуют. Я тогда вообще ничего не боялась. Сейчас вспоминаю… по скользкому бревну через горную речку перебиралась, прыгала со скалы в море, лазила везде… Ужас. - Могу тебя заверить – ты не изменилась. – Эрик устроился поудобнее, привалившись к моей ноге. – Я и не знал, что ты была таким сорванцом. Ты не рассказывала. - А ты и не спрашивал. Это прозвучало как упрек. Да это и был упрек, если честно. Эрик виновато засопел. - Теперь прошу. Говори, Кристина, не молчи, пожалуйста. Не сегодня. Говори со мной. - Ну… - я вспоминала, что еще можно рассказать, похожее на детство дочери шведского крестьянина-скрипача. – еще я очень любила прятаться. Залягу где-нибудь в кустах или в сарае, и слушаю, как меня ищут. А потом, как ни в чем не бывало, заходила со стороны, противоположной той, в которой меня искали… Эрик, я не знаю, что еще рассказать! - Просто… что-нибудь. Не будет слишком большой наглостью попросить тебя побыть со мной этой ночью? – Эрик поднял голову и поглядел на меня снизу вверх. - Ты так говоришь, будто это единственная ночь, которая у нас есть, а завтра я спешно уеду заграницу. Или ты. Эрик невесело рассмеялся. - Как знать, как знать… - Что за упаднические настроения?! - Продолжай, Кристина. Я в задумчивости положила руку ему на голову и пропустила мягкие пряди между пальцев. - Какие у тебя волосы, оказывается… шелковые… Ты ведь шатен на самом деле? Извини, не могу разглядеть цвет. Эрик выдернул голову из-под моей руки. - Может, не стоит говорить про меня? - Как скажешь. Эрик, ты так и будешь дуться? Ты кому хочешь насолить этим – себе или мне? И под моими пальцами вновь очутились тонкие пряди. - Давай я лучше расскажу тебе что-нибудь рождественское. Знаешь, как-то я прочитала одну пьесу. В ней главная героиня, старушка, никогда не молилась богу. Она писала ему открытки. Вернее, не писала – у нее было для этого слишком плохое зрение – но надиктовывала сама себе. И начала свою рождественскую открытку со слов: «Господи, Боже мой, здравствуй! Обращается к тебе Памела Кронки, твоя старая знакомая…» Я тоже хочу сегодня послать богу открытку, пусть и с опозданием, но лучше поздно, чем никогда, правда? Эрик молчал. Он замер у моих ног верным псом, и мне было поначалу так неловко, но постепенно я забыла об этом и чувствовала только мягкий шелк под руками, и, осмелев, дотронулась до его лица и пробежалась по нему легкими прикосновениями, желая стереть все то, что отпечатали на нем годы унижения и отчаяния, печали и одиночества. А он – не отстранился в ужасе, что я так просто глажу это лицо, не делая различий между левой и правой его половинами. Я продолжала говорить. Сегодня была моя очередь выворачивать душу наизнанку. - Господи, Боже мой, здравствуй! Обращается к тебе Кристина Даае, певица из Опера Популер, но об этом ты и сам знаешь. У тебя все что-то просят, и все время для себя. А я хочу попросить за другого. Можно? Ведь можно, правда? Ты все видишь и все замечаешь. Посмотри на меня – я скажу тебе. Он не виноват. Он не хотел обманывать, да и разве может быть обманом добро? Прости его, Господи, что тебе стоит? Помоги ему. Помоги мне, Господи, любить его. Это трудно. Иногда он бывает злым и вспыльчивым, гордым и упрямым… Он бросает тебе вызов, бросает вызов всему миру. Он не умеет по-другому. Пока не умеет. Я научу. Господи, ты же сам сказал: любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Господи, дай ему веру в тебя. Дай ему веру в меня. Дай веру мне. Я обещаю, что если даже он не поверит в тебя, моей веры хватит на двоих. Даруй покой его душе, Господи – разве он не достаточно страдал в жизни? Разве не достаточно ему испытаний? Даруй ему счастье, Господи. А если не хватит – отсыпь из моей котомки, сколько потребуется. На сем – до свидания! Аминь. Остаюсь навек твоя, Кристина Даае. Я помолчала, глядя на оплывшую свечу, и добавила: - Ложись спать, Эрик. Эрик вздрогнул, точно пробуждаясь от грез. - А ты? - А я посижу еще. Почитаю. – Я указала на партитуру «Дон Жуана». – Узнаю, наконец, чем там все закончилось. Иди, Эрик. Спи. Удивительно, но он послушался. Встал и ушел за ширму. Я еще немного посидела в кресле с так и недопитым бокалом, вглядываясь в мерцающую глубину. Потом заглянула проверить, как там Эрик. Он спал. Во всем его облике сквозило умиротворение. Я подоткнула одеяло и поцеловала его в лоб. - Кристина… - прошептал он во сне. - Я всегда буду на твоей стороне, - пообещала я, - спи, спи, любовь моя. Ты не слышишь, и завтра нас разделит день, и ты снова найдешь для себя отговорки, чтобы промолчать, чтобы уверить себя, что не имеешь на меня прав. А сегодня слушай меня. Твое клеймо на мне. С того момента, как ты сказал «Только так и нужно», оно отпечаталось на моей душе. Ради тебя я забыла прежнюю жизнь. Ради тебя я рискну жизнью. Ради тебя я буду спасать тебя от себя самого. Спи, Эрик. Я вернулась за стол и раскрыла кожаную папку. До утра оставалось пять часов. Пять часов иллюзии сбывшегося счастья.
Отправлено: 11.06.10 17:11. Заголовок: Хм... что-то я сомне..
Хм... что-то я сомневаюсь, что даже такой высокообразованный парижанин, как Призрак Оперы знал Пушкина. В Европе на тот момент самым известным русским автором был Тургенев, впрочем, он и жил в Париже и умер во Франции... но это так, лирическое отступление. Мне тоже очень нравится твой фик. А эта ночь так романтична...
Отправлено: 12.06.10 16:26. Заголовок: Глава 23, в которой ..
Глава 23, в которой героиня беседует о душе и искусстве, изображает из себя не то Мату Хари, не то миледи Винтер, причем довольно успешно, и литрами поглощает кофе Кажется, я все же заснула прямо посреди чтения. Последнее, что я помнила – это крестьяне с факелами и вилами, окружившие дом Дон Жуана. Дальше был провал. А во сне мне казалось, будто я лечу, и мне тепло и спокойно, и мои крылья надежно опираются на воздух… - Кристина, пора вставать, - раздался над головой такой знакомый и родной голос, и меня легонько потрясли за плечо. - Не-ет... Пожалуйста… Я полежу еще минуточку. Ма-аленькую, кро-ошечную… Я зарылась носом поглубже в подушку. Подушку? Похоже, я снова очутилась в своей кровати. Медленно выплывая из объятий сна, я перевернулась на спину и уставилась в потолок. Веки отказывались моргать и норовили захлопнуться окончательно. Перед мысленным взором постепенно развертывались события минувшей ночи. Да… Если уж после этого Эрик не понял, как мы к нему относимся, то… То он – просто упрямый осел, который не видит дальше своего носа. Я скосила глаза вбок: Эрик, слегка наклонившись, стоял возле кровати. Он успел надеть парик и маску, но… Помимо воли мои губы растянула улыбка, и я прикрыла ее ладонью. - Что? – удивленно спросил он. Я по глазам видела, как он просчитывает в уме, смеюсь я над ним или рада видеть. Кажется, пока с небольшим перевесом побеждало второе. А зря. - Я вдруг поняла, что ни разу не видела тебя небритым. Небритый Призрак… Не в силах сдержаться, я приглушенно хрюкнула. Эрик смутился, но не обиделся. - Ну уж… Не вижу ничего смешного, - он характерным жестом потер подбородок. - Я вижу. Это очень мило. – Я чуть приподнялась и потерла шею. – А сколько времени? - Почти восемь. - О-ох! Что ж я маленьким не сдох? А ведь мог, и никто же не помог… - по привычке простонала я. Эрик удивленно приподнял левую бровь. - Неужели так плохо? - Прошлая ночь была бессонной, и в эту я проспала не больше четырех часов. По-моему, этого достаточно, чтобы с утра хотелось застрелиться. Это ты меня перенес в кровать или я сама? - Я проснулся два часа назад и увидел, что ты спишь в кресле в неудобной позе. И да, перенес. - Угу, значит, спали вахтовым методом. Тоже неплохо. Сев на кровати, я потянулась за пеньюаром. Эрик опередил меня, сдернув его с ширмы и развернув передо мной. - Мадемуазель не угодно завтракать? - Мадемуазель угодно выпить пару чашек крепкого кофе. И пусть мне будет хуже. – Я просунула руки в рукава пеньюара. Мы прошли к столу, на котором стояла окончательно расплавившаяся свеча и лежала открытая партитура. Я шмякнула свою бренную тушку на стул и, распластавшись грудью по скатерти, уронила голову на руки. - Умираю - спать хочу, - пожаловалась я мировому пространству. Пространство в лице Эрика ничего не ответило. Вместо этого Эрик разжег керосинку и поставил на нее турку. Пора было, в самом деле, серьезно поговорить о том, что тут произошло вчера, вернее, уже сегодня. - Эрик, что ты думаешь об этой ночи? Он развернулся ко мне. Глаза умоляющие, отчаянные. - Кристина, пожалуйста, давай забудем о ней… Ничего не было… Не могло быть. Она нам приснилась. Это было наваждение, сон, сказка о сбывающихся мечтах… О, как! Я сощурилась. - Знаешь, я в корне не согласна с тобой по этому вопросу. И ты от меня не отделаешься. Мы будем говорить об этом, - с нажимом произнесла я, - Или ты намереваешься оскорбить меня, показав, что я напрасно вчера открыла тебе свою душу? Ты ведь сам хотел узнать меня настоящую, я помню. Узнал – и что? Отмахнулся, как будто это ничего не значит? Эрик вздохнул и отвернулся. - Кристина, прости, я тебя обидел. Это вышло невольно, я не хотел. Но… Не сейчас. Я не готов. Пожалуйста, поговорим об этом… позже. Обещаю. Мне нужно немного времени, только и всего. Могу я попросить своего ангела-хранителя дать мне время? Кажется, мы опять попали мимо цели. И Эрик все-таки осел. Или никак не может справиться с навалившимся счастьем? Правда, для счастливого человека у него слишком уж удрученный вид. И почему-то такое чувство, что скоро мы начнем воспринимать слово «ангел» как изысканное оскорбление… Что ж так спать-то хочется? Вскоре в руках у меня очутилась чашка. Кофе был черным и зловещим, как ему и полагается. Первый глоток едва не застрял в горле, второй гулко упал в желудок, а третий разнес по телу восхитительный заряд бодрости. Кажется, я снова становлюсь белым человеком. Я ткнула чашкой в сторону стула напротив. - Садись, бери вторую чашку. Если не хочешь говорить – не надо. - Ты обиделась, - с грустью констатировал мой Призрак. Он сел и уставился в темную густоту кофе. – Я знаю, что поступаю неправильно, но… Это слишком для меня. Я никогда и мечтать не смел. Ты дала мне слишком много, чтобы я смог принять это сразу. Не то, чтобы мы обиделись… Пожалуй, мы уже привыкли к его неверию в природу наших чувств. Видимо, придется еще постараться, может, всю жизнь придется доказывать ему свою любовь… Любовь женщины к мужчине. Мы привыкнем... Уже привыкли, уже. Главное, запастись терпением - надеюсь, у нас хватит сил. Сейчас притворимся, что нам все равно, пусть и в самом деле переварит происшедшее. Но если он и в следующий раз начнет выкаблучиваться и носиться со своей маской, как дурак с писаной торбой, мы его просто убьем. Чтоб не мучился. А что, вполне гуманно… Я перевела взгляд на папку. - Эрик, как ты умудрился написать такую красивую оперу про разбойника с большой дороги? Он аж подпрыгнул. - Про кого? - Твой Дон Жуан – форменный бандит. И замашки у него бандитские. Я не понимаю, какую мораль в себе несет эта опера, кроме как «Живем один раз». Извини, конечно… Эрик посмотрел на партитуру так, словно впервые ее увидел. - Прости, Кристина, но… до какого места ты добралась? Я прислонила чашку ко лбу. - Кажется, до того момента, как селяне решили предать Дон Жуана строгому, но справедливому суду Линча. Кстати, заодно спрошу – чем все кончилось-то? - Ну, крестьяне захватили Дон Жуана и собирались повесить его на воротах собственного дома. – Эрик поерзал. – И тогда вышла Аминта и напомнила про обычай, согласно которому, если юная девушка согласится взять приговоренного в мужья, то его милуют и отпускают с ней. Крестьянам пришлось подчиниться обычаю, и Дон Жуан вновь обрел свободу. Крестьяне велели обоим убираться и не возвращаться. Дон Жуан и Аминта ускакали на его коне. - А дальше? – я с интересом подалась вперед. - Это все, - удивленно ответил Эрик. Я фыркнула и выразительно покачала опустевшей чашкой. Он правильно понял намек и принялся готовить вторую порцию кофе. - А какова, в таком случае мораль басни, в смысле, оперы? Где тут развитие Дон Жуана как персонажа? Развитие Аминты я вижу, и вывод в ее случае очевиден – если ты полюбил, то уже не имеет значения, насколько плох или хорош твой возлюбленный, неважно, убивал он, обманывал или вел распутную жизнь – в твоих глазах он совершенен. А Дон Жуан? Такое впечатление, что стоило им отъехать за ближайший поворот, как он девушку прирезал и спокойно принялся за старое. У других он либо несет наказание, либо сам влюбляется и раскаивается и, таким образом, доказывает, что зло не остается безнаказанным, а любовь способна растопить и обратить к свету и самое черствое сердце. А у тебя? Расскажи мне про Дон Жуана. Кто он, каков он, что он вынес из этой истории? Эрик протянул мне чашку, но не стал садиться, а вместо этого прошелся туда-сюда по комнате, словно собираясь с мыслями. Я молча следила за ним взглядом, давая возможность обдумать ответ. - Что он вынес… Там есть момент, когда Дон Жуан стоит с петлей на шее и готовится встретить неминуемую смерть, он понимает, что предстанет перед Творцом, и тот ввергнет его душу в Ад. Ему становится страшно. Появляется Аминта. Он ждет, что она присоединится к толпе и швырнет в него камень, как он и заслуживает. Но она говорит об обычае, говорит, что любит его и готова спасти от гибели, став его женой. Оказывается, есть чистая душа, способная полюбить его, чудовище… несмотря на все его прошлые грехи, несмотря даже на то, что он обманул ее, выдав себя за другого, она все равно увидела в нем что-то, за что можно полюбить… Дон Жуана. И он раскаивается и обращается к богу, клянясь встать на путь исправления и вести отныне честную, полную смирения, жизнь. Как и все люди. Пока Эрик взволнованно бегал по комнате и, жестикулируя, описывал свое сокровенное желание, причудливо преломившееся в истории коварного соблазнителя Дон Жуана, я отстраненно думала, что в этом, наверное, все и дело… Ему нужно, чтобы мы были героиней романтической истории… Чтобы все было, как в тех книжках, что он читал... Он читал – и воображал себя главным героем… А когда ему говорит о любви настоящая живая девушка, он не верит, потому что в этот момент он не герой… Не герой, а просто Эрик. И он не верит, что кто-то может любить Эрика как обычного мужчину, со всеми этими его шрамами, ошибками, прошлым... Со всей его жизнью. Бедное Чудовище – у него даже не было волшебной розы, чтобы поддерживать надежду на возможную встречу с Красавицей. Пусть шанс был мал, пусть… Поэтому он хочет, чтобы мы пели, невзирая на опасность. Чтобы он пел с нами. И для него куда страшнее наш предполагаемый отказ, нежели облава. Значит, будем петь… - Эрик, не мельтеши, - досадливо проговорила я, - у меня голова кружится. Он как по команде вернулся на стул и выжидательно посмотрел на меня. - Теперь каков твой вывод о Дон Жуане? - В его случае, видимо, мораль в том, что раскаявшийся грешник для бога более ценен, чем безучастный праведник, вроде отца Аминты. Что ж… Но мне не суждено было закончить предложение. В дверь постучали – настойчиво и громко. Мы с Эриком тревожно переглянулись. Я никого не ждала. - Мадемуазель Даае, прошу вас открыть. Именем закона, - раздался ненавистный голос комиссара Жиля. Я в ужасе поднесла руку ко рту. В голове вихрем пронеслась мысль: куда спрятать Эрика? Я посмотрела на него – Эрик подобрался, словно хищник перед сворой собак. Я наклонилась вперед и сжала его руку, произнеся одними губами: - Быстро под стол. Он в недоумении покачал головой и кивнул в сторону окна. Я покрутила пальцем у виска и прервала нашу пантомиму, чтобы отозваться комиссару: - Одну минуту, месье Жиль, я только что проснулась и неодета. - Думаю, я переживу это зрелище, - нахально ответил тот. - Прошу вас, комиссар, вы вгоняете меня в краску! – как можно более игриво отозвалась я. – Дайте даме минутку! Эрик вытаращился, точно у меня пробилась вторая голова или что-то в этом роде. Я ответила ему самым своим свирепым выражением лица и сдернула на пол. Опустилась следом. - Забирайся под стол и сиди тихо, - зашептала я ему на ухо, - скатерть свисает почти до пола, на всякий случай я сяду в кресло, и комиссар тебя не увидит. Надеюсь, он скоро уйдет. Давай-давай, шеметом. Эрик убрался под стол, а я выпрямилась, расправила складки скатерти, придвинула поближе кресло, а один из стульев, наоборот, убрала, чтобы не было заметно, что тут сидело двое. Что еще? Ах, да – чашка. - Мадемуазель, если вы не откроете, я прикажу выбить дверь, - елейным тоном произнес Жиль. - В таком случае, вам придется платить за ремонт, - ласково ответила я. Так, быстро в ванную, помыть чашку, заодно поплескать на лицо прохладной водой. Ой, зеркало завешено – полотенце вернуть на крючок. Больше следов нет. Одежда Эрика, свернутая, спрятана в пространстве за выдвижными ящиками бюро, медицинские принадлежности я еще вчера затолкала за решетку вентиляции. Вернув чашку в буфет, я взбила волосы попышней и решительно приспустила рубашку и пеньюар, обнажая плечи. Попробуем воздействовать на комиссара, может, тогда он не будет глазеть по сторонам. Пощипав для верности щеки и покусав губы, чтобы сделать лицо поярче, я вздохнула поглубже – и решительно отперла дверь. - Доброе утро, мадемуазель! – до отвращения жизнерадостно поприветствовал меня Жиль и бесцеремонно отодвинул в сторону. Следом за ним в комнату протиснулись двое моих стражей с подносами, груженными снедью. Я прямо чувствовала, как распахнулись глаза, и отвисла челюсть, делая меня похожей на хрестоматийный образ Кристины. - Ч-что это? Зачем? – я вытянула дрожащую руку по направлению к полицейским, застывшим почетным караулом. - Что? Ах, это… Мне нужно было с вами поговорить, и я подумал, что негоже вам из-за меня пропускать завтрак. Венсан, Арман, оставьте подносы и можете быть свободны. Нам с мадемуазель Даае предстоит долгий разговор. Я уселась в кресло и закинула ногу на ногу, позволив тонкой ткани натянуться, четче обрисовав все имеющиеся округлости. Заодно и перекрыла визуальный доступ к подстольному пространству. - Слушаю вас, - и я принялась спокойно и не без определенного изящества намазывать масло на хлеб. - Мадемуазель Даае, до меня дошла информация о вашем вчерашнем выступлении. Вы заявили, будто бы Призрак Оперы бывает в вашей постели. Это так? - Комиссар, вы интересуетесь, действительно ли я так сказала или действительно ли Призрак греет мою постель? - Вы прекрасно поняли меня. Я кивнула. - А что, если я скажу «да»? - Тогда я назову вас маленькой лгуньей, ибо не далее, как позавчера вы заявляли, что на знакомы с ним. - О, мы, женщины, так непостоянны и лживы, это еще от Евы повелось, - я положила на краешек бутерброда немного джема, - вы тоже не далее, как позавчера орали мне «ты» и угрожали каторгой. Попробуйте круассаны, они восхитительно свежие. - Прекрасно, оставим светскости. – Жиль разлил по чашкам кофе. – Так это правда? Я пристально посмотрела ему в глаза. - Да. Лицо комиссара исказила неприятная усмешка. - А как же описание, данное покойным месье Буке? Словно желтый пергамент его кожа… - Мой любимый цвет. - …Дыра зияет вместо носа… - Мой любимый размер. Усмешка комиссара превратилась в глумливую. - Что, девочка, ты из тех, кто любит уродов? Я предостерегающе опустила руку с кресла, дотягиваясь пальцами до бахромы скатерти и, приподняв ее, просунула ладонь внутрь. И за нее сразу же крепко ухватились. Ободряюще сжав руку Эрика, я томно поглядела на комиссара и покачала на ноге туфлю. - Я вообще-то высоких люблю. И стройных. А то представьте кого-нибудь с комплекцией Пьянджи – такой же раздавит и не заметит. Ужас. - То есть иные его… достоинства настолько перевешивают недостатки внешности, что ты, не раздумывая, променяла виконта со всем его богатством и знатностью на Призрака Оперы? – Жиль завладел розеткой с джемом и методично ее опустошал. - Вам ли не знать, комиссар, что влюбленной женщине не до раздумий? – парировала я. Ладонь в моих пальцах чуть дрогнула. - Отлично. Просто отлично. Тогда объясни мне, почему ты согласилась участвовать в облаве? Я сомневаюсь, что тебя испугала перспектива каторги. Я знаю такую породу женщин – вы можете согнуться под обстоятельствами, но не сломаетесь. -Какой вы недогадливый! – я звонко рассмеялась, запрокидывая голову и позволяя волосам свободно рассыпаться по обнаженным плечам. – Я согласилась лишь потому, что хочу спеть в Его опере. Да мне достаточно пальцами щелкнуть - и ни меня, ни его здесь не будет, и никто нас не остановит. Ищите ветра в поле. Но нам это не нужно. Как бы вы ни пыжились, Жиль, это здание и его Призрак вам не по зубам. Как знать, не сидит ли он сейчас где-нибудь рядом, слушая нашу премилую беседу? Вдруг в этой комнате тоже есть тайный проход? Комиссар побагровел. - Я прикажу продолбить здесь каждый сантиметр! Мы выкурим этого зверя из норы! - Не трудитесь. – Я неспешно завтракала, по-прежнему держа одну руку под столом – на случай, если Эрик решит проявить самодеятельность. – Боюсь, если вы попробуете начать тут все крушить, с вас спросят директора. А чтобы отыскать здешние тайные ходы, вам понадобиться взорвать всю Оперу. - Возможно, я так и сделаю, - прошипел Жиль, но я видела по его глазам, что битва осталась за мной. Я решила добить его. - Знаете, это здание… Оно не принадлежит ни вам, ни даже директорам, - тихо, но очень четко проговорила я. – Им владеет Призрак, и все тут подчиняется воле хозяина. Вы бессильны против Него, комиссар. Вам не выиграть. Это Его территория. Это Его Опера. А я – Его женщина. - Это мы еще посмотрим! – вскричал Жиль и внезапно, больно сжав мне подбородок пальцами, впился поцелуем в губы. В первое мгновение я опешила от такой наглости, но быстро пришла в себя и укусила его за нижнюю губу. Жиль взвыл и отпрянул назад. - Чертова мерзавка! – закричал он, трогая окровавленную губу. Увидел на пальцах кровь и озверел окончательно. Хлоп! Звук пощечины выстрелом разнесся по комнате. Удар был такой силы, что у меня клацнули зубы, и зазвенело в ушах. Я изо всех сил сжала руку Эрика - так что ногти впились в кожу, - не позволяя ему выскочить из-под стола и растерзать комиссара на месте. - А теперь Он просто убьет вас, - спокойно сказала я, глядя снизу вверх прямо в искаженное бешеной злобой окровавленное лицо. Неизвестно, чем бы кончилось дело, но тут в дверь постучали. - Что еще? – раздраженно рявкнул Жиль. - К мадемуазель посетительница. Жиль выпрямился и поправил шейный платок. - Очень хорошо. Благодарю вас, мадемуазель за приятно проведенное время. Думаю, это не последняя наша встреча. - Как знать, - я слегка склонила голову и улыбнулась. – Всего вам хорошего. Жиль был у самой двери, когда я окликнула его. - Чуть не забыла самое главное, комиссар. Он оглянулся. - В чем дело? - Держите руку на уровне глаз. Комиссар рывком распахнул дверь. На пороге стояла мадам Жири.
Все даты в формате GMT
-5 час. Хитов сегодня: 14
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Спасибо! 
Если разобраться, они ему еще должны останутся! 
- вот и результат: у кого на лице, у кого на плече... короче, сама виновата... не спасет Призрака, что делать будет? повесится на собственной косе?
Так ему и надо, оболтусу!!! 
КристоБелл просто суперская!!! Н-да... чем же закончится эта безумная история?
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума